Пост-капитан — страница 70 из 95

н увидел Паркера, разговаривавшего с лейтенантом морской пехоты, оба пристально разглядывали трёхпалубный линейный корабль на юго-западе, под всеми парусами и с лиселями справа и слева несущийся вниз по Ла-Маншу — белая пена от носового буруна вдоль бортов. Два мичмана, свободные от вахты, сидели на переходном мостке, занимаясь плетением из троса какого-то сложного предмета.

— Мистер Парслоу, — сказал Стивен. — Будьте любезны, спросите капитана, свободен ли он сейчас.

— Схожу, когда закончу здесь, — холодно ответил Парслоу, не двигаясь с места.

Баббингтон уронил свайку, с негодованием пнул Парслоу так, что тот скатился вниз по трапу, и сказал:

— Я схожу, сэр.

Через миг он прибежал обратно.

— У капитана сейчас плотник, сэр, но он сказал, что через пять минут будет очень рад.

«Очень рад» было сказано просто из приличия — очевидно, что у капитана Обри состоялся с плотником неприятный разговор: на столе лежал кусок гнилого дерева с вытянутым из него болтом, а выражение лица капитана было расстроенным и мрачным. При появлении Стивена он встал, пригнув голову под бимсом — неловкий, скованный, сконфуженный.

— Извините, что попросил об аудиенции, сэр, — сказал Стивен. — Но возможно, что сегодня ночью произойдёт мятеж, когда судно окажется возле французского берега. Они намерены отвести его в Сен-Валери.

Джек кивнул. Это только подтверждало его понимание ситуации — убитые, растерянные взгляды людей с «Софи», всё поведение команды, тридцатидвухфунтовое ядро, покинувшее свой лоток и катавшееся по палубе в ночную вахту. Его корабль разваливался под ногами, команда забыла, что такое долг и преданность.

— Вы можете мне сказать, кто у них вожаки?

— Не могу. Нет, сэр: вы можете назвать меня как угодно, но только не доносчиком. Я и так уже сказал более чем достаточно.

Нет так нет. Многие хирурги, имевшие касательство к обоим мирам, больше сочувствовали мятежникам: вспомнить только того человека в Норе или несчастного Дэвидсона, которого повесили в Бомбее. Даже Киллик, его собственный слуга, даже Бонден — они должны были знать, что что-то затевается, но никогда не донесли бы ему на своих товарищей, хотя были очень к нему близки.

— Благодарю вас, что зашли ко мне, — сказал он сухо.

Когда дверь закрылась за Стивеном, он сел, уронил голову на руки и предался своему несчастью, почти отчаянию — слишком много всего сразу, и теперь ещё этот холодный, враждебный взгляд: он горько укорял себя за то, что не воспользовался случаем принести извинения.

«Если бы я только смог это выговорить; но он был так краток и так холоден! Хотя, конечно, я вёл бы себя так же, если бы кто-нибудь назвал меня лжецом — такое нельзя стерпеть. И что это, Господи Боже, на меня нашло? Так вульгарно, необоснованно — так мальчишки обзываются — противно, не по-мужски. Впрочем, он меня продырявит, когда захочет. И опять же — на кого я буду похож, если внезапно начну унижаться, как только узнал, что он такой тёртый калач и так опасен?».

Однако и в эту минуту слабости часть его мозга активно работала над насущной проблемой, и он почти без всякого перехода пробормотал: «Боже, хорошо бы здесь был Макдональд». Не ради успокоения или совета: он знал, что Макдональд не одобряет его — но лишь за недостаточную эффективность управления. Макдональд был настоящим офицером; этот щенок Смизерс им не был. Но всё же на что-то и он мог сгодиться.

