— О, да не берите в голову. Это ведь просто девушки, знаете ли — переживут; не надо лезть из кожи вон. Подумайте, сколько вы сэкономите им денег на булавки. Загрузите их куда-нибудь. О, в каюту к доктору, ха-ха! Вы здесь, доктор Мэтьюрин! Очень рад вас видеть. Вы же не будете возражать, да? А? Ха-ха-ха. Я всё видел, хитрый вы лис. Вы за ним приглядывайте, Обри — он хитрюга.
Офицеры, стоявшие там и сям на квартердеке, нахмурились: адмирал принадлежал к прежнему, грубому флоту, и вдобавок до этого отобедал у такого же своего коллеги, командира порта.
— Значит, решено, Обри? Превосходно, превосходно. Идём, Софи, идём, Сесилия — на боцманский стул. Придерживайте юбки — такой ветер. Ах да, — добавил он, как ему казалось, шёпотом, когда девушек спустили вниз в бесславном боцманском стуле. — Вам на ушко, Обри. Вы читали речь вашего отца? Думаю, нет. «А теперь обратимся к флоту, — сказал он, обращаясь к Палате. — И здесь мы тоже находим то, что допускала — нет, даже поощряла — предыдущая администрация: вопиющую распущенность и неслыханную продажность. Мой сын, морской офицер, рассказывает мне, что дела обстоят прескверно: негодных офицеров продвигают по протекции, снасти и паруса никуда не годятся; и в довершение всего, господин председатель, сэр — женщин, женщин допускают на борт! Примеры неописуемой распущенности, куда больше, о, намного больше, подходящие для французов». Примите совет старика — такую течь надо заткнуть как можно быстрее. Это может повредить вам по службе. Пусть цепляется к армии. Понятливому и слова достаточно, а? Понимаете, к чему я клоню?
С безгранично лукавым видом адмирал перебрался через борт, провожаемый со всеми почестями, которые полагались его блистательному рангу; и, уважительно постояв положенное время, Джек повернулся к вестовому.
— Позовите плотника, — сказал он. — Мистер Симмонс, будьте так добры, отберите тех людей, что лучше всех управляются с песчаником и швабрами, и пришлите их на корму. И скажите мне — кто из офицеров наиболее отличается вкусом?
— Вкусом, сэр? — воскликнул Симмонс.
— Да, да, художественным вкусом. Ну, знаете — чувством возвышенного.
— Ну, сэр, из нас я не знаю никого особо одарённого по этой части. Не припоминаю, чтобы в констапельской хоть раз говорили бы о возвышенном. Но есть Моллет, из команды плотника, который в этом понимает. Он был скупщиком краденого и специализировался на всяких утончённых вещицах, как я понимаю — старые мастера и всё такое. Он уже довольно немолод и не особо силён, так что помогает мистеру Чарноку в столярных и отделочных работах, но я уверен, что в возвышенном он понимает больше, чем кто-либо другой на корабле.
— Надо с ним потолковать. Мне нужно украсить каюту. Его можно отпустить на берег, я полагаю?
— Боже упаси, сэр, нет. Он уже дважды сбегал, а в Лиссабоне попытался перебраться на берег в бочке с другой стороны бона. А раз украл платье у миссис Армстронг и попытался проскользнуть мимо старшины корабельной полиции, заявив, что он женщина.
— Тогда придётся отправить с ним Бондена и несколько морских пехотинцев. Мистер Чарнок, — обратился он к ожидающему распоряжений плотнику. — Идёмте со мной, давайте посмотрим, как эту каюту можно сделать удобной для леди. Мистер Симмонс, пока мы устраиваем всё здесь — пожалуйста, пусть парусный мастер сошьёт парусиновый ковёр — чёрные и белые квадраты, точно как на «Виктори»[124]. Нельзя терять ни минуты. Стивен, мой герой! — воскликнул он в относительном уединении капитанского салона, по-медвежьи обняв его одной рукой. — Неужели ты не поражён, не поражён и не обрадован? Боже, какая удача, что у меня есть немного денег! Пойдём, ты мне подскажешь, как можно улучшить эту каюту.
— Каюта весьма хороша как есть. Вполне соответствует своему назначению. Всё, что ей нужно — это ещё одна постель, простая подвесная койка, с подобающими одеялами и подушками. Какой-нибудь графин для воды и стакан.
— Можно сдвинуть переборку на целых восемнадцать дюймов вперёд, — сказал Джек. — Кстати, ты ведь не будешь возражать, если мы отправим пчёл на берег — просто на некоторое время?
— Ради миссис Миллер они на берег не отправлялись. Я не припоминаю подобных тиранических капризов ради миссис Миллер. Пчёлы только попривыкли к обстановке — они начали строить маточную ячейку!
— Брат, я настаиваю. Будь у меня пчёлы — я бы отправил их на берег ради тебя, клянусь честью. Я ещё хотел попросить тебя оказать мне одну большую услугу. Кажется, я рассказывал тебе о том, как обедал с лордом Нельсоном?
— Не более двух или трёх сотен раз.
— Значит, я рассказывал про его изящные серебряные тарелки? Их изготовили как раз здесь. Ты не мог бы сойти на берег и заказать для меня четыре, если на них хватит этих денег? Если нет — тогда две. Их край должен изображать трос кабельной работы. Не забудешь? Край, ободок должен быть в виде троса кабельной работы. Моллет, — сказал он, повернувшись к весьма старообразному молодому человеку с редкими прямыми прядями волос, который стоял, кренясь и изгибаясь в разные стороны, рядом с первым лейтенантом. — Мистер Симмонс говорит, что ты человек со вкусом.
