Ф р э н к (кричит в глубине дома). Alarm! Get up! Alarm![28]
Ю л и к а. What is it, Frank?[29]
Ф р э н к. The japs! Get up, alarm! The japs![30]
(Пауза. Магнитофон выключается, затем включается снова.)
Ю л и к а. Во сне его часто мучают одни и те же кошмары, будто японцы атакуют. Хотя в войну японцы досюда и не доходили. Трем японским подводным лодкам-малюткам каким-то образом удалось проскочить в Сиднейский залив, минуя заградительные сети, но две из них были расстреляны. Остатки подлодок выставили потом в Канберре на всеобщее обозрение. С тех пор прошло уже больше тридцати лет, но Австралия испытала тогда такое потрясение, от которого и доныне не смогла полностью оправиться… Я дала Фрэнку напиться, он выпил стакан холодного пива, на кухне, прямо как был, в пижаме, тотчас успокоился и снова заснул… (Пауза.) Да, по закону Фрэнк — мой муж, но я, как и прежде, принадлежу Генри. Эту свою исповедь я адресую одному тебе, Дежё, я наговорю на tape, втайне от всех, чтобы ни одна живая душа не услышала, да надеюсь, что никто и не услышит. А если Имре все же случайно вдруг прокрутит запись, то, думаю, достанет у него такта пропустить эту часть и никому не обмолвиться об этом, даже мне. Собственно, главное, — чтобы он не обмолвился об этом именно мне… Еще когда мы жили на Новой Гвинее, я была близка с Генри. Они с Фрэнком вместе работали, вместе коротали досуг, словом, были друзья — водой не разольешь. И тогда на Фрэнка ни с того ни с сего вдруг обрушилась болезнь, сделавшая его инвалидом. У него не было из близких никого, кроме нас, и, когда мы вернулись в Австралию, Генри уговорил, упросил меня оформить официальный брак с Фрэнком. Сам он, Генри, мол, все равно никогда не женится, а так, по крайней мере, и у меня будет своя крыша над головой, да и беднягу Фрэнка я смогу опекать… С тех пор прошло десять лет. Мы с Фрэнком удивительные супруги, которые живут под одной крышей, спят в одной постели, но ни разу не были близки как муж и жена… (Пауза.) А теперь, Дежё, я расскажу тебе, отчего все так сложилось в моей жизни, в чем первопричина моих несчастий, наконец-то открою тебе душу и, отбросив всякую сдержанность и ложную стыдливость, признаюсь в том, чего я никогда и никому не говорила: дело в том, что я с первой нашей встре…
(Запись обрывается. Пауза. Снова голос Юлики.)
Ю л и к а. Продолжаю беседовать с тобой на следующий, день. Сейчас я прослушала всю tape, от начала до конца, и оказалось, что на той фразе, где я собралась было открыть тебе свою самую сокровенную тайну, лента кончилась; мне бы надо перевернуть ее, а я не заметила. (Смех, кашель.) Так что все мои слова пошли на ветер и исповедь не состоялась. Пожалуй, это к лучшему, let’s forget it, забудем об этом. Повторить я ни за что не смогла бы… А все-таки, в чем же смысл моей жизни? А может, и не было в ней никакого смысла? Жизнь прошла-промелькнула, исчезла бесследно и безвозвратно, как и слова моего признания… (Кашляет.) Да, знаю, я слишком много курю, две пачки в день, если не больше. Бросить курить — воли не хватает, да и чего ради мне беречь свое здоровье?.. Меня вообще считают чокнутой: вместо того чтобы обслуживать одного мужчину, я состою прислугой при двоих. Потому что и Генри я точно так же, как и Фрэнка, обстирываю и обихаживаю, стряпаю на него, убираю и вожу еду на другой конец города, к заливу Botany, где некогда высадился на берег капитан Кук. Моя легковушка, наверное, сама могла бы отыскать туда дорогу. Эржи и мои друзья не слишком жалуют Генри. Он кажется им хвастунишкой, задирой и пьянчугой, за грубоватой внешностью они не хотят распознать его одаренность… Да что там, это еще лучший вариант, когда меня считают тронутой. В Будапеште в былые годы меня прорабатывали на общем собрании за то, что я вступила в связь с одним из товарищей по работе, к тому же человек он был женатый. Меня публично обвинили в безнравственности… (Приступ кашля, долгий, мучительный.) Наверное, я действительно аморальна. В моей жизни было много мужчин, попадались и семейные. Или же я сама изменяла мужу. Своему первому мужу — еще там, на родине, а теперь — Фрэнку. Да и мне, как правило, платили той же монетой. Наверное, и Генри тоже… (Кашель.) Ах, Дежё, ну почему ты не женился на мне?
(Пауза. Магнитофон выключают, затем опять включают.)
Э р ж и. А сейчас мы подробно расскажем, какое замечательное путешествие предприняли мы с Имре, и пусть все сохранится в записи. Мы ездили на север, к Great Barrier Reef, что по-венгерски означает Большой…
И м р е. Риф. Коралловый риф.
Э р ж и. Перелет уже сам по себе был чудом, первая посадка в Брисбене, а потом — в Таунсвилле.
И м р е. Эржи, расскажи про стюардессу.
