— Наконец-то у меня есть какие-то определённые новости; и плохие, и хорошие. Испания не вступила в войну, но все средиземноморские порты закрыты для английских судов. Нам нужно добраться до Гибралтара.
— А что граница?
Стивен поджал губы.
— В деревне полно солдат и полицейских, всем распоряжаются двое из разведки, розыски ведутся повсюду. Они арестовали английского агента.
— Откуда ты знаешь?
— Мне рассказал священник, который его исповедовал. Впрочем, о самой дороге я даже и не думал. Я знаю — точнее, знал — другой путь. Посмотри внимательно вон туда. Видишь розовую крышу, а за ней горную вершину? И правее от них, за лесом — гору без растительности? Радуйся, это и есть граница, и там на склоне есть проход, тропа на Реказенс и Кантальопс. Мы перейдём дорогу как смеркнется и к восходу будем там.
— Можно мне снять шкуру?
— Нет, нельзя. Я чрезвычайно сожалею, Джек, но я не очень хорошо знаю дорогу — везде патрули, они ищут не только контрабандистов, но и беглецов — мы можем как раз на них и наткнуться. Это тропа контрабандистов, на самом деле она опасна, поскольку, если французы станут палить в тебя как в человека, то контрабандисты сделают то же самое потому, что ты похож на медведя. Но лучше эти последние: с контрабандистами можно договориться, с патрулём — нет.
Полчаса в придорожных кустах в ожидании, пока пройдёт длинный неспешный обоз артиллерийской батареи — пушки, повозки, маркитанты; несколько карет, одну из них тащила восьмёрка мулов в упряжи тёмно-красного цвета, несколько отдельных всадников; поскольку теперь, когда до границы уже рукой подать, их осторожность приобрела суеверный оттенок.
Полчаса, и затем через просёлок в сторону Сен-Жан де Л’Альбер. Выше и выше; спустя час луна осветила раскинувшийся перед ними лес; и с восходом луны с испанских равнин повеяло дыханием сирокко, словно из открытой печи.
Всё выше и выше. За последним сараем дорога сузилась до ширины тропинки, и им пришлось идти гуськом; впереди, на расстоянии шага маячил огромный узел на спине Стивена — тёмная тень, не более, и Джек чувствовал, как где-то внутри разгорается что-то похожее на ненависть. Он увещевал себя: «Узел тяжёлый, пятьдесят-шестьдесят фунтов — все наши пожитки; ему тоже пришлось нелегко эти дни, и ни слова жалобы; ремни врезаются в спину и плечи, они стёрты в кровь». Однако несгибаемая решимость этой неясной фигуры, движущейся равномерно и непрерывно и как будто без усилий, всегда слишком быстро, не останавливаясь ни на секунду — и невозможность сохранить темп ходьбы, заставить себя одолеть ещё сотню ярдов, равно как и попросить остановиться передохнуть — затопила его рассудок, оставив лишь жгучее раздражение.
Тропа вилась меж огромных древних буков, стволы которых серебрились в лунном свете; порой она разветвлялась, иногда совсем пропадала из виду; наконец Стивен остановился. Джек натолкнулся на него и замер, он почувствовал, как чья-то рука крепко схватила его за шкуру: Стивен оттащил его в непроницаемую тень упавшего дерева. В шёпоте ветра он различил равномерное металлическое позвякивание и, как только понял, что это патруль, то тотчас же позабыл о спёртом воздухе в шкуре и о невыносимом состоянии собственного тела. Время от времени раздавались приглушённые голоса, покашливание, позвякивание чьего-то мушкета о пряжку ремня, и наконец в двадцати ярдах от них прошли солдаты, спускаясь вниз по горному склону.
Та же сильная рука потянула его за шкуру, и они опять оказались на тропе. Опять этот бесконечный подъём; иногда через русло ручья, засыпанное листьями, иногда по открытому склону горы, такому крутому, что приходилось карабкаться на четвереньках; и этот сирокко. «Неужто это всё наяву? — спрашивал он себя. — Неужели это никогда не кончится?»
Буки уступили место соснам: сосновые иголки под ногами, как же больно! Бесконечные сосны на бесконечной горе, их шумящие верхушки склонялись от ветра в сторону севера.
Фигура перед ним остановилась, бормоча «должно быть, где-то здесь… вторая развилка … тут была яма углежога… лиственница с вывернутыми корнями, а в полом стволе — пчёлы».
На секунду, растянувшуюся на неопределённое время, Джек закрыл глаза — передышка — а открыв их снова, увидел, что небо впереди стало светлеть. Луна позади них погружалась в дымку, заполнявшую покрытые мраком извилистые долины далеко внизу.
Сосны. Неожиданно сосны исчезли — несколько чахлых кустарников, вереск, открытое пространство. Они оказались у верхней кромки леса, отрезанной словно по линейке. Оба стояли, молча осматриваясь. Прошли две-три минуты, и Джек заметил движение точно с наветренной стороны от них. Склонившись к Стивену, он произнёс: «Собака?» Неужели солдатам пришло на ум привести собаку? Неудача, поражение — после всего, что было?
Стивен взял его голову в руки и прошептал прямо в мохнатое ухо: «Волк. Молодой… молодая волчица».