— О, сэр, — с негодованием воскликнул Моллет. — Я возражаю, он слишком любезен. Но в былые времена я мог слегка претендовать на это. Я внёс свою лепту в Павильон, сэр.
— Очень хорошо. Мне нужно кое-что для украшения этой каюты, понимаешь? Зеркало, да побольше. Занавески. Изящные стульчики. Возможно — как эта штука называется? пуфик. Всё, что подойдёт для молодой леди.
— Да, сэр. Я прекрасно вас понял. В каком стиле, сэр? Шинуазри, классика, Директория?
— В самом лучшем стиле, Моллет. А если сможешь подобрать несколько картин, то вообще прекрасно. С тобой отправится Бонден и проследит, чтобы всё было без этих казначейских штучек, никаких Рафаэлей вместо Рембрандтов. Кошелёк будет у него.
Последние дни пребывания Стивена на «Лайвли» были полны скуки и томления духа. Каюту снова и снова отскребали, она провоняла краской, пчелиным воском и скипидаром, парусиной; обе койки по-разному перевешивали по нескольку раз в день, расставляя вокруг них герань в фитильных кадках; и вся она стала запретной территорией, за исключением пространства, где ему приходилось спать в неприятно близком соседстве с Джеком, который храпел и кашлял всю ночь напролёт. И в то время, как общая атмосфера на корабле всё больше напоминала «Поликрест» накануне мятежа — мрачные взгляды, ропот — его капитан пребывал в назойливо-приподнятом настроении: смеялся, щёлкал пальцами и тяжело скакал по палубе. Женатые офицеры смотрели ему вслед со злобным удовлетворением, остальные — с неодобрением.
Стивен добрался до дома адмирала Хэддока и уселся вместе с Софи в беседке с видом на залив Саунд.
— Вы найдёте, что он очень изменился, — заметил он. — Возможно, вы в данный момент так не думаете, но на самом деле он во многом растерял свою прежнюю весёлость. По сравнению с собой прежним он стал мрачен и менее дружелюбен. Я особенно это заметил на этом корабле — он больше сторонится офицеров и команды. С другой стороны, он переживает разочарования более терпеливо, чем прежде; ровнее относится ко многим вещам. Действительно, должен заметить, что прежний мальчишка теперь почти исчез — определённо, пиратского молодечества времён начала нашего знакомства уже не увидишь. Но когда человек начинает изображать зрелость и нечувствительность, складывается впечатление, что он непременно становится безразличен ко многим вещам, которые приносили ему радость. Разумеется, я не имею в виду вашу милую компанию, — добавил он, заметив тревогу в её глазах. — Честное слово, Софи, вы выглядите сегодня восхитительно, — сказал он, прищуриваясь и вглядываясь в неё. — Ваши волосы… вы, видимо, их причесали? Так вот, в итоге мы имеем то, что как офицер он стал лучше, а как человек — скучнее.
— Скучнее? О, Стивен.
— Однако, должен признаться, меня беспокоит его будущее. Насколько я понимаю, со дня на день на Уайтхолле произойдут перемены. Джек недостаточно влиятелен, и хотя он, несомненно, является толковым, способным офицером — он может так и не получить другой корабль. Сейчас сотни пост-капитанов не при деле. Я проходил мимо нескольких таких — стоят на унылой облезлой лужайке с кустиками, что зовётся Плимут-Хо, и жадно смотрят на движение судов в заливе. Это временное командование скоро подойдёт к концу, и он окажется на берегу. В настоящее время на службе числятся всего восемьдесят три линейных корабля, сто один фрегат и, возможно, ещё десятка два других судов, подходящих по рангу для пост-капитана. А Джек только 587-й в списке из 639. Если бы он оставался коммандером или даже лейтенантом, было бы проще: у них гораздо больше возможностей найти место.
— Но ведь то, что генерал Обри в парламенте, определённо должно помочь?
— Определённо, если бы его можно было уговорить не раскрывать рот, тогда да. Но как раз сейчас он бьёт копытами в парламенте, настойчиво выставляя Джека отъявленным тори. А Сент-Винсент и его друзья, как вы знаете — оголтелые виги, и общее настроение на флоте в некоторой степени виговское.
— О Боже. О Боже. Но, может, он захватит какой-нибудь выдающийся приз. Он так этого заслуживает. Адмирал говорит, что «Лайвли» — один из самых лучших ходоков на свете, он от него просто в восторге.
— Так и есть. Он летит с удивительной скоростью, и при этом так плавно, смотреть на него одно удовольствие, и матросы очень прилежно относятся к своим обязанностям. Однако, моя милая, время выдающихся призов ушло. В начале войны ещё были французские и голландские торговые корабли из Индии, но теперь ни одного не осталось. И ему придётся захватить дюжину «Фанчулл», чтобы расплатиться с долгами и без опаски сойти на берег — кстати, он собирается навестить вас в воскресенье. Вы не представляете, как мы будем счастливы избавиться от него на некоторое время; умоляю вас, задержите его насколько сможете, а то команда взбунтуется. Им не только пришлось выскрести весь корабль ниже ватерлинии, но теперь их ещё и заставляют расчёсывать ягнят.