руль под ветром» до «фока-шкоты выбрать»; на палубе её кривлялись, и он услышал смех. Она шла этим галсом, пока не оказалась в миле от фрегата, ровно держа ход против волны — брызги так и летели через её форкастель. На носу фрегата показалось белое облачко, и, немного сдвинув трубу, Джек увидел, что у бизань-гафеля появился красный флаг. Он нахмурился: он-то по крайней мере попробовал бы триколор или, поскольку в этих водах попадались крупные американские фрегаты — звёздно-полосатый флаг; может, оно бы и не сработало, но попытаться стоило. «Беллона» же, со своей стороны, вполне могла безо всякого притворства поднять национальный флаг, чтобы показать себя французским судном и увести фрегат прочь.
Так она и сделала. Именно так она и поступила; матрос позаимствовал у него трубу и стал глядеть в неё, облизнув чесночным языком; потом сдержанно усмехнулся. Джек точно знал, о чём сейчас думает капитан фрегата: далеко под ветром — судно; вероятно — торговое, возможно, приз, но что именно за приз — нельзя сказать; на расстоянии в три четверти мили его курс пересекает французский корвет — не слишком хорошо управляемый, не очень быстрый, стреляющий по нему наугад. Несложное решение для простого разумом: и вскоре Джек увидел, как фрегат приводится к ветру. Лисели исчезли, и он повернул, чтобы преследовать «Беллону», поставив все стаксели. Он разберётся с французом и затем вернётся, чтобы взглянуть на предполагаемый приз.
«Да не видишь разве, что она нарочно обезветрила свои паруса? — вскричал Джек про себя. — Что ж ты, никогда раньше не видел этого старого фокуса?»
Корабли скользили прочь, всё дальше и дальше в море, фрегат — вздымая носом великолепную волну, разбегавшуюся за кормой, а «Беллона» — держась чуть дальше предела досягаемости его погонных орудий; и когда они оба превратились в белые пятнышки, а их корпуса исчезли за горизонтом на норд-норд-осте, Джек с трудом полез вниз. Матрос кивнул ему — сочувственно, но философски: с ним это случалось прежде, с Джеком происходило сейчас — одна из маленьких жизненных невзгод.
Когда стемнело, капитан Азема немного изменил курс, согласно полученным приказам, и ост-индский корабль пошёл по пустынному морю, прокладывая по нему медленную борозду — сотня миль за двадцать четыре часа, но фрегату его было уже не найти.
В конце этой борозды лежала Ла-Корунья; Джек не сомневался, что капитан Азема выйдет к берегу с точностью до мили: не только потому, что капитан Азема был заправским моряком, но и потому, что день за днём стояла неизменно ясная погода — прекрасная погода для наблюдений и определения местоположения.
Ла-Корунья: Испания. Но теперь, когда стало известно, что Джек — офицер, его ни за что не выпустят на берег. Если бы он не дал слово чести, капитан Азема велел бы заковать его в кандалы, и так бы он и сидел, пока его не отправили бы на «Беллоне» или каком-нибудь шасс-маре[53] во Францию: он был ценной добычей.
Следующий день прошёл без изменений: всё то же пустое море, купол неба с голубоватыми облаками. И следующий за ним день тоже едва ли отличался от предыдущего, разве что Джек подумал было, что заболевает инфлюэнцей, а в обеих мисс Лэмб обнаружилось некоторое кокетство — за ними ухаживали французский лейтенант и шестнадцатилетний волонтёр со сверкающими глазами.
Но в пятницу море просто кишело судами — весь океан был испещрён неряшливыми парусами ловцов трески, возвращавшихся домой от Ньюфаундленда; унюхать их по ветру можно было за милю. И среди рыболовецких судов — мулета с латинским вооружением, с кучей странных, вкривь и вкось поставленных парусов, чудноватое судно с архаичного вида носом, к тому же неприятное напоминание о том, что берег близко: эти бобовые стручки не годились для пересечения океана. Но, хотя и мулета не была лишена интереса для моряка, обычный куттер далеко с подветренной стороны полностью отвлёк на себя их внимание.
— Вы видите куттер, сэр? — спросил Пуллингс.
Джек кивнул. Парусное вооружение куттера было больше в ходу у англичан, чем у французов; использовались они и военным флотом, и приватирами, и контрабандистами, и теми, кто ловил контрабандистов: они были быстрые, манёвренные и мало подвержены сносу — могли идти очень круто к ветру. Торговцы использовали их редко. И именно это судёнышко торговым не было: да и какой торговец стал бы пробираться таким замысловатым курсом среди рыболовецких судов? И к королевскому флоту он тоже не принадлежал: как только на нём заметили «Лорда Нельсона», над гротом появился гаф-топсель, современный парус, не принятый на военно-морской службе. Это был приватир.
Капитан Азема тоже придерживался этого мнения. Он приказал выкатить и зарядить пушки по обоим бортам, но без особой спешки: куттеру приходилось лавировать прямо против ветра. Более того, по мере того как судно, постоянно меняя галсы, подходило всё ближе и ближе, стало ясно, что в недавнем времени ему досталось: на гроте были взяты два рифа — предположительно из-за каких-то повреждений; видимая поверхность паруса испещрена грубо залатанными дырами, ещё больше таких заплат было на стакселе, а кливер так и вовсе был изорван; корпус имел какой-то пожёванный вид, а один из семи небольших портов правого борта носил следы поспешного ремонта. Вряд ли его стоило серьёзно опасаться, но Азема в любом случае не собирался рисковать: он приказал натянуть новую абордажную сеть, приготовить заряды в большом количестве и поднять на палубу ядра; а его теперешний боцман с помощью всех ласкаров, которые были способны к работе, закрепил реи.