Э р ж и. Ах да, стюардесса! (Смеется.) Блондинка, очень красивая молодая женщина с нежной бело-розовой кожей; когда она принесла кофе, Имре сказал ей; you are wonderful, — вы чудо как хороши. Она покраснела, поблагодарила за комплимент, а позднее, освободившись, снова подошла к нам. Как выяснилось, ее зовут Наташей, она русская по происхождению, но родилась здесь, в Австралии. Она показала нам фотографию своего жениха, он итальянец по национальности, коммерсант, торговец фруктами и поразительный красавец. Имре заметил при этом, что жених ее, должно быть, очень темпераментный мужчина…
И м р е. На что стюардесса опять покраснела до корней волос. (Смех.)
Э р ж и. Целые дни напролет мы плескались в море, вспоминали фильм «Волшебный автомобиль» или же до одури жарились на пляже. Я так обгорела, что у меня со спины клочьями сходила кожа. А по вечерам мы ходили в «Красный буйвол», ресторан, знаменитый своими бифштексами. Гость сам может облюбовать кусок мяса, который он хотел бы получить на жаркое.
И м р е. И взять к нему гарнира, зелени, салата сколько душе угодно, это входит в стоимость блюда.
Э р ж и. Имре, конечно, стал приударять за официанткой, ему не мешало, что та прихрамывала, каждый вечер он расточал ей комплименты, нахваливал ее платье и прическу… Потом мы возвращались в мотель и на сон грядущий выпивали по стаканчику — у меня или у него в номере.
И м р е. К сожалению, дальше выпивки дело не заходило. Никакого интима.
Э р ж и (смеется). Я доказывала Имре, что коль скоро нам обоим так хорошо, то лучше не рисковать: вдруг наступит разочарование.
И м р е. Great Barrier Reef — это длинная коралловая гряда протяженностью в несколько тысяч миль, опоясывающая северное побережье Австралии. Там и сейчас еще можно встретить затерянные в океане нетронутые островки и одиночные утесы, которые показываются на поверхности океана только во время отлива. Тогда их сплошь облепляют пестрые стаи птиц. Там я научился плавать под водой.
Э р ж и. Имре взял напрокат маску и кислородный баллон…
И м р е. И ласты. Как оказалось, научиться подводному плаванию совсем нетрудно, море там мелкое, вода теплая и кристально чистая. Я плавал часами и никак не мог наплаваться вдоволь в этом царстве причудливых водорослей, разноцветных, искрящихся коралловых рифов, фантастически пестрых рыб, раковин, медуз и электрических скатов. Хотите верьте, хотите — нет, но тот, подводный мир мне гораздо больше по душе, чем этот, наземный.
Ю л и к а. Ну, еще бы! Когда на дно опускаешься просто так, развлечения ради.
(Лай. Шум подъезжающего автомобиля.)
Э р ж и. Кто там?
Ю л и к а. Подумать только! Это же машина Эвы.
И м р е (пораженный). Эва? Каким ветром ее сюда занесло?
(Автомобильный гудок. Магнитофон выключается, пауза. Снова включается запись.)
И м р е. А теперь без дураков: чтобы ты не могла потом отпороться, немедленно повтори все в микрофон.
Э в а. Что именно?
И м р е. Что ты меня любишь без памяти. Именно ты, Эва, миссис Шерман. В девичестве Эва Денеш.
Э в а (мягко, покорно). Да, люблю.
И м р е. Эва Шерман, проживающая по адресу: Trafalgar Street, 8, Bronte, Waverley, New South Wales. Какой ваш почтовый индекс?
Э в а. Две тысячи двадцать четыре.
И м р е. Ты сама, по своей доброй воле, призналась сейчас, что любишь меня. Это произошло здесь, у меня в комнате, сегодня, восьмого мая… вернее, девятого, ведь полночь уже миновала.
Э в а. Да, все так.
И м р е. Ты посмела бросить меня самым бессовестным образом?
Э в а. Да, да.
И м р е. Но ты вернулась, потому что не можешь жить без меня.
Э в а. Это правда.
И м р е. Поэтому ты и примчалась сюда на уик-энд.
Э в а. Да, поэтому.
И м р е. И так все ловко устроила, что бывший муж твой на время забрал к себе детей. Ты наврала ему, что больна.
Э в а. Да, что я расклеилась.
И м р е. Вот именно: расклеилась.
И м р е. Так вот, теперь ты поняла, как мало у нас времени и как много мы упустили из-за твоих дурацких завихрений. Ты самая неразумная женщина на всем континенте, признаешь это?
Э в а. Да.
И м р е. Включая и Новую Зеландию.
Э в а. Согласна.
И м р е. И Новую Гвинею. И острова Фиджи.
Э в а. Да, и острова тоже.
И м р е. Во всей Океании!
Э в а. Во всей Океании.
(Магнитофон выключают. Пауза. Снова включают.)
И м р е. Одну минуту! Вернемся к самому началу, это очень важно. Каждое слово должно быть записано на ленту.
Ю л и к а (неодобрительно). К чему это, Имре?
И м р е. Я настаиваю на этом! Имею же я право хотя бы сейчас, по прошествии стольких лет, узнать, что, собственно, случилось!
Ю л и к а. Как там и что случилось, в точности этого никто не знает.
И м р е. Восстановим факты. Эржи, ведь именно ты нашла мою мать? Перед первым домиком пансиона, в палисаднике.
Э р ж и. Я бросилась туда на крик. Время, должно быть, близилось к полудню. И тут я увидела Чиллу; она лежала на траве, в неестественно изломанной позе, нога подвернута.
И м р е. Мама была в сознании?
Э р ж и. Она стонала и вскрикивала от боли. Сначала я подумала, что она споткнулась и подвернула ногу. И только потом до меня дошло, что она упала сверху, с балкона мансарды, или выбросилась…