Во время кризиса Послоград раздирали страсти. Дайте мне три дня, подумала я, и я найду людей, верящих во что угодно: в то, что ЭзКел, или Эз, или Кел – мессия, или дьявол, или то и другое; что послы – ангелы или дьяволы; что ариекаи кончились; что наша единственная надежда – покинуть планету как можно скорее; что мы не должны улетать. То же и у ариекаев, подумала я и почувствовала грусть и надежду. Их Язык был не в силах сформулировать расплывчатую идею чудовищ и богов, столь распространенную в других культурах, и я вдруг отчетливо осознала, что все ариекайские сборища были для них все равно, что для нас – запретные культы. Присутствовала ли я на Танце Духов? Брен и ИллСиб покровительствовали тем, кто заглядывал на тысячелетия вперед, отчаянным.
Я наблюдала, как Испанская Танцовщица старался выразить меня, придать мне смыслы, отличные от меня прежней, заставить сравнения быть чем-то еще. Мы как та девочка, которой сделали больно в темноте и которая съела то, что ей дали, потому что мы… потому что мы как она, мы… нам больно… Он ходил вокруг меня кругами, и не спускал с меня глаз, и пытался объяснить, в чем он был такой же, как я.
– Почему план МагДа не сработает? – спросила я. – Знаю, знаю, но… просто скажите мне еще раз, почему мы не можем просто взять и продержаться до корабля.
Брен, Илл и Сиб переглянулись, решая, кто будет говорить.
– Ты видела, как ведет себя ЭзКел. – Это была Сиб. – Думаешь, не опасно продолжать в том же духе?
– И, среди всего прочего, – продолжил Брен голосом, в котором, если быть честной, звучало разочарование, – даже если бы ее план сработал, ты же видела, что бывает с ариекаями, если лишить их… дозы. А что будет потом, когда за нами прилетит смена? Когда мы улетим? – Он показал на Испанскую Танцовщицу. – Что будет тогда с ними?
20
Исчез еще один наш летун. Его команда посещала ближайшие к городу фермы, якобы по приказу ЭзКела, где просила – вернее, требовала – все, что нам было нужно: откажи нам фермеры, и мы в два счета могли снять приемники, – они это знали. Громкоговорители разбивали и больше не восстанавливали. Чтобы следить за этим, выпускали осокамеры.
Отряды милиции особого назначения подавляли последние очаги независимости на отдельных этажах посольства, где обитали скваттеры и их вожди, отказавшиеся от амнистии. Я была на баррикаде, сложенной из ломаной мебели, разной дряни и мусора из домов, ненужных машин; однако скрепленной не пластоном, как обычно, а, неизвестно для чего, быстро застывающим полимером, смолой, которая, затвердев, становилась твердой, как камень, и прозрачной, как стекло. Все слои нашей защиты были видны насквозь, словно мусор плавал в воде, а она вдруг взяла и застыла. В данный момент войны не было, и машины пропиливали в теле баррикады проход – косой клин, у-образную траншею с гладкими стенами, сквозь которые было видно все дерьмо. По краям прохода торчали фрагменты случайно разделенного лома.
Со мной был Симмон. Мы смотрели репортажи осокамер, статические картинки, которые прерывисто менялись на его наладонном экране.
– Что это? – спросила я. На экране был потерянный корвид. Мертвый. Земля вокруг него обгорела. Холмики на ней могли быть телами людей.
Мы прибыли туда быстро, с оружием, пройдя через дикую местность по тропам, протоптанным ариекаями, их животными и их зелле, а может, и одичавшими людьми, изгнанниками Послограда, скрывавшимися на близлежащих фермах. Нам не со всеми удалось установить контакт. Меня удивило, что я больше всего тосковала по невозможности флокинга. Я говорила себе, что дело, которым я занята сейчас, прямой наследник того крутого спуска по течению, который я называла флокингом, но это не помогало.
Корвид был размазан по земле. Мы прибыли к ужасному шапочному разбору. За работу принялись немедленно. Люди, которые сходили у нас за специалистов, собрали с каждого трупа образцы того, что могло оказаться следом от ожога или укуса. Трупы там были повсюду.
– О Господи, – выдохнул наш следователь. Он нашел Ло, часть посла ЛоГана. Его грудная клетка была обожжена и выпотрошена. – Это не результат аварии. При аварии так не бывает.
Визирь Жак лежал рядом; края его раны, место, где раньше была рука, не носило следов ожога или пореза, руку словно вырвали из тела, и оно истекло кровью. Вид у него был такой, словно он умер в чудовищных мучениях, пытаясь доползти до своей оторванной и выброшенной руки. Микробы, которые группа принесла внутри своих организмов, уже взялись за дело, ариеканский ландшафт добавил химических странностей, так что разложение здесь отличалось от разложения в Послограде.
Все были мертвы. В экспедиции участвовал редкий функционер-кеди. Зрелый женомужчина, которого я не знала.
– О Господи, это же Горри, – сказал кто-то. – Кеди будут…
Мы медленно переходили от трупа к трупу, оттягивая осмотр каждого следующего. Дул холодный ветер, пока мы перебирали останки наших друзей. Мы пытались их собрать: от некоторых нашлись только части; остальных завернули для отправки домой.
