Проявив чудеса ловкости, Макдональд исхитрился подхватить падающий графин. Он поднял его и сказал:
— Если вы сможете отыскать целый стакан, доктор, я был бы счастлив выпить с вами глоток вина, и вновь обратить ваши мысли к Оссиану. Из того, насколько вы учтиво высказались о моём предке, становится совершенно ясно, что у вас самое утончённое чувство возвышенного; а возвышенный образ мыслей, сэр, это самое существенное доказательство достоверности Оссиана. Позвольте мне продекламировать для вас короткое описание зари.
И вновь синий свет пролился на палубу «Поликреста» и на задранные к небу лица вахты; но на этот раз его сносило на северо-восток, поскольку ветер поменял направление на прямо противоположное, принеся с собой мелкий дождь, который, впрочем, обещал усилиться; и на этот раз его появление почти сразу было встречено ружейной пальбой с берега — красные вспышки и отдалённое «бум-бум-бум».
— От берега отходит лодка, сэр, — крикнул дозорный с марса. И, парой минут спустя: — Эй, на палубе! ещё одна лодка, сэр. Стреляет по первой.
— Все наверх, паруса ставить, — крикнул Джек, и на «Поликресте» тут же всё оживилось.
— Эй, на баке, открепить вторую и четвертую. Мистер Рольф — стреляйте по второй лодке, пока мы подходим ближе к берегу. Стреляйте, как только они окажутся напротив, по высокой дуге. Мистер Паркер — марсели и нижние паруса.
Они были на расстоянии полумили, вне радиуса действия своих карронад, но как только корабль наберёт ход, дистанция быстро сократится. О, хоть бы одну длинноствольную погонную пушку! Прозвучала новая серия быстрых приказов — хриплые повторяющиеся раздражённые крики.
— Наверх, быстро, на гитовы, на рей, на рей — вы там выйдете на грот-марса-рей или как? Отдавай, лопни ваши глаза, отдать крюйсель. Выбрать шкоты. Живо поднимай, поднимай.
Боже, что за муки — как на торговце с неполной командой, как на каком-то дерьмовозе из преисподней. Джек сложил руки за спиной и отступил к поручню, чтобы не броситься разбираться с этими беспорядочными воплями на баке. Лодки теперь шли прямо к нему, со второй по первой стреляли два-три мушкета и несколько пистолетов.
Наконец боцман просвистел «Уложить снасти», и «Поликрест» дёрнулся вперёд, накренившись от ветра. Не сводя глаз с лодок, Джек сказал:
— Мистер Гудридж, приведите немного к ветру, чтобы канониру было удобнее наводить. Мистер Макдональд, стрелков на марс — огонь по второй шлюпке.
Теперь шлюп двигался, отходя от лодок немного вбок, но почти сразу же первая повернула к нему и прикрыла преследователя от огня.
— Эй, на шлюпке! — заревел Джек. — Держись подальше от моей кормы, греби к правому борту.
Слышали ли они, поняли или нет — но между шлюпками снова появился разрыв. Носовые карронады выстрелили — низкий грохот и длинные языки пламени. Он не видел, куда точно пришлись выстрелы, но на преследующую шлюпку они никак не повлияли: она всё так же вела оживлённый огонь. Снова выстрел — на этот раз он увидел всплеск воды на сером фоне волн — недолёт, но направление точное. Над головой раздался первый мушкетный выстрел, за ним одновременно грянули ещё три-четыре. Снова карронада, и на этот раз ядро перескочило через лодку: «Поликрест» продвинулся ярдов на двести-триста ближе, и ядро, должно быть, рикошетом пролетело у них над самыми головами, потому что их пыл начал угасать. Они ещё двигались вперёд, но после следующего выстрела развернули лодку, ещё раз пальнули наудачу из мушкета и быстро вышли из радиуса обстрела.
— Ложимся в дрейф, мистер Гудридж, — сказал Джек. — Обстенить крюйсель. Эй, в шлюпке! Назовите себя.
Из шлюпки — она была ярдах в пятидесяти — донеслась быстрая, неясная речь.
— Кто вы? — снова окликнул он, свесившись через поручень; по его лицу стекал дождь.
— «Бурбон», — слабо донеслось в ответ и, уже громко, — «Бурбон».
— Подходите с подветренного борта, — сказал Джек. «Поликрест» уже потерял ход и остановился, раскачиваясь вдоль и поскрипывая. Шлюпка подошла к борту, зацепилась за грот-руслень, и в свете боевых фонарей он разглядел тело, скорчившееся на корме.
— Le monsieur est touché[89], — сказал человек с багром.
— Он тяжело ранен — mauvaisement blessai[90]?
— Sais pas, commandant. Il parle plus: je crois bien, que c’est un macchabée à present. Y a du sang partout. Vous voulez pas me faire passer une élingue, commandant[91]?
— А?.. Parlez… позовите доктора.
Стивен увидел лицо раненого, только когда его перенесли в каюту Джека. Жан Онктиль — нервный, робкий и смелый одновременно, не очень решительный и несчастливый молодой человек; и он истекал кровью. Пуля задела аорту, и Стивен ничего, ничего не мог сделать: кровь вытекала наружу сильными толчками.
— Ему осталось несколько минут, — сказал он, обернувшись к Джеку.
— Так что, сэр, он умер через несколько минут после того, как его перенесли на борт, — сказал Джек.
Адмирал Харт крякнул и спросил:
— Это всё, что у него было?
