Приблизительно 24 лет, превосходного телосложения, тонкого интеллекта, хорошей памяти, амбициозный, жаждущий славы, мужественный и храбрый, презирающий опасность, очень вспыльчивый, широких взглядов, склонный к переговорам, в то же время непостоянный, он не держит данное слово, врожденный недостаток в людях этого народа»[372].
Не укрылась от взгляда наблюдательного кармелита и окружавшая Лжедмитрия обстановка: «Он не имел около себя верного человека: все, кто его окружал, были молодые Поляки… Москвичи были очень не лояльны к Принцу. Во время нашего пребывания было много заговоров против него»[373]. Не меньшее подозрение вызывало у кармелитов близкое окружение Лжедмитрия, особенно «первый Секретарь, который сейчас пользуется безграничным расположением и вершит все дела. Он принадлежит к польской нации, благородной семье; его зовут Станислав Бониский; он кальвинист. ‹…› Эта личность, в присутствии Принца и знатных московитов, высказывает страшные богохульства против Римской святой Церкви и против Высшего Понтифика, этими богохульствами он вдохновляет дух московитов против латинян и подтверждает их в схизме. Он предлагает еретические и позорные книги Принцу, которые содержат изречения, написанные некими еретиками против отцов-иезуитов»[374].
Павел-Симон сообщает Павлу V и еще одну интересную подробность из короткого «царствования» Лжедмитрия. «Упомянутый Секретарь беседует и содействует всем еретикам, которых очень много в этом городе, особенно немецких и английских. Они добились у Принца новых привилегий для себя, и он подтвердил те, которые уже получили при Борисе, и они содействовали тому, чтобы Его Высочество назначил 300 гвардейцев с тремя капитанами из их числа (людей) для охраны и эскорта его персоны»[375]. Кроме этого, Павел-Симон обращает внимание понтифика на положение Лжедмитрия и причины ненависти к нему. «Московиты мало верны Принцу. Много заговоров было против него во времени, пока мы находились здесь. Два были открыты. Последний был 15 дней назад[376]. Заговорщиками были три сенатора. Один из них очень содействовавший Принцу, так как он всегда был рядом с ним. Они пытались отравить его. Они движимы чувством ненависти, которую они естественно питают по отношению к полякам; и отчасти потому, что они боятся, что их заставят изменить свою веру, или, вернее, оставить свои заблуждения; потому что они настолько упрямы, что даже в присутствии великого князя говорят, что скорее умрут, чем изменят своим религиозным взглядам»[377]. Позднее, другой участник кармелитского посольства, о. Иоанн-Фаддей напишет: «В атмосфере московского двора чувствовался запах предстоящей гибели государя»[378].
Кармелиты, по их собственным словам, были «одержимы идеей» поскорее добраться до пункта назначения, так как выехали из Рима в конце весны 1604 г. Польские послы Н. Олесницкий и А. Гонсевский, отправленные в Москву Сигизмундом III, знали о том, что кармелиты везли письма от папы, императора, польского короля, поэтому ходатайствовали за миссионеров перед «императором». Содействие и поддержку кармелитам оказывала и будущая «императрица» – Марина Мнишек. Согласно запискам о. Иоанна-Фаддея, с которым Марина Мнишек достаточно близко сошлась, кармелиты познакомились с ней еще в Польше[379]. Марина просила кармелитов присутствовать на ее свадьбе, этого желал и Лжедмитрий. Однако кармелиты отказались от предложенной «чести»[380].
На отпускной аудиенции Лжедмитрий объявил, что они поедут в Персию вместе с Зайнуль Абдин-беком, который в качестве представителя персидского шаха «поздравлял» его с восшествием на престол. Лжедмитрий снабдил кармелитов надежными помощниками – тремя «благородными московитами» и переводчиком по имени Софроний, который хорошо знал польский, итальянский и греческий языки[381]. Кроме того, в Москве к кармелитам присоединился волох, греческой веры, хваставшийся, что хорошо знает турецкий язык. Лжедмитрий просил послов дождаться сборов его собственного посольства, но, по словам самих отцов, «они больше не думали ожидать решения проблемы посольства, которое должно было отправиться от царя Димитрия в Персию, но искали взаимопонимания с послом персидского короля, чтобы поскорее оставить Москву, где заговоры и государственные перевороты происходили беспрерывно»[382]. Тем не менее Лжедмитрий пояснил, что даже если кармелиты отправятся в путь с Зайнуль Абдинбеком, то все равно в Казани они должны будут дождаться приезда московских послов. Это объяснялось тем, что лед на Волге, по которой предполагалось сплавляться до Астрахани, вскры вался только в мае месяце.
