Здесь слёзы накапали куда гуще, чем раньше; правописание и синтаксис начали хромать, а две строки совсем расплылись. «Но я буду ждать всю жизнь, если потребуется» — это было читаемо, как и «я уверена — вполне уверена — что и он тоже». Стивен хмыкнул, бросил взгляд на строки «должна теперь закончить, чтобы успеть передать письмо», улыбнулся на «всецело преданная вам Софи» и подхватил письмо Джека. С душераздирающим зевком он распечатал его, лёг на кровать, подвинув свечу ближе к подушке, и сфокусировал слипающиеся глаза на бумаге. «"Лайвли"», в море. 12 сентября 04. Мой дорогой Стивен!» 12 сентября: в этот день Мендоса был в Эль Ферроле. Стивен с усилием открыл глаза. Строчки, казалось, так и лопались от счастья и жизнерадостности, но всё же расплывались перед глазами. «Пожелай мне счастья!» Что ж, желаю, конечно. «Ни за что не угадаешь, какую новость я сейчас тебе сообщу!» Ещё как угадаю, брат. Умоляю, не ставь так много восклицательных знаков. «Мне принадлежит лучшее, что есть в супруге!! сиречь её сердце!!» Стивен снова хмыкнул. Невыносимо нудное описание мисс Уильямс, которую Стивен знал куда лучше, чем капитан Обри, её внешности и добродетелей. «Такая прямая, — прямолинейная — никаких камней за пазухой, если ты понимаешь, о чём я — никаких чёртовых казначейских штучек — впрочем, я не должен ругаться — как 32-фунтовка.» — Он что, в самом деле сравнил Софи с тридцатидвухфунтовкой? Вполне возможно. Как же прыгают строки. «…Не должен говорить неуважительно о предполагаемой тёще, но…» Что, по мнению Джека, означает слово «предполагаемый»? «Был бы совершенно счастлив, если бы только… корабль… присоединился ко мне в Фалмуте… Портсмут… конвой на Мадейру, острова Зелёного мыса! Кокосовые пальмы!.. Должен поспешить, чтобы не упустить почту». Кокосовые пальмы, бесконечно высокие, качаются, качаются… Deus ex machina[126].
Он проснулся уже белым днём, после глубокого безмятежного сна, с ощущением счастья; заказал кофе, булочки, глоток виски, за завтраком снова перечитал письма, улыбаясь и кивая головой, выпил за их счастье и достал бумаги, скрученные в трубку и завёрнутые в промасленный шёлк. Он сел за стол и занялся расшифровкой и составлением сводки. В дневнике он записал:
«Любое счастье — это прекрасно; но если их счастье должно быть оплачено годами ожидания и возможным бесчестьем — то даже оно может оказаться слишком дорогим приобретением. Дж.О. теперь куда взрослее, чем прежде; возможно, повзрослел настолько, насколько вообще допускает его натура; но он всего лишь мужчина, и целибат никак не для него. Лорд Нельсон сказал: «За Гибралтаром каждый мужчина холостяк». Тропическое тепло, доступные молодые женщины, привычка много есть, и в итоге обострение животных инстинктов? И что — новый огонь, новый вызов от Дианы? Нет-нет. Если какой-то deus ex machina не появится на этом занятном перекрёстке — всё превратится в печальную, печальную, затянутую, бесконечно жалкую трагедию. Видел я долгие помолвки, Бог свидетель. Но, насколько я понимаю, лорд Мелвилл скоро уйдёт: в его деле есть факты, которые он не может обнародовать — он не сможет защитить себя, а следовательно, и своих друзей. NB Я проспал этой ночью девять часов подряд без единой капли. Утром я увидел мой флакон на каминной полке нетронутым: это беспримерно».
Он закрыл дневник, позвонил в колокольчик и сказал:
— Барышня, будьте так добры вызвать мне экипаж.
И кучеру:
— Конногвардейский плац-парад.
Там он с ним расплатился, посмотрел, как тот отъехал, и, оглянувшись пару раз, быстро прошёл к маленькой зелёной двери, что вела на задворки Адмиралтейства.
На розовых обвислых щеках сэра Джозефа ещё была мыльная пена, когда он поспешил встретить доктора Мэтьюрина — пригласил сесть к огню, взять газету и располагаться поудобнее — провизию сейчас подадут — он сию минуту вернётся.
— Мы очень беспокоились за вас, доктор Мэтьюрин, — сказал он, когда вернулся, аккуратный и подтянутый. — Мендосу взяли в Андае.
— У него при себе ничего не было, — сказал Стивен. — А то единственное, что он может выдать, уже бесполезно. Испания вступает в войну.
— А, — сказал сэр Джозеф, поставив чашку на стол и очень внимательно уставившись на Стивена. — Это твёрдое намерение?
— Да. Они полностью готовы. Именно поэтому я взял на себя смелость явиться вчера так поздно.
— Как жаль, что вы меня не застали! Как я проклинал Виндзор, когда курьер встретил нас уже за Стейнсом! Я так и знал, что это нечто первостепенной важности: и Первый Лорд сказал то же самое.
