– Уже нет, – вздохнул Жак и снова принялся за работу.
– Знаешь, мне это как-то безразлично. Не понимаю, почему все смотрят на нее то с ужасом, то с состраданием, а то и вовсе взгляд отводят… Из-за того Кира и переживает. Похоже, она основательно похоронила всякие мысли о какой бы то ни было личной жизни, и я так и не смог толком понять – из-за увечья ли. А то у воительниц бывают такие ненормальные убеждения, что путь воина несовместим с замужеством и рождением детей… Почему-то для мужчин совместим, а для женщин, видите ли, нет!
– Это было бы печально, – согласился шут. – Я, конечно, точно не знаю, но подозреваю, что вы уже один раз таким образом обломались? А я-то сушил себе мозги, почему у вас тогда не сложилось…
– Вот это как раз не твое дело, – нахмурился король.
– Ладно, не мое. А как ваши успехи на этот раз?
– Говорю же, я не смог выяснить, как она относится к самой идее выйти замуж и иметь детей. Прямой вопрос мог быть воспринят как издевательство, а окольными путями ничего выяснить не удалось. Что ж, будем знакомиться ближе, привыкать друг к другу… Должно же мне хоть раз повезти в личной жизни!
– Согласен, – отозвался Жак с оптимизмом. – А что, вас действительно ни чуточки не смущает ее искореженное лицо?
– Жак, это просто смешно. Почему меня должны смущать такие мелочи? В конце концов, я всю свою жизнь каждый день вижу себя в зеркале, и за это время мое восприятие закалилось настолько, что меня трудно смутить каким бы то ни было недостатком внешности.
– Вечно вы преувеличиваете, – отмахнулся Жак. – Ничего такого особенного в вас нет. Просто у вас в семье все мужчины были красавцами, и вы среди них смотрелись не лучшим образом. Вот у вас и выработался определенный стереотип. Если бы вы росли при дворе вашего кузена Элвиса, вы бы считали себя неотразимым кавалером. Фигня это все. И вообще, вам Кантор что советовал? Вы пробовали беседовать с зеркалом?
– Да пошел он со своими советами, – фыркнул король. – Это он пусть Ольге советует. Я как-нибудь сам разберусь. Да и не подходят мне его советы. Данный метод основан исключительно на самообмане, и чтобы добиться какого-либо эффекта, я, получается, должен себя обмануть и заставить поверить в заведомую ложь. А я не тот человек, которого можно так просто обвести вокруг пальца.
Жак только вздохнул и, подняв крышку сковородки, стал переворачивать мясо.
– Что вздыхаешь? – проворчал Шеллар. – Хочешь возразить?
– Нет, – снова вздохнул шут, перевернул последнюю ножку и снова закрыл сковороду крышкой. – Просто подумалось, что в нашем мире с этим проще. Если человеку так уж решительно не нравится лицо, которое ему досталось от бога, он может пойти и сделать пластическую операцию, не задалбливая себя и окружающих.
– Если бы дело было только в лице… – Король замолчал, уныло уставившись в стол, потом вдруг оживился. – А что, у вас такое делают?
– О, чего только у нас не делают… У нас, между прочим, запросто сделали бы Кире новый глаз и все прочее, и была бы она ничуть не хуже прежнего. Вопрос только в цене.
– А если бы, допустим, это был не глаз, а, к примеру, конечность?
– Да запросто, хватило бы денег. С тех пор как белок научились синтезировать, это не проблема. А что?
– Ничего… Просто у меня была небольшая прореха в одной версии, и теперь она благополучно заделана. Все совершенно верно, моя гипотеза оказалась правильной, единственное противоречие снято. Я чувствовал, что оно устранимо. Раз оно было единственным, оно просто обязано было быть таковым. Жак, как ты думаешь, может, мы все-таки выпьем по рюмочке, пока мясо жарится?
– Подождите, – попросил Жак, возвращаясь к салату. – Я только перемешаю, заправлю и нарежу колбасы. И хлеба. Пять минут. А что за гипотеза?
– Помнишь, ты мне задал интересный вопрос? Ну, когда пришел меня навестить в первый раз?
– Насчет Кантора? И что?
– А то, что я проанализировал все, что мы о нем знаем, пришел к единственно возможному выводу, который просто сам напрашивался. Наш загадочный товарищ Кантор есть не кто иной, как тот самый Диего Алламо дель Кастельмарра, кабальеро Муэрреске. Если тебе что-то говорит это бесконечное имя.
– Что-то знакомое… – Жак отставил баночку с маслом и старательно наморщил лоб. – Кажется, был такой маг или что-то в этом роде? А он не пропал без вести?
– Почти, – усмехнулся король. – Только пропавшего мага звали Максимильяно Ремедио… и так далее. Мэтр Максимильяно, как его называли для краткости. Он даже как-то бывал у нас в гостях… Вернее, не у нас, а у мэтра Истрана, но это не существенно. Так вот, ты почти попал. Диего – внебрачный сын этого самого мага и Алламы Фуэнтес, опять-таки, если тебе что-то говорит это имя.
– Это, кажется, актриса? – с трудом припомнил шут.
– «Кажется»! Тоже мне, бард!
– Ваше величество, – взмолился Жак. – Не томите, скажите толком. Мы, простые бедные переселенцы, не сильны в генеалогии, и бесконечное имя нашего дона Диего… и так далее ничего нам не говорит.
