— Продолжайте, мистер Симмонс.
Теперь «Лайвли» остался на одном якоре; по мере того, как вращался шпиль, он подтягивался к нему, пока не оказался точно над ним.
— Панер, сэр, — крикнул боцман.
— Панер, сэр, — доложил первый лейтенант Джеку.
— Продолжайте, мистер Симмонс, — сказал Джек. Это был самый ответственный момент: команда должна была не только наложить новые сезни — стропы, крепившие якорный канат к кабалярингу, тросу, который непосредственно наматывался на шпиль — для их более прочного соединения, но и поставить марсели, чтобы на ходу выдернуть якорь из грунта. Даже на лучших судах флота в такие моменты создавалась изрядная кутерьма, а теперь, когда течение шло поперёк ветра — крайне затруднительная ситуация, при которой счёт приходилось вести на секунды — он ожидал града приказов, сравнимого с бортовым залпом.
Мистер Симмонс шагнул к срезу квартердека, быстро глянул вверх-вниз и произнёс:
— Готовсь якорь поднимать, — и затем, ещё до того, как стих топот бегущих ног:
— Паруса ставить.
И ничего больше. Ванты мгновенно потемнели от людей, устремившихся вверх. Марсели фрегата — пузатые, отлично скроенные марсели — были бесшумно отданы, их шкоты выбраны, реи подняты; «Лайвли» подался вперёд и поднял якорь без единого слова. Но и это было не всё: ещё до того, как левый якорь был взят на фиш, появились кливер, фока-стаксель и фор-брамсель, и фрегат рассекал воду всё быстрее и быстрее, направляясь почти точно на Норский маяк. Всё это было проделано молча, без приказов, без окриков, кроме какого-то потустороннего «ух-ух-ух» с верхнего рангоута. Джек никогда в жизни не видел ничего подобного. В изумлении он посмотрел на грот-брам-рей и увидел там маленькую фигурку, висящую на одной руке; воспользовавшись бортовой качкой судна, она с размаху бросилась по головокружительной кривой к грот-стень-штагу. Неправдоподобно ловко ухватившись за него, она стала столь же неправдоподобно перелетать со снасти на снасть к фор-бом-брам-рею, где и уселась.
— Это Кассандра, сэр, — пояснил мистер Симмонс, заметив ужас на лице Джека. — Яванская обезьяна.
— Господи помилуй, — откликнулся Джек, приходя в себя. — Я думал, это юнга спятил. Никогда в жизни ничего подобного не видел — я имею в виду этот манёвр. Ваши люди обычно ставят паруса, руководствуясь собственным пониманием?
— Да, сэр, — сказал лейтенант со спокойным торжеством.
— Хорошо. Очень хорошо. Как я погляжу, на «Лайвли» всё устроено по-своему. Никогда не видел…
Фрегат, кренясь от ветра, шёл замечательно бодрым ходом, и Джек отступил к гакаборту, туда, где Стивен, одетый в траурного цвета сюртук и жёлто-коричневые бриджи, беседовал с мистером Рэндаллом, наклоняясь, чтобы расслышать его тонкий писк. Джек взглянул на тёмную воду, которая быстро скользила вдоль борта, глубоко уходя вниз под русленем — фрегат делал уже семь узлов, семь с половиной. Он посмотрел на кильватерный след, ориентируясь по стоявшему на якоре семидесятичетырёхпушечнику и колокольне — почти никаких признаков сноса под ветер. Он перегнулся через фальшборт над левой раковиной — в румбе слева по носу находился Норский маяк. Они шли правым галсом с ветром в двух румбах от крутого бейдевинда, и любой из тех кораблей, на которых Джеку приходилось плавать, в следующие пять минут должен был оказаться на мели.
— Вас устраивает наш курс, мистер Симмонс? — спросил он.
— Вполне устраивает, сэр, — ответил первый лейтенант.
Симмонс знал свой корабль, это было очевидно; безусловно, он знал, на что тот способен. Джек повторил это себе — он убеждён в этом; иначе быть не может. Но следующие пять минут он переживал как никогда раньше: этот прекрасный, прекрасный корабль — и без мачт, с пробитым днищем... На те мгновения, пока «Лайвли» нёсся по мутной мелкой воде на краю банки, когда малейший снос под ветер безнадёжно посадил бы его на мель, Джек вообще перестал дышать. Затем банка осталась за кормой.
Сохраняя сколь возможно бесстрастный вид, он втянул вкусный искрящийся воздух и попросил мистера Симмонса проложить курс на Даунс, где он возьмёт несколько сверхштатных моряков и, если Бонден никуда не запропастился — своего шлюпочного старшину, поскольку капитан Хэмонд забрал своего с собой в Лондон. Он принялся расхаживать по наветренной стороне квартердека, внимательно следя за поведением «Лайвли» и его команды.
Неудивительно, что фрегат назвали образцовым — его мореходные качества намного превосходили обычные, а спокойное безмолвное послушание людей выходило за пределы того, к чему Джек привык; в быстроте, с которой фрегат снялся с якоря и поставил паруса, было что-то неестественное, потустороннее, как крик гиббона на рангоуте.
Знакомые низкие, серые, топкие берега скользили мимо; море было тёмно-серым как сталь, линия горизонта со стороны открытого моря чётко выделялась на фоне пёстрого неба, и фрегат бежал вперёд, с ветром теперь в одном румбе от крутого бейдевинда, как будто следуя по точной, никуда не отклоняющейся направляющей. Торговые суда входили в устье Темзы, четыре гвинейских торговца и военный бриг, шедший в Чатэм, помимо обычных мелких парусников и рыболовных ботов — и какими вялыми и неряшливыми они выглядели в сравнении.
