Точно к восьми склянкам предполуночной вахты на палубе появился Пуллингс, толкая перед собой зевающего, с заспанными глазами Парслоу.
— Приятно, что вы так точны, мистер Пуллингс, — сказал штурман. — Я прямо засыпаю на ходу. — Заразившись от мичмана, он чудовищно зевнул и продолжил: — Что ж, принимайте вахту. Нижние паруса, грот— и фор-марсели, фока-стаксель и кливер. Курс норд-норд-ост, в две склянки изменить на ост. Заметив любой парус — доложить капитану. О, коечка моя зовёт меня. Доброй ночи вам. На этого мальчишку ведро воды бы вылить, — добавил он, двинувшись к люку.
Джек сквозь глубокий сон слышал, как сменилась вахта — шестьдесят человек, пробегающих по кораблю длиной в сто тридцать футов, вряд ли могут сделать это бесшумно — но это едва ли на румб сдвинуло его из глубочайшей степени забытья, даже наполовину не смогло пробудить его так, как смена курса, последовавшая через час. Он дрейфовал между сном и бодрствованием, чувствуя, что тело уже не так расположено относительно севера. И «Поликрест» теперь шёл полнее: он более не дёргался быстро и нервно вверх-вниз, а легко скользил, переваливаясь плавно и медленно. Никакого рёва и выкриков на палубе: Пуллингс повернул судно по ветру несколькими тихими приказами — всё по делу, без лишних слов; как ему повезло, что есть этот славный парень. Но что-то было не так. Реи обрасопили, послышался торопливый топот ног; через открытый световой люк он уловил несколько быстрых взволнованных слов и уже практически полностью проснулся и был готов, когда дверь открылась и возле его койки появился силуэт мичмана.
— Вахта мистера Пуллингса, сэр, он полагает, что слева по носу парус.
— Спасибо, мистер Парслоу. Сейчас подойду к нему.
Он достиг светлого пятна у нактоуза к тому моменту, когда Пуллингс соскользнул с марса по фордуну и с глухим стуком спрыгнул на палубу.
— Думаю, я засёк его, сэр, — сказал он, протягивая подзорную трубу. — Три румба слева по носу, где-то в паре миль от нас.
Ночь была тёмной; небо чистое, но по краям подёрнуто дымкой, большие звёзды казались золотистыми точками, а мелкие совсем исчезли; новая луна давно зашла. Когда глаза привыкли к темноте, Джек смог довольно отчётливо различить горизонт, чуть светлеющую полосу на фоне чёрного неба; Сатурн как раз погружался в неё. Ветер немного повернул к северу, усилился, и на гребнях волн замелькали барашки. Несколько раз ему казалось, что он поймал в подзорную трубу марсели, но всякий раз они снова растворялись и уже не появлялись снова.
— Должно быть, у вас хорошие глаза, — сказал он.
— Они выстрелили из пушки, сэр, я заметил вспышку; но не хотел вас звать, пока не удостоверился. Вон он, сэр, точно под блинда-реем. Марсели, может быть, крюйс-брамсель. Идёт в крутой бейдевинд, как я понимаю.
«Боже, я старею», — подумал Джек, опуская трубу. Потом он увидел его — призрачное пятно, которое не исчезло: померкло, но тут же появилось на том же самом месте. Белое нечто, видимое в трубу как бледная полоска — марсели, обрасопленные настолько круто, что наложились один на другой. И что-то белеет сверху — крюйс-брамсель. Идет правым галсом, круто к свежему северо-западному ветру; возможно, направляется на вест-зюйд-вест или немного южнее. Если они выстрелили из пушки, причём только раз — значит, судно не одно: очевидно, оно меняло галс, и его попутчики должны были сделать так же. Он поискал глазами на востоке и на этот раз заметил одно или два нечётких, но не исчезающих пятнышка. На этом курсе их пути пересекутся. Но как долго неизвестное судно будет идти этим галсом? Не особенно: под ветром у него мыс Ортегаль, скалистый берег с опасными рифами.
— Давайте повернём круто к ветру, мистер Пуллингс, — сказал он. И рулевому: — Круто на ветер, пока не заполощет.
«Поликрест» стал приводиться к ветру, звёзды поплыли по дуге, и он стоял, внимательно прислушиваясь и ожидая первого трепета парусов, означающего, что судно уже не может идти круче. Ветер теперь дул ему в левую скулу; до лица долетели брызги из-за борта, а впереди заполоскала шкаторина фор-марселя.
Джек взялся за штурвал и дал судну чуть увалиться.
— Туже выбрать булинь, — скомандовал он. — Мистер Пуллингс, полагаю, мы можем привестись ещё немного. Следите за брасами и булинями.
Пуллингс побежал по белеющей палубе на нос. Тёмная группа на форкастеле выбрала конец — «Раз, два, три, укладывай», и когда он вернулся на корму, снасти были натянуты и реи со скрипом повернулись ещё на несколько дюймов. Теперь они были обрасоплены максимально круто, и Джек раз за разом надавливал на рукоятки штурвала, преодолевая живое и сильное сопротивление и приводя судно всё круче и круче к ветру. Полярная звезда скрылась за грот-марселем. Круче, ещё круче: всё, это предел. Он даже не ожидал, что у «Поликреста» настолько хорошо получится. Не более пяти румбов относительно ветра, против прежних шести с половиной; и даже если его опять начнёт так же безбожно сносить, он всё равно сможет забрать ветер у незнакомца, лишь бы штурвал был в опытных руках, а брасопке уделялось самое пристальное внимание. Ему показалось, что и снос тоже стал меньше.
