. Южное течение, предполагаю. За нами следует акула, голубая акула, carcharias. Наслаждается тёплой водой.
— Где? Ты её видишь сейчас? Мистер Парслоу, сбегайте за парой мушкетов.
— В тени под днищем. Но, без сомнения, сейчас снова появится. Время от времени я ей кидаю куски испорченного мяса.
Сверху донёсся сдавленный крик: один из матросов свалился с рея, хватая руками воздух; на мгновение он как будто завис, голова запрокинута, тело вытянуто — затем полетел вниз, быстрее, быстрее, быстрее. Он задел фордун, его отбросило в сторону от борта, и он плюхнулся в воду возле бизань-русленя.
— Человек за бортом! — закричали одновременно с дюжину матросов, бросая за борт разные предметы и бегая по палубе.
— Мистер Гудридж, приведите судно к ветру, будьте любезны, — сказал Джек, сбрасывая башмаки. Он нырнул с борта. «Как свежо — прекрасно!» — подумал он, когда пузырьки воздуха с шумом рванулись к поверхности мимо его ушей, и восхитительный вкус чистого моря заполнил ноздри. Он выгнулся, глядя снизу на подёрнутую рябью и сверкающую серебром гладь воды, и выскочил на поверхность, фыркая и мотая желтоволосой головой. Матрос барахтался ярдах в пятидесяти от него. Джек в плавании отличался скорее силой, чем изяществом — он плыл как собака за палкой, рассекал воду, подняв голову и плечи и не сводя глаз с цели — на случай, если матрос уйдёт под воду. Он подплыл к нему: широко распахнутые глаза, неузнаваемое лицо: ужас перед глубиной (как большинство матросов, он не умел плавать). Джек заплыл с другой стороны, ухватил его за основание косички и сказал:
— Тише, тише, Болтон. Держись.
Болтон извернулся и судорожно обхватил его. Джек пинком отбросил его в сторону и рявкнул прямо в ухо:
— Сцепи руки, дурак. Руки сцепи, говорю. Тут рядом акула, будешь плескаться — она тебя сцапает.
Слово «акула» достигло даже этого насмерть перепуганного, полупьяного, оглушённого разума. Болтон с такой силой сжимал руки, будто от этого зависело его спасение. Джек поддерживал его на плаву, и они то поднимались, то опускались на волнах, пока их не подобрала шлюпка.
Болтон, растерянный, пристыженный и ошалевший, сидел на дне шлюпки, выплёвывая воду; чтобы как-то скрыть своё смущение, он сделал вид, что впал в ступор, и его пришлось поднять на борт на руках.
— Отнесите его вниз, — сказал Джек. — Вы бы взглянули на него, доктор, окажите любезность.
— У него сотрясение в груди, — сказал Стивен, вернувшись на квартердек, где Джек обсыхал, опершись на поручень и с удовольствием наблюдая за ходом работ с бегучим такелажем. — Но рёбра все целы. Могу я тебя поздравить с его спасением? Шлюпка не успела бы. Такая находчивость, такая решительность! Я восхищён.
— Недурно вышло, да? — сказал Джек. — А вот это вообще отлично, — кивнул он на грот-мачту. — Если так и дальше пойдёт, мы завтра привяжем бентинки. Улавливаешь? Завяжем ботинки. Ха-ха-ха!
Он принижает свою заслугу из фанфаронства, из бахвальства? От смущения? Нет, решил Стивен. Это было так же искренне, как и его веселье по поводу глупого плоского каламбура, даже скорее потуги на каламбур, крайнего предела флотского остроумия.
— Тебе не было страшно? — спросил Стивен. — Там была акула, а ведь они известны своей прожорливостью.
— Акула?.. О, акулы большей частью вздор, знаешь ли: много шуму из ничего. Если в воде нет крови, они предпочитают объедки с камбуза. Раз на вест-индской базе я прыгнул за одним морским пехотинцем и плюхнулся прямо на спину огромной жуткой твари: так она и ухом не повела.
