— Я должен подумать, — ответил Джек.
— Прошу вас, подумайте, подумайте, — сказал Каннинг. Тут в буфет вошло разом не менее дюжины гостей, и на этом частный разговор закончился. Каннинг вручил Джеку свою карточку, написав на ней адрес, и сказал, понизив голос:
— Я пробуду здесь всю неделю. Дайте мне знать в любое время — я буду вам крайне признателен.
Они расстались — точнее, их разделила толпа, и Джек пятился, пока не упёрся в окно. Предложение было настолько прямым, насколько позволяла деликатность по отношению к офицеру на службе; ему понравился Каннинг — он редко так сразу проникался к человеку симпатией при первом же знакомстве. Он, должно быть, необычайно богат: снарядить шесть или семь стотонных приватиров — огромное капиталовложение для частного лица. Размышления Джека, впрочем, носили скорее оттенок удивления, чем сомнения: честность Каннинга он не ставил под вопрос.
— Идём, Джек, идём же, — сказала леди Кейт и потянула его за руку. — Где твои манеры? Ты ведёшь себя как медведь.
— Милая Куини, — сказал он, неторопливо растягивая губы в широкой улыбке, — простите меня. Я задумался. Ваш друг Каннинг хочет помочь мне сколотить состояние. Ведь он ваш друг?
— Да. Его отец учил меня древнееврейскому… добрый вечер, мисс Сибил… очень богатый молодой человек, такой предприимчивый. Он тобой необыкновенно восхищается.
— Мне нравится его прямота. Он говорит на древнееврейском, Куини?
— О, едва-едва, только для бар-мицвы[63]. Он примерно такой же усердный ученик, как ты, Джек. У него много друзей в свите принца Уэльского, но пусть это тебя не пугает: он не любитель пускать пыль в глаза. Идём в галерею.
— Бар-мицва, — глубокомысленно повторил Джек, последовав за ней в переполненную галерею; и там, в обрамлении четырёх мужчин в чёрных сюртуках, он мельком увидел знакомое красное лицо миссис Уильямс. Она вся разряженная сидела возле камина, и было похоже, что ей жарко, а рядом сидела Сесилия; и какой-то миг он не мог совместить их с этим окружением: они принадлежали иному миру и времени, другой реальности. Свободных стульев подле них не было и места тоже. Леди Кейт направилась прямо к ним, попутно пробормотав ему на ухо что-то про Софию, но так тихо, что он не разобрал.
— Вы вернулись в Англию, капитан Обри? — осведомилась миссис Уильямс, когда он поклонился. — Что же, неплохо, неплохо.
— А где ваши остальные девочки? — спросила леди Кейт, оглядывая комнату.
— Мне пришлось оставить их дома, миледи. Фрэнки так простудилась, и София осталась сидеть с ней.
— Она не знала, что вы здесь будете, — шепнула Сесилия.
— Джек, — сказала леди Кейт. — Кажется, лорд Мелвилл подаёт сигнал. Он хочет поговорить с тобой.
— Первый Лорд? — воскликнула миссис Уильямс, приподнимаясь и вытягивая шею. — Где? Где? Который?
— Джентльмен со звездой, — ответила леди Кейт.
— Только на пару слов, Обри, — сказал лорд Мелвилл, — затем мне нужно идти. Вы можете зайти завтра, а не на следующей неделе? Это не нарушает ваших планов? В таком случае, доброй ночи… я так вам признателен, леди Кейт, — обратился он к Куини, посылая ей воздушный поцелуй. — Ваш самый покорный, преданный…
В лице и глазах Джека, когда он обернулся к дамам, явственно светилось восходящее к зениту солнце. По закону общественной метафизики сияние, исходящее от великого человека, оставило на нём свой след — так же, как и возможность лёгкого обогащения, обещанного молодым Каннингом. Он почувствовал, что владеет ситуацией, как бы она ни складывалась, несмотря на волков, рыщущих снаружи; его спокойствие удивило его самого. Какими были его чувства под слоем этой вовсю бурлящей радости? Он не мог разобрать. Столько всего произошло за последние дни — его старый мундир всё ещё пах порохом — и продолжало происходить, что он не мог определиться с чувствами. Иногда в сражении получаешь удар: это может быть смертельная рана, может просто ссадина, царапина — сразу не скажешь. Он оставил эти попытки и обратил всё своё внимание на миссис Уильямс, попутно про себя отметив, что миссис Уильямс из Сассекса и даже из Бата была совсем другим существом, нежели миссис Уильямс в аристократической лондонской гостиной: здесь она выглядела провинциально и немодно, да и Сесилия тоже, надо признать, с её оборочками и мелко завитыми кудряшками — хотя она на самом деле добрая и милая девушка. Миссис Уильямс об этом смутно догадывалась; она имела вид глупый, неуверенный и почти подобострастный, хотя Джек ощутил, что высокомерие тут тоже где-то недалеко. Заметив, что лорд Мелвилл был очень любезен, настоящий джентльмен, она сообщила Джеку, что читала о его освобождении в газете: она надеется, что его возвращение означает, что у него всё хорошо — но как случилось, что он оказался в Индии? Она-то сначала поняла так, что он отправился на континент вследствие некоторых… словом, на континент.
— Так и было, мэм. Мы с Мэтьюрином поехали во Францию, но этот подлец Бонапарт чуть нас не сцапал.
— Но вы же вернулись на ост-индском корабле? Я читала в газете — в «Таймс».