Он позвонил в колокольчик и сказал:

— Позовите мистера Смизерса. ...Садитесь, мистер Смизерс. Будьте любезны, перечислите мне поимённо ваших морских пехотинцев. Прекрасно, и, конечно, ваш сержант. Теперь послушайте, что я вам скажу. Задумайтесь как следует о каждом из этих людей — очень хорошо подумайте — и скажите мне, на кого можно положиться, на кого нет.

— Как же, на них на всех можно положиться, сэр, — воскликнул Смизерс.

— Нет-нет. Думайте, думайте, — сказал Джек, пытаясь пробудить в этом розовощёком, глупо ухмыляющемся человеке хоть какое-то чувство ответственности. — Думайте, и ответьте мне, действительно обдумав ваш ответ. От этого очень многое зависит.

Взгляд его был пронзительным и жёстким — это подействовало. Смизерс заволновался и взмок. Очевидно, он действительно напряг мозги; его губы шевелились, проговаривая список, и через некоторое время он ответил:

— Совершенно надёжны, сэр. За исключением человека по имени… у него то же имя, что у меня, но никакой не родственник, конечно — папист, из Ирландии.

— Вы отвечаете за свои слова? Вы ручаетесь головой за то, что говорите? Головой ручаетесь, я вас спрашиваю?

— Да, сэр, — сказал смертельно напуганный Смизерс, таращась на него.

— Спасибо, мистер Смизерс. Вам запрещается передавать наш разговор кому бы то ни было. Это прямой, не допускающий иного толкования приказ. И вы не должны демонстрировать озабоченность. Попросите мистера Гудриджа подойти ко мне немедленно.

— Мистер Гудридж, — сказал он, стоя возле стола с картами, — будьте так любезны, укажите наше местоположение.

— Точное, сэр, или в пределах одной-двух лиг? — спросил штурман, наклонив голову и прищурив левый глаз.

— Точное.

— Тогда мне нужно принести курсовую доску, сэр.

Джек кивнул. Штурман вернулся, прикинул расстояния и курсы и поставил на карте пометку.

— Здесь, сэр.

— Ясно. Мы идём под нижними парусами и марселями?

— Да, сэр. Мы договорились идти малым ходом, чтобы оказаться на месте к воскресному приливу, если помните, чтобы не болтаться там поблизости — нас слишком легко узнать.

— Полагаю… полагаю... — проговорил Джек, изучая карту и курсовую доску. — Полагаю, что мы ещё успеем захватить прилив сегодня вечером. Что скажете, штурман?

— Если удержится ветер, сэр, тогда да, но всяко если поторопимся. Но за ветер я бы не поручился. Барометр пошёл вверх.

— Мой — нет, — сказал Джек, взглянув на барометр. — Я хочу поговорить с мистером Паркером, будьте так добры; а тем временем было бы неплохо поднять на марсы лисели, брамсели и трюмсели.

— Мистер Паркер, у нас назревает мятеж. Я намерен ввести «Поликрест» в бой как можно скорее, чтобы разрешить эту ситуацию. Мы поставим все паруса, чтобы достигнуть Шолье сегодня ночью. Но до этого я должен буду поговорить с людьми. Пусть главный канонир зарядит два крайних кормовых орудия картечью. Офицерам собраться на квартердеке в шесть склянок — через десять минут — с личным оружием. Морским пехотинцам построиться на форкастеле с мушкетами. До этого времени никто не должен выказывать спешки или волнения. Когда команда соберётся, развернуть орудия вперёд и поставить у них по опытному мичману. После того как я поговорю с командой и мы поставим паруса — не бить и не трогать никого до получения дальнейших распоряжений.

— Могу я высказать одно соображение, сэр?

— Благодарю вас, мистер Паркер, нет. Это мой приказ.

— Хорошо, сэр.

