— Да неужто, милый мой? Вот и умница.
— Но что меня потрясло, попросту безмерно ошарашило, — продолжал Джек, — так это твоё временное назначение. Флот, как ты знаешь, весьма ревниво относится к чинам и на поощрения такого рода крайне скуп. Я не припомню, чтоб когда-нибудь о таком слышал — только раз. Должно быть, от тебя без ума на Уайтхолле.
— Да и мне это странно, на назначении очень настаивали. Для меня это тоже неожиданность. Это льстит моему самолюбию, но я озадачен. Почему бы мне просто не быть твоим гостем?
— Я понял, — вскричал Джек. — Стивен, могу я спросить, не проявив неблагоразумия: не может ли эта экспедиция оказаться — как бы это сказать — доходным предприятием?
— Да, может быть.
— Значит, они это сделали, чтобы ты получил долю призовых денег. Будь уверен, это для того, чтобы у тебя был капитанский процент. Это приказ Адмиралтейства, никакой флагман не причастен к дележу; если что-то получится, твоя доля будет весьма недурна.
— Как мило придумал сэр Джозеф, и как это деликатно с его стороны. Я даже не жалею, что передал ему моего гинандроморфа с курьером: этот малый, похоже, был изумлён — да и неудивительно, такой королевский подарок. А скажи, какова может быть капитанская доля — я приведу гипотетическую сумму — от миллиона фунтов?
— Если она захвачена эскадрой с четырьмя… нет, пятью капитанами? Постой… десять на пять это два, двести на восемь — двадцать пять… семьдесят пять тысяч фунтов. Но таких призов теперь не бывает, бедный мой Стивен — к сожалению.
— Семьдесят пять тысяч фунтов? Какой вздор. И что, интересно, по мнению сэра Джозефа, я должен делать с такой суммой? Что вообще здравомыслящий человек может сделать с такой суммой?
— Я могу сказать, что б я сделал, — воскликнул Джек с заблестевшими глазами. Он выскочил из каюты, несмотря на крик «Подожди!» — проверить, тянут ли кливера и натуго ли выбраны все булини. Поизводив вахту несколько минут, он вернулся, оставив за спиной колкие, раздражённые замечания.
— Надеюсь, шкипер не станет нас теперь дрючить за кливера и лисели, — проворчал фор-марсовый старшина.
— Не нравится мне всё это, — откликнулся старшина шкотовых. — Как-то он заважничал, это что-то новенькое.
— Может, у него рандеву с его мисс, — сказал Синий Эдвард, малаец. — Чтоб мне сдохнуть, я б тоже нёсся на свидание на всех парусах, будь у меня такая мисс как у него — Софи звать.
— Чтоб никакой непочтительности, Синий Эдвард, — крикнул Джордж Аллен. — Я этого не потерплю.
— Конечно, можно обогнуть Лапландию, или уподобиться Бэнксу в Великих Южных морях, — заметил Стивен. — Но скажи мне, Джек, как прошло ваше путешествие? Как Софи переносила движения судна? Она принимала свой портер за едой?
— О, восхитительно, восхитительно! — Подряд несколько таких тёплых, тихих дней — на волнах ни одного барашка; Симмонс устроил величественное представление с бом-брамселями, трюмселями и лиселями сверху донизу — она сказала, что ничего более прекрасного не видела — «Лайвли» обошёл «Аметист» как стоячего, там на квартердеке все были красные от стыда; а потом настал такой очаровательный штиль на целый день; они часто говорили о Стивене — как им его не хватало! — и она была так добра к юному Рэндаллу, который плакал, когда умерла бедная Кассандра; Рэндалл-старший обожал её до безумия, и вся констапельская тоже — они дважды обедали с офицерами; Сесилия, похоже, хорошо поладила с Дреджем из морской пехоты — Джек был очень ему признателен за то, что он её отвлекал; конечно, Софи пила свой портер, и даже стаканчик грога, и ела на славу: Джеку очень нравится, когда девушка так от души наворачивает; что же до будущего, они оба были полны надежд, но… могли бы обойтись малым… никаких лошадей… коттедж… картофель.
— Стивен, — окликнул он. — Ты спишь.
— Нет, не сплю, — ответил Стивен. — Ты сейчас отзывался о последних прожитых страницах жизни[132] с очевидным одобрением. Но я устал, признаюсь. Я ехал всю ночь, а вчерашний день был в своём роде испытанием. Я лягу, если можно. А где мне устроиться?
— Хороший вопрос, — сказал Джек. — В самом деле, где твоё место? Конечно, спать ты будешь у меня, но официально где тебе надлежит быть? Задачка для Соломона. С какого времени они тебе считают старшинство?
— Не имею понятия. Я не читал эту бумагу, кроме фразы: «Мы, возлагая особую ответственность на С.М. и облекая его доверием» — она мне понравилась.
— Ну, я так полагаю, ты ниже меня по старшинству, так что тебе следует лечь с подветренной стороны каюты, а мне — с наветренной; и всякий раз при перемене галса мы должны меняться, ха-ха-ха. Во я болтун, а? Но если серьёзно — полагаю, тебя следует внести в списки экипажа; удивительное дело.
— Если есть сомнения — прошу тебя, не делай ничего подобного. Мне бы куда лучше оставаться неприметным. И, Джек — всё, о чём здесь говорилось, и о чём ты, возможно, догадался — я ведь смело могу рассчитывать на твою осмотрительность, а? Может статься, моя жизнь будет зависеть от этого.