Дело было в том, что капитан Хэмонд, джентльмен с научным складом ума, подбирал себе офицеров с большим разбором и потратил годы на обучение экипажа; даже шкафутовые могли сворачивать паруса, брать рифы и стоять на руле; и в первые годы он устраивал соревнования между мачтами по сворачиванию и отдаче парусов, заставляя матросов выполнять все манёвры и их комбинации до тех пор, пока они не сравнялись в скорости, превзойти которую было уже нельзя. И сегодня, страстно желая поддержать честь своего корабля, они превзошли себя; они прекрасно это знали и, проходя мимо временного капитана, бросали на него сдержанно-самодовольные взгляды, как будто говоря: «Ну что, утёрли мы тебе нос, пижон? То-то, знай наших».
Каков этот корабль в бою, размышлял Джек. Если бы он встретил один из больших французских фрегатов, то cмог бы ходить вокруг него кругами, хотя те и отличались прекрасной конструкцией. Да. Но что сама команда? Они моряки, несомненно — замечательные моряки; но в целом они как будто малость староваты и как-то странно безмятежны. Даже юнги были дородными длинноволосыми парнями, слишком тяжёлыми для бом-брам-реев, и большинство из них говорили грубыми голосами. Кроме того, на борту было немало темнокожих и желтокожих людей. Коротышке Буму, который сейчас стоял у штурвала, управляясь с ним замечательно скупыми движениями, не потребовалось даже отращивать косицу, когда он присоединился к команде в Макао; то же касалось Довольного Джона, Пузана Горацио и еще полдюжины их соплавателей. Бойцы ли они? Команда «Лайвли» не участвовала в беспрестанных операциях по перехвату, в которых опасность становилась обыденным делом, и это разоружило её; обстоятельства были совершенно другими — стоит почитать судовой журнал, чтобы точно узнать, что кораблю приходилось делать. Взгляд Джека упал на одну из квартердечных карронад. Она была выкрашена в коричневый цвет, и часть отшелушившейся краски перекрывала запальное отверстие. Из орудия давно не стреляли. Ему непременно надо заглянуть в журнал, чтобы понять, чем команда «Лайвли» занималась в течение дня.
У подветренного борта мистер Рэндалл рассказывал, что мать его умерла, и что у них дома есть черепаха — он надеется, что она не скучает без него. А правда, что китайцы не едят хлеб с маслом? Никогда-никогда? Он и старый Смит обедали с главным канониром, и мистер Армстронг был очень любезен с ними. Потянув Стивена за руку, чтобы привлечь его внимание, он спросил своей звонкой фистулой:
— Как вы думаете, новый капитан выпорет Джорджа Роджерса, сэр?
— Не знаю, милый. Надеюсь, что нет, наверняка нет.
— О, я надеюсь, что выпорет, — воскликнул ребёнок, подпрыгнув. — Я ещё никогда не видел, как порют. А вы видели, сэр?
— Да, — сказал Стивен.
— И много было крови, сэр?
— Да, много, — сказал Стивен. — Несколько полных вёдер.
Мистер Рэндалл снова подпрыгнул и спросил, сколько ещё времени до шести склянок.
— Джордж Роджерс был ужасно разгневан, сэр, — добавил он. — Он обозвал Джо Брауна содомитом с кормой как у голландского галиота и дважды пожелал его глазам лопнуть, я слышал. Хотите, я вам назову все румбы на компасе без запинки, сэр? Вон меня папа зовёт. До свидания, сэр.
— Сэр, — сказал первый лейтенант, шагнув к Джеку. — Прошу меня извинить, но я забыл упомянуть две вещи. Капитан Хэмонд позволял молодым джентльменам пользоваться его салоном по утрам для уроков с учителем. Желаете ли вы сохранить этот обычай?
— Конечно, мистер Симмонс. Прекрасная идея.
— Спасибо, сэр. И второе: мы на «Лайвли» обычно наказываем по понедельникам.
— По понедельникам? Как любопытно.
— Да, сэр. Капитан Хэмонд считал, что пусть воскресенье послужит провинившимся для размышлений.
— Что же. Пусть так и останется. Я хотел вас спросить, каковы на корабле обычаи в плане наказаний. Я не любитель резких перемен, но должен вас предупредить, что я не большой сторонник кошки.
Симмонс улыбнулся.
— Капитан Хэмонд тоже, сэр. Наше обычное наказание — работа на помпе: мы открываем водозаборный клапан, позволяем чистой воде смешаться с трюмной и выкачиваем её — от этого внутри воздух лучше. Мы редко прибегаем к порке. В Индийском океане мы почти два года не доставали кошку; а с тех пор — не чаще раза в два-три месяца. Но боюсь, что сегодня вы можете счесть её необходимой: неприятный случай.
— Не тридцать девятая статья?
— Нет, сэр. Кража.
Было сказано, что это кража. Власть хрипло и официально заявила устами старшины корабельной полиции, что имели место кража, буйное поведение и сопротивление аресту. Команда собрана на корме, морские пехотинцы построены, все офицеры присутствуют; старшина вывел свою жертву, поставил перед капитаном и заявил:
— Совершил хищение обезьяньей головы, числом одна…