Он не доверял суждению Паркера. Если бы он у кого и спросил совета на этом корабле — то у Гудриджа. Но это была его ответственность как капитана корабля и ничья больше. В любом случае, он чувствовал, что знает о мятежных матросах больше, чем кто-либо на квартердеке «Поликреста»: будучи разжалованным мичманом, он послужил матросом на недовольном корабле на Кейптаунской базе и знал вопрос с другой стороны. Он был очень расположен к простому матросу, и если не знал наверняка, что пройдёт в переговорах с нижней палубой, то по крайней мере точно знал, что не пройдёт.

Он взглянул на часы, надел парадный мундир и поднялся на квартердек. Шесть склянок утренней вахты. Офицеры собрались вокруг него, молчаливые и суровые.

— Будьте любезны, мистер Паркер — всех на корму, — сказал он.

Визг дудок, рёв команд в люки, топот ног, красные мундиры проталкиваются вперёд через толпу. Тишина, только риф-сезни хлопают над головой.

— Матросы, — сказал Джек. — Я, чёрт возьми, прекрасно знаю, что происходит. Я, чёрт возьми, прекрасно знаю, что происходит — и я этого не допущу. Ну и простачки же вы, чтобы слушать кучку салаг-законников и политиканов, речистых и складно врущих малых. Некоторые из вас уже всунули головы в петли. Я сказал — головы в петли! Вы видите там «Виль де Пари»? — все головы повернулись посмотреть на линейный корабль на горизонте. — Мне стоит лишь подать сигнал ему или полудюжине других крейсеров, и вы отправитесь на рей под «Марш негодяев». Чёртовы идиоты — слушать такие разговоры. Но я не собираюсь сигналить ни «Виль де Пари», ни какому другому королевскому кораблю. Почему нет? Потому что «Поликрест» этой самой ночью пойдёт в дело, вот почему. Я не собираюсь признаваться всему флоту, что на «Поликресте» кто-то боится драки.

— Это верно, — послышался голос — Джо Плейс с разинутым ртом, впереди строя.

— Это не из-за вас, сэр, — добавил кто-то другой, невидимый. — Это из-за старого Паркера, собака он грёбаная.

— Сегодня ночью я собираюсь повести «Поликрест» в дело, — продолжал Джек под усиливающийся осуждающий ропот. — И собираюсь вломить французам в Шолье, в их собственном порту, слышите меня? Если здесь есть хоть один человек, который боится драки, пусть лучше сразу скажет. Есть здесь кто-нибудь, кто боится драки?

Неразборчивые голоса, но не враждебные; кое-где смех, и снова выкрики «эта грёбаная собака».

— Тишина везде! Что ж, я рад, что таких нет. Среди нас всё ещё есть не очень умелые моряки — посмотреть только на этот уродский линь — и некоторые, кто слишком много болтает, но я никогда не думал, что на борту есть трусы. Пусть про «Поликрест» говорят что угодно — что он медленно поворачивает оверштаг, что на нём не сворачивают марсели как на картинке; но если скажут, что он пугливый или боится драки — да пусть у меня глаза лопнут. Когда мы схлестнулись с «Беллоной», не было ни одного простого матроса, который не исполнял бы свой долг как лев. Так что мы войдём в Шолье, слышите, и вломим Бонапарту. Вот это самый верный способ закончить войну — самый верный, а не то, что вам говорят всякие камбузные вояки и умники — и чем скорей всё это закончится и вы сможете отправиться по домам, тем больше я буду доволен. Я знаю, что это нелегко — защищать нашу страну так, как приходится нам. Теперь я скажу вам вот что, и запомните это как следует. Наказания за это дело не будет: оно даже не попадёт в судовой журнал, я даю вам своё слово. Наказания не будет. Но все до последнего мальчишки на этом судне должны старательно выполнять свои обязанности сегодня ночью и хорошо их помнить, потому что Шолье это крепкий орешек — сложные мели, сложные течения — и каждый должен быть при своей снасти и тянуть как следует, слышите? Быстрая команда — чёткое исполнение. Теперь я отберу несколько человек в баркас, а затем мы поставим все паруса, какие только сможем нести.