Стивен вынул из кармана свой краткий доклад и сказал:
— Вооружение устанавливается в Ферроле, это корабли по договору в Сан-Идельфонсо: вот их список. Помеченные крестом готовы к выходу в море и имеют на борту запасы на шесть месяцев. Это испанские полки, дислоцированные в порту и окрестностях, с характеристиками их командиров; я не склонен доверять оценкам в тех случаях, где имена сопровождаются знаком вопроса. Вот это — французские полки, которые в настоящий момент на марше.
— Превосходно, превосходно, — сказал сэр Джозеф, жадно глядя на записи — он обожал разграфлённые листы, цифры, фактические разведданные и не любил обычных общих впечатлений и слухов. — Превосходно. Это очень близко к тому, что мы узнали от адмирала Кокрейна.
— Да, — сказал Стивен. — Может быть, даже немножко слишком. Мендоса был умным агентом, но платным, профессиональным. Я за это всё не поручусь, хотя и считаю, что оно более чем вероятно. Но за что я могу поручиться, и что побудило меня так поспешить к вам при первой возможности — это программа, согласованная между Парижем и Мадридом. Мадрид начиная с июля находился под нарастающим давлением, как вы знаете; теперь Годой[127] уступил, но он отказывается объявлять войну, покуда корабли с золотом не придут в Кадис из Монтевидео. Без этого немалого количества звонкой монеты Испания почти банкрот. Упомянутые корабли — это фрегаты испанского военного флота: сорокапушечная «Медея», а также «Фама», «Клара» и «Мерседес», все тридцатичетырехпушечные. «Фама» славится своей необычайной быстроходностью; об остальных тоже отзываются похвально. Эскадрой командует контр-адмирал Хосе Бустаменте, способный и целеустремлённый офицер. Общая стоимость золота, загруженного в Монтевидео — пять миллионов восемьсот десять тысяч песо. Ожидается, что корабли достигнут Кадиса в начале октября, и как только новости о разгрузке золота достигнут Мадрида — нам следует ждать объявления войны; casus belli[128] станет инцидент в Сарастро. Без этих денег Мадрид окажется в таком затруднении, что каталонское восстание, поддержанное кораблями, находящимися теперь у Тулона, будет иметь все шансы на успех.
— Доктор Мэтьюрин, — воскликнул сэр Джозеф, тряся его руку, — мы вам бесконечно обязаны. Мы знали, конечно, что рано или поздно это произойдет — но знать точный момент, или хотя бы почти точный! Время для действий ещё есть. Я должен немедленно поговорить с лордом Мелвиллом: он, конечно, захочет увидеться с вами. И мистеру Питту следует немедленно сообщить… о, как я проклинаю этот виндзорский визит… извините меня на минутку.
Он бросился вон из комнаты. Стивен немедленно взял нетронутый кофе сэра Джозефа и перелил его в свою чашку.
Он всё ещё пил его, когда сэр Джозеф вернулся, обескураженный.
— Он занят этим проклятым расследованием и освободится не раньше, чем через несколько часов, а сейчас важна каждая минута. Но я послал ему записку… мы должны действовать немедленно. Это, конечно, правительственное решение; но я не сомневаюсь, что мы должны действовать немедленно. Бог посылает нам благоприятный ветер, а времени крайне мало.
— Вы имеете в виду решительные действия, я правильно понимаю?
— Определённо. Я не могу отвечать за кабинет, но если к моему совету прислушаются, то смелый шаг возможен только один. Вы намекаете на моральную сторону вопроса? — спросил он с улыбкой.
— Моральная сторона вопроса не моё дело, — сказал Стивен. — Я вам представляю фактическое положение вещей, с тем примечанием, что операция существенно поднимет шансы Каталонии. Скажите, как проходит расследование?
— Скверно, очень скверно. Вы и я знаем, что руки лорда М. связаны: в силу вопросов чести он не может отчитываться за секретные фонды, и его враги — некоторые из них это знают не хуже нас — вовсю пользуются ситуацией. Я не могу сказать больше, поскольку я официальное лицо.
Он действительно был официальным лицом, постоянным официальным лицом, одним из наиболее влиятельных в Адмиралтействе; и каждый Первый Лорд, за исключением Сент-Винсента, следовал его советам. Но он был также и в некотором роде энтомологом, и поэтому после паузы спросил:
— Какие новости из другого мира, доктор Мэтьюрин?
Стивен встряхнулся, пошарил за пазухой и, достав записную книжку, сказал:
— Новости потрясающие. Господи, я так спешил, что едва не позабыл. Умница священник из Сант-Марти нашёл её, или его, или их, этим летом. Немного помятая, немного попорченная дождем, но ещё вполне узнаваемая.
Между страницами его открытой записной книжки лежала раздавленная шафрановая желтушка, генетическая причуда — оба крыла справа были светло-зеленого цвета, а другие — золотистые.
— Настоящий гинандроморф[129]! — воскликнул сэр Джозеф, склоняясь над существом. — Ещё ни разу в моей жизни я не видел гинандроморфа! Совершенный самец с одной стороны, совершенная самка — с другой. Я просто восхищён, сэр, восхищён. Это почти так же поразительно, как и ваши новости.
Бабочки, мотыльки, сомнительная привилегия принадлежать к двум полам одновременно — но вошёл пожилой клерк, пошептал сэру Джозефу на ухо и на цыпочках удалился.
— Узнаем через полчаса или около того. Доктор Мэтьюрин — с вашего позволения, я спрошу ещё кофе… странно, мой куда-то исчез.