Минут пять простоял на стоянке такси, машин не было. Автобусы шли все в сторону Измайлова. А собственно, что он теряет? Ведь это же здесь, рядом. Сначала так сначала. Родион загадал: если пойдет такси — он возвратится в центр, если автобус — поедет в Измайлово к родителям Тихонькина.
Подошел автобус.
IV
Олег не застал Родиона дома и теперь в раздумье стоял у его подъезда.
В полдень выглянуло солнце, в городе не чувствовалось приближения зимы. Снег стаял, было сыро, шумно. Он уже отвык от скрежета тормозов, грохота моторов, бьющего в нос запаха бензина.
Побродить? Или в клинику заскочить? Сюрпризом, посреди отпуска. Или...
«Нет, не будет этого, — приказал себе. — Завтра... Зачем откладывать? — опять засомневался. — Марина на спортивных сборах, и раз уж так сложилось с Родионом... Нет, не смей. Повторится то, что уже бывало». Он сунет Ирине Васильевне купленные в киоске цветы, а она сядет напротив и станет вязать. Шаль какую-нибудь. Как будто его нет. Сгоряча он будет пороть что-нибудь о демографическом взрыве или о муравьиных свадьбах. Потом, когда оставаться дольше будет неприлично, он начнет искать повод для новой встречи. Например, предложит ей серию походов в театр, поездок в заповедные места Подмосковья. «Не беспокойтесь, — покачает она головой. — Я привыкла быть одна. Мне не бывает скучно». — «Да я и не имею в виду, что вам скучно, — засуетится он. — Просто в Консерватории концерт. Моцарт, «Реквием». Или «Кармен» в Большом. Можно достать... Попытаться...» — «Не пытайтесь, — скажет она спокойно. — Я все это услышу по радио».
Если ей верить, она вообще ни в чем не нуждалась.
Олег поехал к себе, бросил чемодан, затем набрал номер Родиона. Никто не ответил. На телефонном аппарате, на стульях, на подоконнике лежал толстый слой пыли. Олег было снова дернулся к трубке, но раздумал и без звонка двинулся к Колокольникову.
Он шел не спеша, купил на Сретенке цветы, постоял около кинотеатра, разглядывая рекламу.
В Колокольниковом было тихо. Гул транспорта, проходящего по Сретенке, сюда не доходил. Олег шел, прижимаясь к дому, чтобы из окон его не было видно.
В стеклах ее квартиры блестело разноцветное солнце — синее, оранжевое, изумрудное. Он позвонил раз, другой, пряча за спину хризантемы. Наконец она впустила его.
И вот он сидел в зеленом кресле около журнального столика, а она вовсе не вязала, а кружила по комнате, то наливая воду в вазу, то принимаясь накрывать на стол. Он протестовал, а она убегала на кухню, лазила в буфет. Он глядел на ее располневшие руки, на светлые, чуть поредевшие волосы, которые она теперь зачесывала на прямой пробор так, что, подхваченные сзади, они спереди закрывали углы висков и уши, он узнавал серую, старившую ее шаль, в которую она куталась, сутулясь, отчего спина казалась круглой.
— Со мной случилась ужасная история, — остановилась наконец она. — В начале июля. Даже не знаю, как вам рассказать и надо ли. Нет, вам это неинтересно.
Он замотал головой, но она уже прервала себя:
— Лучше я вам Равеля сыграю.
Она села к роялю, начала, но тут же вскочила, оборвав, словно забыла продолжение.
— Это было утром, — сказала она торопливо. Пальцы ее касались шеи, лба. — Ну, часов в семь, полвосьмого... Нет, я же вам не объяснила... Соседка болела гриппом, высокая температура. Звонит мне и просит: «Выйдите посмотрите, стоит ли машина в гараже, — не могу встать». Я спросила, что стряслось. «Муж уехал к приятелям вчера вечером и не вернулся, — пояснила соседка. — Думала, он заночевал у Горина. (Это приятель, с которым они на юге в отпуске были вместе.) Там его тоже не оказалось. Уж и не знаю, что думать, — добавила она. — Зайдите ко мне, голубушка, пожалуйста, за ключами. Может, машина на месте. Когда вам удобно».
Ирина Васильевна терла виски, как будто смазывала их нашатырем. Веки ее подрагивали.
— Это все давно уже было, но я помню каждое слово. — Она прикрыла глаза, как будто увидела что-то.
— Что же произошло? — напомнил Олег. Теперь он смутно начал понимать смысл телеграммы Родиона.
— Она дала мне запасные ключи от гаража. Я взяла их и сразу же пошла.
— Это далеко?
— Не очень. Сретенский тупик. Я часто мимо прохожу. Там индивидуальные гаражи. Двадцать или больше. И света почти нет. Одна только лампочка на весь тупик. Она вот так раскачивалась, — Ирина Васильевна показала на часы, — как маятник. Соседка потом сокрушалась: мол, сколько раз требовали, чтобы освещение лучше было, а примут решение проводить электричество — все пайщики вдруг отказываются платить. Видите, как бывает?.. Владельцы машин, а на электричество жалели. — Она снова вскочила. — Да что это я! Вы, наверно, есть хотите. С поезда прямо? И кофе не пьете...
— Нет. Рассказывайте! Что же произошло?
— Боже, вы не представляете, как там было пустынно. Но я ведь ничего не боюсь. — Она посмотрела на него, как бы проверяя, верит ли он.
Конечно, он верил. Страхи, уложившие ее тогда в клинику, не имели отношения к внешней опасности.
— Я вошла в гараж, — говорила Ирина Васильевна. — Машины не было. Уж взялась за дверь, вижу — ее перекосило, как будто соскочила с одной скобы. Нащупала выключатель, зажгла лампочку внутри... — Она умолкла, не решаясь описать увиденное.
Он выждал, пока она успокоилась, остановился взглядом на фотографии Марины. Длинная, худущая, в балетной пачке. Такой она была, когда он ее увидел впервые.
— В углу, в сторонке, — продолжала Ирина деловито, — лежал Егор Алиевич, сосед мой. Он, знаете, маленький такой, щуплый. Поэтому он выглядел, как мальчишка, свернувшийся клубочком. Я решила, что он пьян и заснул. А когда подошла поближе, поняла, что он без сознания. Я только наклонилась, не стала его трогать. Я помнила, что нельзя в таких случаях...
— Испугались? — не удержался он.
— Не помню. Я спешила вызвать «скорую». А те уже сами вызвали милицию. Потом я позвонила соседке.
— Все это в прошлом, — остановил ее Олег. — Теперь уж разберутся. Главное, чтобы сосед остался жив.
— Нет, нет. Тут другое, — заторопилась она, удивленная его реакцией. — Его жизнь уже вне опасности. — Она поглядела на Олега. — Вы даже не представляете, как я была спокойна, они все удивились. Я у его жены Нины Григорьевны просидела до их прихода, Егора Алиевича увезли в больницу, а они-то долго там возились. Собаки, милиция, свидетельствование. И меня сразу же расспросили, что и как я увидела. На днях суд, и я — первая свидетельница. Сегодня утром я, правда... ну да ничего. Ведь теперь уж к концу дело идет. — Она вздохнула.
— А машина? — спросил Олег.
— Ну, ее сразу нашли. У них ведь французская.
— Французская? Откуда же?
— Егор Алиевич работал где-то в Африке одно время. Там и купил «ситроен».
— Глупо, — сказал Олег, — красть в Москве французскую машину.
— Машина не такая уж яркая. Серая или голубая, как и многие машины. И опять я причастна к этому.
— К поимке преступника?
— Нет, не к поимке. А к самому преступнику. Я его знаю. Но это не главное. Главное состоит в том, что я, кажется, последняя и видела его перед преступлением. И еще вот что поразительно... Вы меня слушаете?
— Конечно. — Олег стиснул ее руку, неловко погладил.
— Он вообще-то не похож на преступника. И, может быть, я участвую в какой-то страшной ошибке. Не дай бог наведу на ложный след. Как мне и быть... даже не знаю.
— Продолжайте, — подбодрил ее Олег, внутренне содрогаясь от того, что еще предстояло ему услышать. — Почему вы думаете, что видели преступника последней?
— Да, да. В этом вся и суть. — Она замолчала, потом почему-то оглянулась на дверь. — Накануне того утра, когда соседка попросила меня зайти в их гараж, я была у этих гаражей. Вечером. — Она снова оглянулась, словно опасаясь, не стоят ли за ее спиной. — Там, за гаражами, есть проходной двор. У меня был урок музыки на соседней улице. Я возвращалась. Около гаражей встретила сына моего другого соседа, Василия Петровича. Довольно известный врач-педиатр. С бородой, солидный такой. Он когда-то лечил Марину от свинки. И вдруг вечером, представляете, у гаража его сын — Никита. Я его еще мальчиком знала. Когда школу кончала, он в первый класс пошел. А теперь встретила взрослого человека.
— Ну и что же? — с досадой отозвался Олег. — Какое он имеет отношение к угону?
— В том-то и дело. — Ирина Васильевна наклонилась к Олегу. — В этом весь ужас, что он, этот парень, которого я знала мальчиком, он и есть преступник.
— Рахманинов?
— Ну да. Он избил, и машину угнал тоже он. Так считают. Подозрение падает на него. И я на суде должна все снова рассказать и о Егоре Алиевиче в гараже и о встрече с Никитой накануне, понимаете? А я и поверить-то не могу, что это он. Мне кажется, что допущена какая-то страшная ошибка. Машина у Рахманиновых своя, зачем же Никите брать чужую?
— Постойте, — остановил Олег поток ее слов, — я слышал об этой истории от одного знакомого в поезде... — Олег помедлил. — Рахманинова Сбруев защищает. Я о нем говорил вам.
— Так это я его и посоветовала взять Ольге Николаевне, матери Никиты, — вспыхнула она. — По вашей характеристике. Видите, как это все серьезно, — добавила она, — и я должна свидетельствовать. Так нелепо, не правда ли?
Олег кивнул.
— Я новый сварю, — показала она на его остывший кофе. — Сейчас, не беспокойтесь.
Олег встал, осматривая комнату.
Ирина вошла с подносом, зазвонил телефон.
— Алло, алло!.. Это ты, ты, милая? — возбужденно-громко заговорила она. — Жду тебя... Конечно. — Она засмеялась. — Без снотворных. Не волнуйся... Вот навестил Олег Петрович... Передам. Но ты сама... Надеюсь, зайдет посмотреть на тебя. — Ирина кивнула Олегу, адресуя сказанное ему. — До встречи... Марина прилетит утром. — Она подошла к Олегу.
Он молча наблюдал за ней.
— Я ее попросила. Мне будет спокойнее, если Марина дома. Но я ей, конечно, не позволю таскаться по судам.