— Да. Он зашёл в Гибралтар.
— А, понимаю. Итак, тайна раскрыта: я знала, что рано или поздно доберусь до сути.
— Как поживает милый доктор Мэтьюрин? — спросила Сесилия. — Надеюсь, мы увидим его.
— Да-да, как дорогой доктор Мэтьюрин? — сказала её мать.
— Очень хорошо, благодарю вас. Он был в той комнате минуту назад, беседовал с главным медиком флота. Он замечательный друг: нянчился со мной, когда я так чертовски простыл в горах, и поил меня лекарствами по два раза в день, пока мы не прибыли в Гибралтар. Без него я бы до дома не добрался.
— Горы, Испания, — сказала миссис Уильямс с явным неодобрением. — Вы меня туда не затащите, вот что я вам скажу.
— Значит, вы путешествовали по Испании? — сказала Сесилия. — Наверное, это было ужасно романтично — руины, монахи?
— Да, руины с монахами там были, — ответил Джек, улыбаясь ей. — И ещё отшельники. Но самое чудесное, что я там увидел — это Гибралтарская скала в конце пути, похожая на льва, вставшего на дыбы. Это, и ещё апельсиновое дерево в замке Стивена.
— Замок в Испании! — вскричала Сесилия, хлопая в ладоши.
— Замок! — воскликнула миссис Уильямс. — Чепуха. Капитан Обри имеет в виду просто домик с таким причудливым названием, дорогая.
— Нет, мэм. Замок, с башнями, зубчатыми стенами и всем, что полагается. И мраморной крышей. Единственная причудливая вещь там — это ванна прямо возле винтовой лестницы, гладкая как яйцо — тоже мраморная и вырезана из цельного куска — потрясающе. А апельсиновое дерево росло во дворе, окруженном аркадами, как в монастырях — и там росли одновременно апельсины, лимоны и мандарины! Зелёные плоды, спелые плоды и цветы — все одновременно, и такой аромат. Вот это романтика, вам бы понравилось. Апельсинов было немного, пока я там гостил, а вот лимоны — каждый день. Я съел, должно быть…
— Надо понимать, доктор Мэтьюрин — человек состоятельный? — воскликнула миссис Уильямс.
— Точно, мэм. Потрясающее поместье в горах, там, где мы их перешли; овцы-мериносы…
— Овцы-мериносы, — повторила миссис Уильямс, кивая — она знала, что такие твари действительно существуют — кто бы ещё мог давать мериносовую шерсть?
— …Но его основные владения южнее, возле Лериды. Кстати, я не спросил о миссис Вильерс — как это невежливо с моей стороны. Я надеюсь, у неё всё хорошо?
— Да, да, она здесь, — не называя Диану по имени. — Но я думала, что он просто корабельный хирург.
— В самом деле, мэм? Тем не менее он — человек довольно состоятельный, к тому же доктор медицины — его очень высоко ценят в…
— Тогда как же он стал вашим хирургом? — спросила она в последнем приступе подозрительности.
— Разве есть лучший способ поглядеть мир? Просторно, удобно, и за всё платит король.
Это было более чем убедительно. Миссис Уильямс на какое-то время примолкла. Она слышала что-то о замках в Испании, но не могла припомнить, хорошо это или плохо: но точно что-то одно из двух. Вероятно, хорошо, судя по тому, как любезен был лорд Мелвилл. О да, очень хорошо — определённо очень хорошо.
— Я надеюсь, он нас навестит… то есть, вы оба нас навестите, — сказала она наконец. — Мы остановились у моей сестры Пратт на Джордж-стрит. Номер одиннадцать.
Джек рассыпался в благодарностях; к сожалению, он сам занят по службе и не может распоряжаться своим временем, но уверен, что доктор Мэтьюрин будет очень рад; он просит также передать поклоны мисс Уильямс и мисс Фрэнсис.
— Вы, конечно, слышали, что София… — начала миссис Уильямс, собираясь на всякий случай солгать, затем пожалела об этом, но не знала, как половчее вывернуться. — Что София… как бы это сказать… впрочем, ничего официального.
— Вон Ди, — шепнула Сесилия, толкая Джека локтем.
Она неторопливо шла по галерее между двумя высокими мужчинами: тёмно-синее платье, чёрная бархотка на шее, великолепная белизна декольте. Он успел забыть, что её волосы чёрные-чёрные, шея — длинная и изящная, а глаза на расстоянии — просто тёмные мазки. Следовало бы разобраться в своих чувствах: его сердце замерло, когда он искал пустое место подле миссис Уильямс, а теперь оно било тревогу — созвездие, целая галактика чувственных мечтаний пронеслась в его мозгу, вместе с чистым удовольствием видеть её. Как благородно она выглядела! Впрочем, она казалась не слишком довольной: отвернулась от того мужчины, что был справа, вскинув подбородок — слишком хорошо ему знакомо это движение!
— Джентльмен, с которым она идёт — это полковник Колпойз, шурин адмирала Хэддока, он из Индии. Диана остановилась у миссис Колпойз, на Брутон-стрит. Убогий, неудобный домишко.
— Какой красавец, — пробормотала Сесилия.
— Полковник Колпойз? — вскричала миссис Уильямс.
— Нет, мама, джентльмен в синем сюртуке.
— О нет, дорогая, — понизив голос, прикрывшись рукой и сурово таращась на Каннинга. — Этот джентльмен — е-в-р-е-й.