— Да, сэр. Плащ, сапоги, одежда и бумаги: только они, боюсь, все в крови.
— Ну, пусть с этим разбирается Адмиралтейство. А вот как насчёт лодки с контрабандой?
Так вот почему у него плохое настроение.
— Я увидел лодку, когда находился на точке рандеву, сэр; до назначенного времени оставалось пятьдесят три минуты, и если бы я атаковал, то непременно опоздал бы — лавируя, я бы не смог добраться назад вовремя. Вы знаете, каков «Поликрест» в бейдевинд, сэр.
— А вы знаете поговорку про танцора и что ему мешает, капитан Обри? Кроме того, есть такая вещь, как скрупулёзность наполовину. Этот тип вовсе не прибыл на встречу: эти иностранцы всегда так себя ведут. Да и в любом случае, полчаса или около того... да точно не более получаса, даже с экипажем из старых баб. Вам известно, сэр, что шлюпки «Аметиста» перехватили того содомита из Диля, что направлялся в Амблетёз с одиннадцатью сотнями гиней на борту? Я просто из себя выхожу, как вспомню об этом… так неудачно всё вышло.
Он забарабанил пальцами по столу. «Аметист» крейсировал по приказу Адмиралтейства, сообразил Джек; адмиралу доля его призовых денег не полагалась, значит, Харт потерял около ста пятидесяти фунтов, и удовольствия ему это не доставило.
— Однако, — продолжил адмирал, — что упало, то пропало. Как только сменится южный ветер, я поведу конвой вниз по Ла-Маншу. Вы дождётесь гвинейских купцов и корабли из списка, который вам даст Сполдинг. Вам следует сопроводить их до мыса Рока, и я не сомневаюсь, что на обратном пути вы сможете исправить это маленькое упущение. Сполдинг передаст вам приказы, на этот раз без всяких железно установленных рандеву.
К утру ветер задул с вест-норд-веста, и на сотнях топов фор-стеньг зареял "Синий Питер"[92]: множество лодок заспешили к судам, перевозя капитанов торговых судов, их помощников, пассажиров и родственников из Сэндвича, Уолмера, Диля и даже Дувра, и многим пришлось заплатить грабительскую цену, когда сигналы с флагмана, подкреплённые настойчивыми пушечными выстрелами, дали понять, что время вышло, и что на сей раз это действительно отход. К одиннадцати часам вся флотилия, за исключением тех, кому случилось навалиться друг на друга, пришла в движение, разделившись на три колонны, или, скорее, кучи. В порядке ли, беспорядочно — всё равно они являли собой превосходное зрелище: белые паруса на сером фоне моря на протяжении четырех или пяти миль и высокое рваное небо — то серое, как вода, то белое, как паруса. К тому же впечатляющая демонстрация огромной важности торговли для острова; то, что могло бы послужить мичманам «Поликреста» уроком политической экономии, а также показать возможности среднего моряка избежать насильственной мобилизации — там были тысячи таких, уходивших невредимыми из самого сердца Службы вербовки.
Однако мичманы вместе со всей остальной командой присутствовали при порке. Была установлена решётка, подле неё стояли помощники боцмана, старшина корабельной полиции подвёл провинившихся: длинного парня, обвиняемого в пьянстве — джин, как всегда, проникал на борт с маркитантских лодок — а также обвиняемых в неуважении к офицерам, пренебрежении своими обязанностями, курении табака за пределами камбуза, игре в кости и воровстве. В таких случаях Джек всегда мрачнел и был недоволен всеми на борту, и правыми и виноватыми: он тогда казался выше своего роста, холоднее, и как будто уходил в себя; и тем, кто находился под его началом, он казался чудовищно жестоким, настоящим деспотом. Это было самое начало плавания, и ему следовало установить непререкаемую дисциплину; ему следовало укрепить авторитет своих офицеров. И в то же время ему надо было вырулить между неоправданной жёсткостью (хотя, в самом деле, некоторые из этих обвинений были достаточно обычны, что бы он ни говорил Паркеру) и фатальной мягкостью; и ему следовало сделать это тогда, когда он, по сути, был незнаком с тремя четвертями своих людей. Это была сложная задача, и лицо его мрачнело всё больше и больше. Он наложил дополнительные обязанности, запретил выдачу грога на три дня, на неделю, на полмесяца; назначил четырём матросам по шесть плетей, одному — девять, а вору — дюжину. Это было немного для регулярной порки, но раньше, на «Софи», они иногда месяца по два не доставали кошку из её красного суконного мешка. Это было немного, но даже и так было обставлено определёнными церемониями: зачитывание соответствующих статей Устава, барабанный бой, суровость сотни людей, собравшихся на палубе.
Уборщики прибрали палубу, Стивен отправился вниз, заклеивать пластырем и мазать спины тех, кого выпороли — вернее, тех, кто явился в лазарет. Матросы натянули рубахи и отправились работать, считая, что всё пройдёт после обеда и грога; сухопутные новобранцы, которых никогда раньше не пороли по-флотски, были впечатлены куда более — просто обессилены, а спину вора Карлоу кошка исполосовала и вовсе немилосердно: помощник боцмана был кузеном обворованного. Стивен снова поднялся на палубу — как раз перед тем, как людям дали сигнал к обеду — и, подойдя к первому лейтенанту, который расхаживал по палубе взад-вперёд, весьма довольный собой, сказал: