лым. Помоги только мне с косицей, будь так добр, и можешь отправляться на боковую. Мне надо назначить тебе помощника: ты слишком много работаешь.
— У тебя появились седые волосы, — сказал Стивен, заплетая косицу Джека.
— Тебя это удивляет? — спросил тот. Он прицепил саблю, сел на рундук и сказал: — Слушай, я чуть было не забыл. У нас сегодня был приятный сюрприз: к нам приезжал Каннинг! Помнишь Каннинга, того замечательного малого, который мне так понравился тогда, в городе — того, который предлагал мне приватир? У него тут выходили в море два торговых судна, и он приехал из Ноута, чтобы их проводить. Я пригласил его завтра на обед, и это, кстати, мне напомнило…
Это напомнило ему о том факте, что у него нет денег, и что придётся их где-то занять. При принятии командования ему заплатили за три месяца вперёд, но все эти затраты в Портсмуте — обычные подарки, чаевые и самая минимальная экипировка — поглотили более двадцати пяти гиней за неделю, не считая денег, занятых у Стивена.
Из-за этого он не смог запастись провизией, и это дополнительно усугубляло трудности управления «Поликрестом»: он почти не знал, каковы его офицеры вне службы. Он раз пригласил Паркера и сам однажды отобедал в констапельской, но едва ли обменялся больше чем дюжиной слов с Макдональдом и Алленом, например, не считая служебных вопросов — а это были люди, от которых, возможно, будет зависеть не только корабль, но и жизнь и репутация его самого. У Паркера и Макдональда были собственные сбережения, и приняли его хорошо; он же не мог отплатить им тем же. Он не поддерживал капитанское достоинство, а капитанское достоинство в некоторой степени зависело от состояния его кладовой — капитан не должен выглядеть бедняком, а его глупый, болтливый и напыщенный временный стюард назойливо напоминал ему, что в кладовой нет ничего, кроме хандредвейта[84] апельсинового джема — подарка миссис Баббингтон. «Где мне складировать вино, сэр? Как поступить с живым скотом? Когда привезут овец? Какие будут распоряжения Вашей чести по поводу клеток для кур?» Более того: вскоре ему предстояло пригласить на обед адмирала и других капитанов эскадры; а на завтра был зван Каннинг. При обычных обстоятельствах он немедленно обратился бы к Стивену: сам Стивен к деньгам был равнодушен и тратил очень мало, только на самое необходимое, и хотя он почему-то до сих пор имел настолько слабые представления о дисциплине, флотских церемониях, сложностях службы и необходимости принимать гостей, что, можно сказать, не имел их вовсе, он при первом же намёке на то, что традиция требует затрат, развязал бы кошелёк. Он вытаскивал деньги из каких-то странных ящиков и горшков, где они хранились Бог знает сколько времени, и при этом вёл себя так, словно Джек оказывает ему честь, занимая у него: при другом капитане от всех этих заначек очень скоро не осталось бы ни пенни. Эти соображения пронеслись у Джека в голове, пока он так сидел, постукивая по вытертой позолоте львиной головы, что венчала рукоятку его сабли; но что-то неуловимое, какой-то холодок или сдержанность, или его собственные душевные колебания удержали его от того, чтобы закончить начатую фразу, и он молчал, пока не доложили о спуске барки с «Мельпомены».
Это не был воскресный день, когда корабль открыт для посетителей, и их лодки и шлюпки с отпущенными в увольнение снуют туда-сюда; это был обычный будний день, матросы лазали вверх и вниз по такелажу и упражнялись с орудиями, возле «Поликреста» появлялись только провиантская лодка и лоцман из Диля, и всё же задолго до возвращения Джека весь корабль знал о предстоящем отплытии. Куда их направят — этого никто не мог сказать, хотя многие и пытались угадать (на запад, в Ботани-Бей, в Средиземное море — отвезти подарки алжирскому дею и освободить христиан из плена). Однако слух был так убедителен, что мистер Паркер приказал развести крыж на якорных канатах, выбрать их накоротко и, ввиду неприятного воспоминания о снятии с якоря в Спитхеде, стал гонять команду по местам для этого манёвра снова и снова, пока даже самый тупой не запомнил, где находится шпиль и где его место на вымбовке. Когда он встретил Джека, на лице его был явственно написан вопрос, хоть он и пытался сохранять бесстрастное выражение, и Джек, который заметил его приготовления, сказал:
— Нет-нет, мистер Паркер, можете вытравить канаты обратно, ещё не сегодня. Пожалуйста, попросите мистера Баббингтона пройти ко мне в каюту.
— Мистер Баббингтон, — заметил он. — Вы в отталкивающе грязном виде.
— Да, сэр, — сказал Баббингтон, который провёл первую собачью вахту на грот-марсе с двумя вёдрами отходов с камбуза, обучая ткача, двух кровельщиков (братьев, вдобавок весьма склонных к браконьерству) и не говорящего по-английски финна смазывать жиром стеньги, шкоты и бегучий такелаж вообще, и теперь был основательно перемазан негодным салом и снятым жиром из котлов, в которых варили солонину. — Прошу прощения, сэр.
— Будьте любезны отскрестись как следует, побриться — можете одолжить бритву у мистера Парслоу — затем наденьте выходную форму и возвращайтесь сюда. Мои лучшие пожелания мистеру Паркеру, скажите, что вы должны взять синий катер и отправиться в Дувр с Бонденом и ещё шестью надёжными людьми, которые имеют право на увольнение до вечерней пушки. То же передайте доктору Мэтьюрину, и я был бы рад видеть его сейчас.
— Слушаюсь, сэр. Благодарю вас, сэр.
Он снова повернулся к столу:
«Поликрест»
Даунс
Капитан Обри передает нижайшие поклоны миссис Вильерс вместе с огромным сожалением по поводу того, что дела службы не позволяют ему принять её любезное приглашение отобедать у неё в пятницу. Однако он надеется, что будет иметь честь и большое удовольствие нанести ей визит по возвращении».
— Стивен, — сказал он, подняв глаза, — я пишу Диане, что не могу принять приглашение: нам приказано выйти в море завтра вечером. Ты хочешь что-нибудь добавить или послать письмо? Баббингтон передаст наши извинения.
— Пусть Баббингтон добавит моё извинение — на словах. Я очень рад, что ты не сойдёшь на берег. Это было бы верхом безумия, когда всем известно, что «Поликрест» здесь на якоре.
Вошёл сияющий чистотой Баббингтон, на нём была рубашка с оборками и тонкие белые бриджи.
— Вы помните миссис Вильерс? — спросил Джек.
— О да, сэр. К тому же, я ведь вез её на бал.
— Она теперь в Дувре, в том доме, куда вы заезжали за ней — Нью-Плейс. Будьте любезны передать ей это письмо; и я полагаю, доктор Мэтьюрин хочет передать сообщение.
— Поклоны, извинения, — сказал Стивен.
— А теперь выверните ваши карманы, — приказал Джек.
Лицо Баббингтона вытянулось. На столе появилась небольшая горка различных предметов, частично обкусанных, и удивительное количество монет — серебряные и одна золотая. Джек вернул ему четырёхпенсовик, заметив, что этого прекрасно должно хватить на сырные пироги, посоветовал вернуться без потерь среди команды, потому что в противном случае ему придётся ответить за это, и отправил «вперёд на всех парусах».
— Это единственный способ удержать его от соблазна, — сказал он Стивену. — В Дувре, боюсь, слишком много падших женщин.
— Прошу прощения, сэр, — сказал мистер Паркер. — Человек по имени Киллик просит позволения подняться на борт.
— Конечно, мистер Паркер, — воскликнул Джек. — Это мой стюард. А, вот и ты, Киллик, — сказал он, выйдя на палубу. — Рад тебя видеть. Что это там у тебя?
— Корзины с провизией, сэр, — сказал Киллик, он тоже был рад видеть своего капитана. — Одна от адмирала Хэддока. Другая — от дам из Мейпса, точнее, от мисс Софи: свинина, сыры, масло, сливки, домашняя птица и всё такое — это из Мейпса; дичь от их соседа. Адмирал собирается покинуть имение, сэр. Там первоклассная упитанная косуля, всю неделю вялилась, и сколько-то зайцев и прочего.
— Мистер Мэллок, гордень — нет, двойной гордень на грота-рей. Поосторожней с этими корзинами. А в третьем тюке что?
— Ещё косуля, сэр.
— Откуда?
— Так это, она попала под колеса наёмного экипажа и сломала ногу, — сказал Киллик, глядя на стоящий вдалеке флагман с каким-то лёгким удивлением. — С полмили после поворота к Провиантскому мосту. Нет, вру — может, на фарлонг ближе к Ньютон Прайорс. Так что я её прирезал из жалости, сэр.
— А, — сказал Джек. — Корзина из Мейпса предназначена доктору Мэтьюрину, как я понимаю.
— Это всё вместе, — ответил Киллик. — Мисс просила передать, что поросёнок весит двадцать семь с половиной фунтов, и велела мне выложить окорока в бочонок сию же минуту, как я ступлю на борт, сэр. Маринад она послала отдельно, вот в этом толстом кувшине, зная, что он вам по душе. Белый пудинг — доктору на завтрак.
— Очень хорошо, в самом деле, замечательно, Киллик, — сказал Джек. — Отправь всё в кладовую. Понежнее с этой косулей — её ни в коем случае нельзя повредить.
«Подумать только, какое воздействие на сердце мужчины может оказать маринованное свиное рыло», — размышлял он, притворяясь, что рассматривает адмиральскую дичь — куропатки, фазаны, кулики, бекасы, дикие утки, свиязь, чирки, зайцы.
— Ты привёз что там оставалось из вина, Киллик?
— Так это, бутылки побились, сэр. Все, кроме полдюжины бургундского.
Джек прищурился, вздохнул, но ничего не сказал. Шесть бутылок — вполне неплохо, к тому же осталось кое-что из предназначенного для взяток на верфи.
— Мистер Паркер, мистер Макдональд, — сказал он. — Я надеюсь, вы доставите мне удовольствие отобедать завтра у меня? Я ожидаю гостя.
Они поклонились, улыбнулись и сказали, что счастливы принять предложение: Джек отклонил последнее приглашение констапельской, и от этого им стало как-то неуютно — нехорошее начало плавания.
Стивен в общем сказал то же самое, когда наконец понял, о чем речь.
— Да-да, конечно, очень признателен. Я просто не сразу понял, что ты хотел сказать.
— Хотя я всё сказал очень ясно, — сказал Джек, — любому было бы понятно. Я сказал: «не составишь мне завтра за обедом компанию? Будет Каннинг, и я пригласил Паркера, Макдональда и Пуллингса».