— А что, с тобой это часто случается? Ты не считаешь, что это важное событие в твоей жизни?
— Событие? Нет, что ты: ничего подобного. Болтон, кажется, двадцать второй, кого я вытащил из воды; или, может быть, двадцать третий. Ребята из Общества спасения утопающих даже однажды прислали мне золотую медаль. Очень любезно с их стороны; ещё и с таким лестным письмом. Я заложил её в Гибралтаре.
— Ты мне никогда не рассказывал об этом.
— Ты никогда не спрашивал. Но в этом ничего такого особенного, когда привыкнешь к тому, что они за тебя цепляются: какое-то время чувствуешь себя молодцом и героем, заслуги перед обществом опять же — это приятно, не отрицаю; но на самом деле в этом ничего такого нет, и это ничего не значит. Я бы за собакой в воду прыгнул, что ж говорить о матросе первого класса; да что там — если будет тепло, я даже за корабельным хирургом прыгну, ха-ха-ха! Мистер Паркер, думаю, мы можем сегодня вечером вооружить шкоты, а завтра первым делом вытащим обломок бизань-мачты. Тогда вы сможете привести палубу и всё судно в подобающий военному кораблю вид.
— В самом деле, сэр, сейчас тут полный развал, — сказал первый лейтенант. — Но я должен попросить у вас прощения, сэр, за то, что не встретил вас на борту должным образом. Могу я вас поздравить?
— Что ж, спасибо, мистер Паркер: матрос первого класса — ценный приз. Болтон — один из лучших по работе на верхних реях.
— Он был пьян, сэр. Я занёс его в мой список.
— Быть может, нам следует на этот раз посмотреть на это сквозь пальцы, мистер Паркер. Теперь вот что: одну ногу мачтового крана можно поставить здесь, другую возле люка, и оттяжку к третьему бугелю грот-мачты.
Вечером, когда стемнело уже настолько, что работать было нельзя, но ещё не настолько, чтобы спускаться вниз, Стивен заметил:
— Если у тебя вошло в привычку недооценивать спасения подобного рода, не окажется ли, что их никто не оценит? Что ты не получишь благодарности?
— Теперь, когда ты об этом заговорил, я думаю, что так и есть, — сказал Джек. — Но бывает по-разному: некоторые очень даже признательны. Бонден, например. Я его раз вытащил из Средиземного моря — думаю, ты это помнишь — и никто не проявлял такой признательности, как он. Но большинство, похоже, думает, что это так, ничего особенного. Да и я бы, наверное, так же к этому отнёсся, если бы только это не был близкий друг, который, зная, что это я, прыгнул бы в воду со словами «А, чёрт меня возьми! Я должен вытащить Джека Обри». Нет. В целом, — продолжил он задумчивым видом, — мне кажется, что если говорить о вытаскивании людей из воды, доброе дело — само по себе награда.
Они погрузились в молчание, думая каждый о своём, а кильватерная струя всё тянулась за кормой светлой полосой, и звёзды одна за другой зажигались над Португалией.
— Я решил, — воскликнул Стивен, хлопнув рукой по колену. — Я, наконец, решил — твёрдо решил, слышишь — что должен научиться плавать.
— А я верю, — сказал Джек, — что завтра свершится чудо претворения, и мы поднимем свои бентинки.
— Бентинки тянут, бентинки тянут, бентинки тянут вовсю, — проговорил Макдональд.
— Капитан доволен? — спросил Стивен.
— Он в восторге. Сейчас не тот ветер, чтобы проверить их, но ход существенно улучшился. Вы заметили, что судно движется гораздо легче? Возможно, казначей снова порадует нас своим присутствием. Слушайте, доктор, если этот человек ещё раз нарочно рыгнёт или поковыряется в зубах за столом, я его уничтожу.
— Теперь ясно, зачем вы чистите ваши пистолеты. Но я рад слышать то, что вы мне говорите о парусах. Возможно, будет меньше разговоров и шкимушках и утлегарях — кливер, бом-кливер, ну и в довершение кливерный кливер, прости Господи. Ваш брат моряк — отличный парень, каких поискать, но прискорбно склонен к жаргону. Какие изящные пистолеты, очень изящные. Можно взглянуть?
— Красивые, правда? — сказал Макдональд, передавая ему ящик. — Их сделал по моему заказу Джо Мэнтон. Вы интересуетесь такими вещами?
— Я давно уже не держал в руках пистолета, — сказал Стивен. — Да и рапиры тоже. Но когда я был моложе, то обожал и то и другое — как и сейчас, впрочем. Оружие красиво само по себе. Да и польза от него есть. Знаете, мы в Ирландии дерёмся на дуэли куда чаще, чем это делают англичане. Думаю, у вас так же?
Макдональд полагал что да, хотя горная Шотландия и отличается существенно от всего прочего королевства; но что доктор Мэтьюрин имеет в виду под словом «чаще»? Стивен сказал, что он имеет в виду двадцать или тридцать раз в год; на первом году университета он знавал людей, которые превосходили это число.
— К этому времени у меня появилось отчётливое желание — суетное, быть может — остаться в живых, и я достиг определённой сноровки в обращении с пистолетом и рапирой. У меня мальчишеское желание снова подержать их в руках. Ха-ха, кварта, терция, выпад, удар!
— Вы бы не хотели обменяться со мной парочкой ударов на палубе?
— Но это будет уместно? Мне ни в коем случае не хотелось бы показаться эксцентричным.
— О, да, да! Это обычное дело. На «Борее» я, бывало, давал мичманам уроки всякий раз, как только заканчивал учения с морскими пехотинцами; и один или два лейтенанта тоже неплохо бились. Идёмте, и пистолеты тоже захватим.
На квартердеке они начали обмениваться выпадами, топая и восклицая «Ха!»; вахтенные мичманы отвлеклись от своих обязанностей на лязг и звон стали, покуда их не прогнали обратно на посты, и лишь несколько счастливцев остались зачарованно наблюдать за яростным и стремительным мельканием клинков.
— Стойте, стойте! Всё, отставить, укладывай снасти, — вскричал Стивен, отступая, наконец, назад. — Я задыхаюсь, я без сил.
— Ну, — сказал Макдональд, — я уже минут десять как покойник. Я на одной силе воли держался.
— Вообще-то, мы тут оба трупы почти с начала схватки.
— Господи помилуй, — сказал Джек. — Я понятия не имел, что вы так свирепы, дорогой доктор.
— В настоящем деле вы должны быть чрезвычайно опасны, — заметил Макдональд. — Убийственно быстрый выпад — просто ужасно. Не хотел бы я драться с вами на дуэли, сэр. Можете назвать меня размазнёй, я не обижусь. Хотите попробовать пистолеты?
Джек, который наблюдал со своей стороны квартердека, был в совершенном изумлении: он понятия не имел, что Стивен умеет держать в руках клинок или заряжать пистолет, и уж тем более выбивать очки на игральной карте с двадцати шагов, хотя и очень хорошо его знал. Он был рад, что его друг проявил такое умение; рад воцарившейся почтительной тишине; огорчало его лишь то, что сам он не мог принять в этом участие, что он вынужден оставаться в стороне — капитан не должен состязаться; и он чувствовал какую-то смутную неловкость. Было что-то неприятное, даже змеиное в том хладнокровии, с которым Стивен встал в позицию, поднял пистолет, посмотрел поверх ствола своими бесцветными глазами и отстрелил голову червонному королю. Джек почувствовал, что его устои колеблются; он отвернулся посмотреть на свои новые бентинки, ровно наполненные, прекрасно тянущие. Финистерре должен сейчас быть с подветренной стороны, лигах в шестидесяти. Теперь надо будет около полуночи сменить курс — на ост, к Ортегалю и Бискайскому заливу.