– И не только тебе. – Король довольно улыбнулся и хитро уставился на своего шута. – Его настоящее имя мало кто помнит и в этом мире, поскольку все знали его в основном по прозвищу, которое было несравненно короче и удобнее для произношения. И, между прочим, та же несравненная мадам Аллама, будучи действительно замечательной актрисой, больше известна как мать Эль Драко, чем как актриса.
– Ё… – только и смог сказать Жак, падая на ближайший стул. – Не может быть!
– Очень даже может. Это иначе не может быть. Вот тебе и ответы на все твои вопросы. Где он тебя видел, почему он тебя прикрыл, откуда знал, что будет и почему у них с Ольгой стряслась такая пылкая любовь. И еще множество мелких деталей. К примеру, расположение мертвых пятен, которые видит Азиль, вполне соответствует тем увечьям, которые описывал ты. Пустой очаг – место, где раньше был Огонь. Его пристрастие к необычной музыке и Ольгиным необычным нарядам – то, что осталось от его прежнего мировоззрения. Он всегда любил все необычное. Ненависть к государственному гимну Мистралии… Ты хоть в курсе, за что в свое время посадили Эль Драко? Ему предложили написать новый гимн, а когда тот написал, начали давить, чтобы переделал, дескать, патриотизма мало и ведущая роль партии не подчеркнута. А он, как истинный бард, дерьма сочинять не умел, за что и поплатился. Гимн написали другие барды, и, разумеется, ничего хорошего у них не могло получиться, поскольку они старательно подчеркнули эту самую ведущую роль… Ну, и еще кое-что, но все сводится к одному. Ольга действительно встретилась со своим проклятием, и они действительно прекрасно ладят, что поразительно. Два таких, мягко говоря, не идеальных характера… Ну что, мы выпьем наконец? Мне интересно, какой у тебя на этот раз за самогон получился. На чем ты его настаивал?
– На кофейных зернах… – растерянно проговорил Жак после некоторой паузы, сваливая на тарелку нарезанную колбасу. – Ваше величество, а как же рука? Вы думаете, лечили его… у нас?
– А где же еще? И руку, и лицо. Только у вас могли налепить человеческую кожу вместо эльфийской, даже не поинтересовавшись, какой она была изначально. Потому, что в вашем мире все люди, насколько я понял, чистокровные.
– Не все, – возразил Жак. – Есть и смешанные… но, конечно, не с эльфами, это точно. Так вот почему у него лицо такое… наполовину небритое. А то, что Азиль видит как перерезанное горло?
– Ты же слышал его голос. По-твоему, он очень похож на классический баритон, которым славился Эль Драко?
– Понятно… Так что, выходит, он… Вот уж не думал, что наши наблюдатели начнут вербовать агентов из местных.
– Вот в том, что он ваш агент, я сомневаюсь… Жак, мы выпьем сегодня или нет?
– Да-да, конечно… – Жак поставил перед королем тарелку с колбасой и хлебницу и разлил по рюмкам самогон на кофейных зернах. – А почему сомневаетесь?
– Во-первых, если бы он имел постоянный контакт с вашим миром, он бы не ходил пять лет с такой особой приметой на физиономии. Уж, наверное, выбрал бы время исправить ошибку врачей и сменить кожу. Во-вторых, он бы все о тебе знал, а не строил гипотезы и не задавал глупых вопросов насчет того, каким вором ты был раньше. В-третьих, не падал бы в обморок от Ольгиного короткого платья и скудного белья. Да и на свидания шастал бы при помощи т-кабины, а не загадочного телепортиста, и появлялся бы где-то в городе, где эта самая кабина стоит, а не прямо у Ольги под дверью. Так что, я полагаю, сам он агентом не является. Возможно, он осведомлен о положении дел, но не более. Доступа к благам вашей цивилизации он не имеет. А вот твой загадочный дон Рауль, который так популярно и доступно объяснил тебе все об этом мире, не интересуясь, в свою очередь, твоим миром, как раз и вызывает интерес. Я все эти пять лет пытался его найти и все-таки, кажется, нашел. Есть в доблестном войске товарища Пассионарио странный человек по имени Амарго. Он не имеет звания, его права и обязанности неопределенны и смутны, он просто трется все время около лидера и имеет в подчинении небольшую группу агентов да пару полевых отрядов. И, что занятно, по описанию поразительно похож на твоего дона Рауля. Подчиняется он лично Пассионарио и только ему. Более того, есть у моего агента сильные сомнения насчет того, кто там кому в действительности подчиняется. Водится за товарищем Амарго множество безобидных странностей, одна из которых – исчезать и появляться внезапно, ни перед кем не отчитываясь, где он был и что делал.
– Так вы думаете, это он?
– Думаю, – кивнул король и поднял рюмку. – Твое здоровье.
Они выпили, синхронно взяли с тарелки по куску колбасы и некоторое время сосредоточенно жевали. Затем Жак вернулся к плите, а король продолжил:
– Говорят также, что Кантор ходит у него в любимчиках. И, скорее всего, именно этот товарищ и позаботился о том, чтобы наш увечный бард получил медицинскую помощь в вашем мире. Я, конечно, могу и ошибаться, но пока у меня вот такая версия. И мне очень хотелось бы с этим человеком познакомиться…