У него были все основания рассчитывать на Джека, который был не из тех, кто распускает язык; но не все капитаны были столь сдержанны, и, когда явилась из Плимута «Медуза», имея на борту темноволосого джентльмена, умеющего говорить по-испански, который заперся вместе с капитанами «Лайвли», «Амфиона» и «Медузы» и доктором Мэтьюрином, пока они лежали в дрейфе у мыса Додман, ожидая подхода «Индефатигейбла» — у команды сложилось общее мнение, что им приказано отправиться в Кадис, что Испания вступила или вот-вот вступит в войну; и это доставило всем немалую радость, потому что до сих пор испанские торговцы были неприкосновенны. В море, почти очищенном от призов, они спокойно проходили мимо крейсеров и сквозь блокирующие эскадры, смеясь и посылая воздушные поцелуи; трюмы их были так набиты добром, что любой простой матрос мог легко заработать пятилетнее жалованье за какие-нибудь пол-субботы.
Наконец показался «Индефатигейбл», тяжёлый сорокапушечный фрегат; он преодолевал волнение, идя в крутой бейдевинд к западному штормовому ветру — зелёные волны достигали его бикгеда — с реющим сигналом «Сформировать кильватерную колонну, поставить все возможные паруса».
Теперь, когда все четыре фрегата, выстроившись в идеальную линию в двух кабельтовых один от другого, направились на зюйд-зюйд-вест, для команды «Лайвли» настали нудные, медленно тянущиеся дни. Марсовые редко спускались на палубу — но не потому, что им приходилось ставить паруса. Для того, чтобы держаться строго за «Амфионом», на «Лайвли» то и дело приходилось брать рифы, подтягивать паруса гитовами, убирать кливера, стаксели, бизань, потравливать шкоты. А когда были вскрыты запечатанные приказы, когда после совещания капитанов на борту «Индефатигейбла» стало достоверно известно, что им приказано перехватить испанскую эскадру на пути из Ла-Платы в Кадис, нетерпение возросло до такой степени, что они даже обрадовались недоброму виду воскресного вечера. Обширная бесформенная чернота затянула горизонт с юга и запада, пошла крупная волна — такая, что даже люди, годами не ступавшие на твёрдую землю, почувствовали себя нехорошо; ветер беспрестанно менял направления, дуя то теплом, то холодом, и солнце садилось в зловещие сине-багровые облака, сквозь которые пробивались зеленоватые лучи. Мыс Финистерре был недалеко под ветром, так что поставили дополнительные бакштаги и рей-тали, подняли штормовые паруса, закрепили шлюпки на рострах, вдвое тщательнее обычного привязали пушки, спустили брам-стеньги на палубу и принайтовили всё что можно.
В две склянки ночной вахты ветер, который до того дул порывами с юго-запада, внезапно сменился на северный, бросившись с утроенной силой навстречу похожим на горы волнам — гром прямо над головами, вспышки молний и такой плотный ливень, что с квартердека не было видно фонаря на баке. Грот-стень-стаксель оторвало от ликтроса, и теперь вместо него на ветру трепетали лишь призрачные полоски парусины. Джек послал к штурвалу ещё людей, приказал вооружить румпель-тали и спустился в каюту, где Стивен раскачивался в своей подвесной койке — сообщить ему, что начинает задувать.
— Как-то ты преувеличиваешь, брат, — сказал Стивен, — И как с тебя льёт! За это короткое время с тебя натекло больше полкварты воды — смотри, как её гоняет взад-вперёд вопреки гравитации.
— Я люблю хорошую бурю, — сказал Джек. — А эта — просто подарок судьбы: видишь ли, она наверняка задержит испанцев, а Бог ведает, как у нас мало времени. Если они проскользнут в Кадис раньше нас — какими же дураками мы будем выглядеть.
— Джек, видишь вон ту висящую бечёвку? Окажи мне любезность, зацепи её вон за тот крюк, а? Она соскочила. Спасибо. Я подтягиваюсь к ней, чтобы умерить раскачивание койки, которое усиливает мои симптомы.
— Тебе нехорошо? Тошнит? Морская болезнь?
— Нет-нет. Вовсе нет. Что за глупое предположение. Нет. Это, должно быть, начало очень серьёзного заболевания. Меня недавно укусила ручная летучая мышь, и у меня есть причины сомневаться в том, что она была здорова: это была самка подковоноса. Мне кажется, я нахожу сходство моих симптомов с теми, что были описаны Людольфусом.
— Может, тебе стаканчик грога? — спросил Джек. — Или сэндвич с ветчиной с ароматным белым салом? — добавил он, расплываясь в улыбке.
— Нет-нет-нет, — вскричал Стивен. — Ничего такого не надо. Говорю тебе — это серьёзно, и требует… ну вот, опять. О, что за подлый корабль: «Софи» никогда так себя не вела — дикие, неожиданные рывки. Можно тебя попросить погасить лампу и уйти? Наверняка данная ситуация требует твоего самого пристального внимания? Наверняка сейчас не время праздно стоять тут и ухмыляться?
— Ты уверен, что тебе ничего не надо принести? Может, тазик?
— Нет-нет-нет, — лицо Стивена заострилось и исказилось, щетина чернела на зеленоватой лоснящейся коже. — А подобные бури долго продолжаются?
— О, дня три-четыре, не больше, — сказал Джек, покачнувшись из-за внезапного крена. — Я пришлю Киллика с тазиком.