— Ну, вот так очень хорошо, — сказал он рулевому, вглядываясь в его лицо при свете нактоуза. — А, это Хейнс, понятно. Что ж, Хейнс, я вынужден оставить тебя на вторую смену у штурвала: тут нужен настоящий моряк. Так держать, ты меня понял? Ни на волос в сторону.
— Слушаюсь, сэр. Так держать.
— Продолжайте, мистер Пуллингс. Проверьте у орудий брюки и лотки для ядер. Можете отдать риф на грот-марселе, если ветер ослабеет. Если что-то изменится — позовите меня.
Он спустился вниз, натянул рубаху и бриджи и лёг в койку, листая «Флотский список» Стила; но не утерпел и вскоре снова оказался на квартердеке и стал расхаживать вдоль подветренного борта, заложив руки за спину и бросая взгляд в тёмное море при каждом развороте.
Два корабля, возможно три, меняют галс по сигналу. Они могут быть кем угодно — британскими фрегатами, французскими линейными кораблями, нейтралами. Но они могут быть и вражескими торговыми кораблями, выскользнувшими благодаря безлунной ночи; неосторожная вспышка света, когда второе судно поднялось на волне, делала предположение о торговцах более вероятным. Кроме того, военным кораблям несвойственно так разбредаться по морю. Он составит более полное представление, когда рассветёт. И в любом случае, каким бы галсом они ни шли, на рассвете у него будет преимущество — он будет от них на ветре.
Он смотрел за борт, смотрел на кильватерный след: снос под ветер, конечно, был, но куда меньше, чем прежде. Каждое бросание лага показывало неизменные три с половиной узла: мало, но сейчас и не нужно было больше. Он бы даже уменьшил парусность, если бы судно шло быстрее — из опасения оказаться к утру слишком далеко.
Далеко над морем на раковине «Поликреста» вспышка озарила небо, и секунды через полторы донеслось «бум» — они снова меняли галс. Теперь они с незнакомцем шли параллельными курсами, причем «Поликрест» имел преимущество наветренного положения в его самом чистом виде — он находился прямо против ветра относительно ведущего корабля из троицы. То, что есть и третий, было уже с полчаса как очевидно.
Восемь склянок. Скоро начнёт светать.
— Мистер Пуллингс, несите вахту. Убрать грот-марсель и крюйсель. Мистер Паркер, доброе утро. Прошу вас, пусть немедленно разожгут огонь на камбузе: люди должны позавтракать как можно скорее — основательный завтрак, мистер Паркер. Поднимите «бездельников». После этого можете начинать готовить корабль к бою: мы пробьём тревогу в две склянки. Где сменные мичманы? Старшина — немедленно идите и обрежьте их гамаки. Позовите главного канонира. Так, господа, — смятенным Россаллу и Баббингтону, — что значит ваше недостойное поведение? Не явиться вовремя на вахту? Ночные колпаки, грязные физиономии, Боже! Вы ленивые немытые салаги. А, мистер Рольф! Сколько картузов у нас наполнено?
Приготовления шли своим чередом, вахты поочередно позавтракали.
— Сейчас вы кой-чо увидите, кореша, — сказал Уильям Скрич, служивший на «Софи», поглощая еду — сыр и суп из концентрата. — Увидите, как Златовласка отмочит шутку с этими иностранерами.
— Да пора бы и увидеть это кой-чо, — заметил кто-то из новичков. — Где все эти золотые доллары, которые нам обещали? До сих пор было больше пинков, чем полупенсовиков.
— Они у нас точно под ветром, кореш, — ответил Скрич. — Всё, что от тебя требуется — помнить свои обязанности и поживее заниматься пушкой, и дело в шляпе.
— Лучше б я сидел дома за своим старым станком, — сказал ткач. — Ну их, эти золотые доллары.
Огонь на камбузе залили водой; печь зашипела и завоняла. У люков появились суконные завесы; каюта Джека исчезла, Киллик торопливо стаскивал своё барахло вниз, а плотники разбирали переборки; кудахчущие куры для офицерского стола в клетках отправлялись вниз; и всё это время Джек не сводил глаз с моря. Небо на востоке уже начало светлеть, когда явился боцман за уточнениями по поводу установки легвантов. Это не потребовало долгих раздумий, но когда Джек ответил и опять взглянул через борт, незнакомец был уже прекрасно виден: по мере приближения его чёрный корпус всё отчетливее проступал на тёмном серебре моря, где-то в миле по раковине правого борта. А за ним, далеко под ветром, два других. Невеликие ходоки, это ясно; хотя они несли много парусов, им сложно было догнать первое судно; на нём даже убрали нижние паруса, чтобы уменьшить их отставание, и теперь до них было, наверное, три четверти мили. У одного как будто аварийное парусное вооружение. Сунув подзорную трубу за пазуху, Джек поднялся на грот-марс. При первом же взгляде, как только он устроился понадёжнее и навёл фокус на ведущее судно, он сжал губы и тихо присвистнул. Тридцатидвух-, нет, тридцатичетырехпушечный фрегат, не меньше. Затем он улыбнулся и, не отрывая глаз от подзорной трубы, окликнул:
— Мистер Пуллингс, поднимитесь, пожалуйста, на марс. Вот, возьмите мою трубу. Что вы скажете об этом корабле?