«Лорд Нельсон» был готов к бою задолго до того, как куттер выстрелил и поднял английский флаг, но отвечать сразу не стал. Азема взглянул на Джека с Пуллингсом.
— Я не прошу вас сойти вниз, — сказал он. — Но если вы попытаетесь их окликнуть или подать какой-нибудь сигнал, я буду вынужден застрелить вас.
Он улыбнулся, но за поясом у него было два пистолета, и он явно не шутил. Джек сказал:
— Конечно, — и поклонился. Пуллингс неуверенно улыбнулся.
Куттер теперь был прямо по курсу, его грот заполоскал; Азема кивнул рулевому. «Лорд Нельсон» немного повернул, и Азема сказал:
— Огонь.
Бортовой залп — только восемнадцатифунтовки — был дан, когда борт качнуло вниз; кучно пошедшие ядра чиркнули по воде совсем рядом с носом и бортом куттера с левой стороны и рикошетом пронеслись над палубой, добавив новые дыры к уже имеющимся в его парусах и сбив треть бушприта. Куттер, ошеломлённый приветствием, попытался поймать ветер и повернуть; но из-за недостатка места и с болтающимся кливером не смог пересечь линию ветра. Он увалился под ветер, разрядив при этом в «Лорда Нельсона» свои семь шестифунтовок, и повернул через фордевинд на другой галс.
На куттере понимали, что замахнулись на крепкий орешек, взять его было действительно сложным делом: половина бортового залпа вроде этого легко отправила бы его на дно; но, набрав ход, куттер обошёл «Лорда Нельсона» с кормы и выстрелил снова; словно танцуя, повернул через фордевинд и скользнул обратно, чтобы оказаться у его носа по правому борту. С двух сотен ярдов его шестифунтовки не могли повредить толстым бортам «Лорда Нельсона», однако они всё же посекли его такелаж, и было ясно, что куттер собирается продолжать в том же духе.
Но Азема не стал дожидаться этого. Пока куттер прошёл взад и вперёд, повернув для того, чтобы дать залп, Азема встал бортом к ветру, развернув судно на 90 градусов. Он пробежал вдоль орудий, поговорив с командиром каждого, и послал расчётливый бортовой залп в то самое место, которое куттер занимал двумя секундами ранее: словно благодаря волшебству, интуиции, умению читать мысли шкипер куттера положил руль под ветер в ту самую секунду, когда прозвучал приказ «Огонь!», вмиг развернулся и пошёл прямо на «Лорда Нельсона». Он повторил это пару минут спустя, но уже не с помощью волшебства, а скорее благодаря расчёту времени, которое потребуется канонирам, чтобы снова навести на него пушки. На куттере собирались идти на абордаж, и чтобы оказаться вплотную к носу «Лорда Нельсона», им оставался всего один короткий галс. Джек мог видеть людей на палубе куттера, с абордажными саблями и топорами наготове — их было двадцать пять-тридцать, и шкипера у румпеля — в другой руке он держал шпагу: через миг должны раздаться боевые крики…
— Огонь, — снова сказал Азема, и когда дым рассеялся, стало видно, что куттер потерял марсель, и тот теперь бессильно свисает через борт; капитана за румпелем уже не было, а на палубе кучей лежали люди: кто-то шевелился, кто-то нет. Куттер по инерции пронесло мимо носа «Лорда Нельсона», за пределы досягаемости следующего залпа; и теперь они быстро уходили прочь, стремясь проложить между собой и ост-индским судном расстояние в сотню ярдов прежде, чем неспешный поворот «Лорда Нельсон» позволит ему открыть огонь с правого борта.
Тем не менее куттер уцелел, хотя было трудно понять, как ему это удалось — слишком много вспененной воды взметнулось в воздух вокруг него, и Азема, которому не было особого дела до возможности взять или потопить противника, ограничился тем, что дал напоследок несколько выстрелов, прежде чем лёг на прежний курс. Спустя десять минут куттер поставил новый кливер и стаксель и начал уменьшаться, уходить всё дальше и дальше, и затерялся среди отдалённых рыболовецких судов. Джек потянулся за часами — у него было обыкновение отмечать время начала и конца схватки — конечно, никаких часов у него не было.
— Я думаю, это было безрассудно, аморально, — сказал Азема. — Представьте, он бы убил кого-нибудь их моих людей! Он заслуживает колесования. Мне следовало потопить его. Я слишком великодушен. Это не храбрость, это просто глупость.
— Я бы согласился с вами, — сказал Джек, — если бы было наоборот. Шлюп, который не сдаётся линейному кораблю, совершает глупость.
— Мы по-разному смотрим на вещи, — сказал Азема, всё ещё раздражённый из-за потерянного времени и повреждённого такелажа. — У нас разное соотношение сил. Но, по крайней мере, — к нему возвращалось хорошее настроение, — надеюсь, что ваши соотечественники дадут нам передохнуть завтра.