Стивен по-прежнему медлил, осматривая кусты и лишённые растительности камни слева направо, от края до края, прежде чем вышел и по низкой траве приблизился к камню, установленному на самой вершине склона, прямоугольному камню с нарисованным на нём красным крестом.
— Джек, — сказал он, проводя его мимо пограничного знака. — Добро пожаловать на мою землю. Мы в Испании. Там внизу — мой дом; мы дома. Давай-ка я сниму эту морду. Теперь ты можешь дышать свободно, мой бедный друг. Под вершиной холма, рядом с теми каштанами, есть два родника, где ты сможешь вымыться и снять шкуру. Не могу передать, как я обрадовался, увидев эту волчицу. Смотри, вот её помёт, довольно свежий. Вне всяких сомнений, здесь они метят территорию: как у всех псовых, у них есть регулярные…
Джек тяжело опустился на камень, хватая воздух широко раскрытым ртом, наполняя оголодавшие лёгкие. Вернулась другая действительность — не только всеобъемлющее страдание.
— Метят территорию, понятно.
Земля у его ног резко обрывалась — почти пропасть — двумя тысячами футов ниже в утреннем свете простиралась испанская Каталония. Прямо под ними на выступающей скале — можно камнем докинуть — замок с высокими башнями; отроги Пиренеев длинными пальцами охватывали равнину и тянулись к горизонту, насколько хватало глаз; вдалеке виднелись прямоугольные поля, зелёные виноградники; сверкающая река загибалась влево, в сторону бесконечного морского простора; залив Росас и мыс Креус на конце его северного берега — родные места; обжигающий ветер теперь доносил запах соли.
— Я счастлив, что волчица тебя порадовала, — сказал наконец Джек голосом лунатика. — Наверное… наверное, они здесь большая редкость.
— Вовсе нет, дружище. Их тут штук двадцать — нельзя овец на ночь оставить. Нет. Её присутствие означает, что мы здесь одни. Вот этому я и радуюсь. Радуюсь. И всё же я думаю, нам надо спуститься к роднику: он вон под теми каштанами, на спуск уйдёт не более двух минут. Волчица может быть неопытной — видишь, вон она бежит в можжевельнике — а мне бы так не хотелось попасться теперь, когда мы уже дошли. Какой-нибудь случайный патруль, скорее douaniers[43], чем солдаты, какой-нибудь не в меру ретивый сержант с карабином. Подняться можешь? Боже, помоги мне — я едва ли.
Родник. Джек барахтался в нём, отмываясь холодной водой и песком; грязь уносило прочь потоком, а взамен прямо из скалы снова и снова текла свежая чистая вода. Джек блаженствовал, обсыхал на ветру и снова и снова погружался в воду. Его тело было мертвенно-белым там, где его не покрывали многочисленные ссадины, укусы и порезы; бледное, словно у трупа, лицо, отёкшее, распухшее от пота, поросло спутанной жёлтой бородой, покрасневшие глаза гноились. Однако в них светилась жизнь, сквозь физические страдания сиял искрящийся восторг.
— Ты сбросил от трёх до четырёх стоунов, — заметил Стивен, оценивающе глядя на его ляжки и живот.
— Уверен, что ты прав, — откликнулся Джек. — И девять десятых из них — в этой мерзкой шкуре; добрых три стоуна человеческого жира.
Кровоточащей ногой он пнул скомканную шкуру, пару раз обругал её и заметил, что, прежде чем её поджечь, нужно вытащить из неё бумаги.
— Как же она завоняет… Бог ты мой, как она уже воняет. Стивен, передай мне ножницы, пожалуйста.
— Возможно, шкура нам ещё пригодится, — сказал Стивен. — Давай-ка мы её скатаем и засунем под куст. Когда мы окажемся дома, я пошлю за ней.
— Далеко ещё до дома?
— Да нет же, — сказал Стивен, указывая на замок. — Он прямо под нами, примерно в тысяче футов отсюда — справа от того белой выемки на горе, это мраморный карьер. Хотя, боюсь, мы только добираться будем час … час до завтрака.
— Так это твой замок, Стивен?
— Именно, а это мой луг для выпаса овец. Только вот, — добавил он, разглядывая коровьи лепёшки. — Надо думать, эти французские мерзавцы из Ла Вей посылали свой скот сюда поедать мою траву.
ГЛАВА 5
Через три дня после прохождения тропика «Лорд Нельсон», судно Ост-Индской компании под командованием капитана Споттисвуда, возвращавшееся домой из Бомбея, попало в шторм, налетевший с запада; судно выстояло, но потеряло грот— и грот-брам-стеньги, всё что выше эзельгофта на бизань-мачте, при этом фок— и грот-мачты треснули, а такелаж крайне серьёзно пострадал. Кроме того, оно потеряло шлюпки, что были закреплены на запасном рангоуте, и большинство этого рангоута тоже; и учитывая, что дул ветер неблагоприятный для Мадейры, пассажиры в панике, а команда — на грани мятежа после длительного и неизменно неприятного плавания, мистер Споттисвуд изменил курс на Гибралтар, как раз у них под ветром, хотя, как и все другие капитаны, возвращавшиеся домой, испытывал крайнее нежелание заходить в любой военный порт по дороге. Как и ожидалось, из-за принудительной вербовки он немедленно потерял немало моряков английского происхождения — все отличные матросы — но, по крайней мере, отремонтировал корабль и в качестве слабого утешения взял на борт несколько пассажиров.