– Смотрите. – Мы восстанавливали ход событий, следуя знакам на перепаханной земле, читая их и иероглифы мертвых тел. – Здесь он упал. – Горячий зубастый снаряд вонзился в бок нашего летуна.
– Таких хищников не бывает… – начал кто-то.
– Но он упал достаточно медленно для того, чтобы все смогли выйти наружу. – Это сказала я. – Они вышли, а потом на них… на них напали.
Мы нашли остатки биомеханических яиц, добытых в последней поездке, белок и зародыши машин запеклись на земле. Команда возвращалась. Из-за эоли, которые были на нас, наши голоса гремели у нас в ушах, как будто каждый из нас разговаривал в одиночку. Везя мертвые тела домой, мы летели с карронадами наготове и высматривали ранчо, на котором побывала команда. Его выдал дым. Окружающие постройки были разрушены, ясли лежали в руинах. Одна хатка была еще жива, но страшно мучилась, а мы не имели понятия о том, как нанести ей удар милосердия, и могли только прикидываться, будто не замечаем ее боли.
Ариекайских мертвых мы не сразу нашли. Крааль был пуст. Животные цвета пыли разбежались, и наше появление спугнуло лишь похожих на бумагу падальщиков, которые сбивались в стаю, похожую на мыслящий дым.
Раздался выстрел, все с криками попадали на пол. Ружье завыло: оно было из сокровищниц Послограда, старая банши-технология, переделанная для людей. Оказалось, в воздух выстрелил офицер: он сделал это машинально, чтобы распугать мелкое зверье. Ариекайскую молодь бросили, и она плавала в бульоне из мертвецов. Это оказались тела их взрослых. Следы копыт были повсюду. Мы настроили камеры и направили их по тому, что казалось нам следом.
Из здания фермы выходила артерия толщиной в торс человека, она скрывалась в трубе, которая шла через каменистую пустыню к городу. Трубопровод был порван. Вредительский взрыв раскидал его плоть, земля под ним превратилась в трясину из грязи и околоплодных вод.
– Что это?
В дыре оказались органические отбросы. Скелеты, похожие на расплющенные ребра рыб; перепонки кожи между отростками; узелок замысловатых косточек. Останки спинного крыла. Мы подобрали этот маленький трофей. Позади нас выло последнее живое здание.
Мы установили громкоговорители на фермах, с которыми нам удалось войти в контакт, и передавали им голос ЭзКела, что должно было гарантировать поставку нам нужных продуктов, но стали возникать перебои. Теперь мы знали почему. Послав разыскные команды и камеры вдоль трубопроводов, мы обнаружили другие прорехи. Мы потеряли еще одного летуна, а потом команду офицеров, которых отправили за ним.
ЭзКел вышли в центр города для передачи. Их путь туда был обставлен со всей доступной в то время помпой. Тем из нас, кто еще делал вид, будто командует Эзом и Келом, досталось изрядно, особенно тюремщикам Эза, – пришлось наряжаться и идти на мероприятие. Уайат пошел с нами. Его наградили за участие в рождении ЭзКела: выпустили из тюрьмы, и он, хотя и под охраной, стал членом комитета. Ведь он был экспертом по антикризисной политике и больше не работал на Бремен, по крайней мере тогда. А со всем, что будет после, и разберемся после.
– Если бы он мог безнаказанно заставить нас тащить над ним балдахин, то и заставил бы, – тихо сказала я МагДа. Бог-наркотик вышагивал по городу, Эз – с опущенными глазами и без улыбки, Кел, бритоголовый, как всегда, со свежими татуировками, имитировавшими давно снятые швы, шел, подняв голову, и время от времени бросал энергичные, полные ненависти взгляды на Эза. – Эти двое скоро заставят нас таскать на собственных плечах их самих.
МагДа не улыбнулись. Наш дневной променад был в полном разгаре, мы шагали сразу за ЭзКелом в окружении ариекаев, которые, повинуясь приказу, выкрикивали нечто вроде приветствий. Маг и Да были в шоке. Мне хотелось сказать им, подождите. Все нормально. Есть другие. Есть люди и ариекаи, которые ищут выход. Но я не могла предать Брена, к тому же я знала, что он прав: это было рискованно, вдруг МагДа испугаются, узнав об этом.
– Я не знаю, – сказали мне МагДа. – Я совсем не знаю, что нам делать.
– Когда придет корабль.
– Придется экономить ресурсы, – сказал Кел, проглядев после выступления съемки из разрушенных ферм. ЭзКел настаивали на сокращении пайков рядовых жителей Послограда. На ближайшие плантации и туда, где производилась питательная смесь для города, были направлены целые отряды полиции. Нападения учащались. Каждую группу офицеров сопровождал посол, который обеспечивал контакт полицейских с теми, кого они должны были охранять.
– Все будет хорошо, – говорили ПорШа, собираясь. – Не в первый раз.
– Мы привыкли.
– Мы ведь и раньше ходили торговаться, ведь так?
– В город.
– И теперь пойдем.
Но теперь все было по-другому. Прежде, когда рушился весь наш мир, а с ним и Послоград, они и другие послы, из самых лучших, спасли нам всем жизнь своей отчаянной торговлей. Теперь они подчинялись приказам. Я всегда думала, что Кел в роли составляющей бога-наркотика Второго будет избегать активных действий. Но я уже привыкла ошибаться.