Кармелиты выехали из Москвы 22 марта 1606 г. вместе с персидским послом Зайнуль Абдин-беком, с которым ехал один дворянин, которого король Польши отправил ко двору персидского шаха изучать язык и привычки страны[383]. До Казани посольский караван двигался на санях, регулярно меняя в каждом населенном пункте лошадей. 2 апреля караван прибыл в Казань, где был принят со всеми положенными великому посольству почестями.
Казань на рубеже XVI–XVII вв. являлась главной военно-оборонительной крепостью на восточной окраине государства[384]. Преобладающим населением было военное сословие, дети боярские, стрельцы, пушкари и татары, принявшие православие. Казанский белокаменный кремль был одним из самых мощных в стране. В кремле было 10 ворот с башнями, на которых несли посты дети боярские и стрельцы от 4 до 10 человек. В Казани, как и в других городах, служили два воеводы – больший и меньший. В их обязанности входил ежедневный объезд стен города с фонарями. При наступлении ночи все сторожевые ворота объезжались воеводой с боярскими детьми своего полка. Даже днем дежурные головы и дети боярские досматривали караулы[385]. Казань, находившаяся от Москвы всего лишь в 700 км, напряженно следила за событиями в столице. Достаточно сказать, Разрядные книги даже путают данные о воеводах в Казани в это время. По Разрядной книге 1475–1605 гг., изданной в 1994 г. под редакцией В.И. Буганова, воеводами Казани на 29 июня 1605 г., то есть уже после смерти царя Бориса, числились «князь Иван Иванович Голицын да Василей Яковлев сын Кузмин, да дьяки Алексей Шапилов да Петр Микулин»[386]. И.И. Голицын и второй воевода В.Я. Кузьмин-Караваев были воеводами в Казани с 1602 г., то есть они были назначены Годуновым. Известно, что князь И.И. Голицын, по прозвищу Шпак, поддержал Лжедмитрия I, но после его гибели присягнул В. Шуйскому. Однако в момент приезда посольского каравана Казанью управляли совсем другие люди. «Губернатор того города, который называется воеводой, был в Риме при Григории XIII и Сиксте V, счастливой памяти, а затем, опасаясь турок, он бежал в Московию и был сделан сенатором»[387]. В Разрядной книге за Смутное время читаем: «7113 (1605). В Казани воевода Степан Александров сын Волоской, да князь Михайло Самсонович Туренин, да дъяки И. Зубов, А. Евдокимов»[388]. Стефан (Степан) Александрович Волошский – легендарная личность. Воевода Стефан был незаконнорожденным сыном избранного молдавского господаря Александра Лэпушеяну[389] и единокровным братом Аарона Тирана. Мать Стефана приходилась двоюродной сестрой Ивану IV. По всей видимости, родился в 60-х гг. XVI в. В 1589 г. переехал в Рим, где обратился к папе Сиксту V за помощью, в результате принял като личество. В 1590 г. папа порекомендовал его Сигизмунду III и Яну Замойскому[390]. В середине 90-х гг. перебрался в Русское государство, вновь приняв православие. В Москве Стефан – «брат валахского господаря» – был принят на самом высшем уровне. Женился на дочери князя И.Ю. Булгакова-Голицына. В 1598 г. в чине московского дворянина подписывал грамоту об избрании на царство Бориса Годунова, а в 1602 г. был пожалован в бояре[391]. Назначение в Казань, на место своего шурина И.И. Голицына, было почетно, поэтому воевода Стефан не хотел, чтобы его заподозрили в связях с католиками. С другой стороны, известно, что в Русском государстве он оказался из-за «притеснений турок», поэтому воевода по-человечески сочувствовал бедствиям папских послов, но, кроме как оказывать им полагающиеся по статусу привилегии, ничем не мог помочь[392].
Монахи сетовали, что в узком кругу «губернатор» выказывает им «большую любовь», но публично ведет себя очень сдержанно. Более того, и Павел-Симон, и Зайнуль Абдин-бек были «заперты» каждый у себя в горнице и им не разрешалось выходить на улицу и общаться между собой. В то время как другие кармелиты с племянником персидского посла изучали персидский язык[393]. Несмотря на свою изоляцию, о. Павел-Симон сделал описание города. «Казань – большой город, где все дома деревянные. Прежде это была столица царей татарских. В настоящее время здесь обитают московиты. Здесь имеется в большом количестве хлеб, мясо, рыба, молоко и яйца, и все это Buon Mercato дешево… Нет вина или фруктов. Взамен есть хорошие дубильщики тонкой кожи