С принятием унии связано и возникновение русской униатской церкви. Впрочем, без политических последствий не обошлось и здесь: власти Речи Посполитой рассматривали Брестскую унию как блокировку угрозы захвата юго-западных земель со стороны московского духовенства и одновременно как ослабление связи православных на ее территории с Россией. После принятия унии конфликты между католиками, православными и властью Речи Посполитой войдут в острую фазу и поутихнут только к 1633 году с официальным признанием православной церкви.
Но в том же XVII-ом политическом веке начинают происходить значительно более жесткие процессы. Belle epoque Сигизмунда II Августа быстро отходит в прошлое, на Украине начинается процесс «полонизации» – польский язык, нравы, обычаи и колонизация земель, украинских и белорусских. Не случайно, что и сегодня польские власти смотрят на Украину и Белоруссию примерно как на своих домашних животных. Тогда это вызвало мощные антипольские настроения и затяжную войну, которая в конечном счете привела к Переяславской Раде 1654 года и Андрусовскому перемирию 1667-го, когда существенная часть Украины вошла в состав России. В 1775-ом Екатерина II аннулирует Запорожскую Сечь, часть украинцев были переселены в Приднестровье, позже на Кубань. После второго раздела Речи Посполитой и завоевании Новороссии, львиная часть украинских земель отходит России, Галиция и Закарпатье – Австрии.
Сегодня эта история далеко не закончена.
Коллатеральная война
В другом своем тексте, опубликованным в феврале 2021-го[129], я писал, что геополитическое напряжение между США, Россией (и Китаем) достигнет критического максимума ближе к середине 2022 года (в мае-июне). Происходящие in live изменения и решения по политике на Украине подтверждают этот прогноз: 21 февраля Путин подписывает документ о признании независимости ДНР и Л HP, реакция западных стран на это событие ожидаемая: президент Франции Эм. Макрон и канцлер Германии О. Шольц выразили «разочарование этим решением», глава евродипломатии Ж. Боррель заявил о создании самой большой угрозы безопасности со времен Второй мировой войны и, разумеется, призвал ввести санкции против России[130]. Байден вскоре подписал указ о запрете инвестиций, торговли и финансирования ДНР и ЛНР. Премьер Великобритании Борис Джонсон в тот же вечер, 21-го февраля, собирался «поговорить с президентом Украины Зеленским и предложить ему поддержку»[131]. Генсек НАТО Йенс Столтенберг призвал Москву выбрать дипломатический путь решения проблемы (об этом же Путин спрашивал Сергея Лаврова во время встречи с последним); председатель Еврокомиссии Урсула фон дер Ляйен заявила, что «признание независимости двух сепаратистских территорий является вопиющим (blatant) нарушением международного права, территориальной целостности Украины и Минских соглашении»[132] и т. п. Сегодня Россия находится под историческими по своему масштабу санкциями, их общее число уже превышает пять тысяч, и вряд ли скоро этому будет положен конец.
Возникает вопрос: с чем мы столкнулись и каков характер современного противостояния ведущих мировых держав? Для ответа на этот вопрос нам следует понять одновременно, в чем заключается новизна и в чем дежавю современной ситуации. Моменты, когда из-за сравнительно небольшого конфликта мир оказывался на грани глобальной войны, случались в недавней истории неоднократно. Например, события июля-августа 1956 года, когда президент Египта Гамаль Абдель Насер решил национализировать Суэцкий канал, соединяющий Средиземное и Красное моря. С экономической точки зрения Суэц играл крайне важжную роль, через него шло 30 % всего топлива из британских колоний в Африке, две трети нефти, импортируемой Европой, и контроль над каналом потенциально давал Египту билет в клуб геополитических игроков высшей лиги.
С начала своего президенства Насер пытался лавировать, играя на интересах США, Европы (прежде всего, Англии) и СССР, открыто не присоединяясь ни к одному из лагерей. Его политика умеренного национализма, в которой советское руководство стремилось видеть продолжение «борьбы арабского мира за независимость»[133]никого до Суэца не шокировала, а факт национализации канала советский лидер Никита Хрущев расценил (согласно официальному коммунике[134]) как скорее внутреннее дело Египта, при условии, что тот не будет нарушать свободное судоходство в канале.
Если анализировать ситуацию на большем, метаполитическом масштабе, то нынешний российско-украинский военный конфликт, как и до того, например, создание и финанстрование США афганских талибов, воевавших против СССР, – это продолжение Второй мировой войны. Как и война в Афганистане, так и нынешняя спецоперация по сути являются коллатеральными войнами (collateral war), возникающими в ходе значительно более крупного противостояния. Коллатеральная война заключается в том, что она никогда не ведется одной из противоборствующих сторон напрямую, но исключительно живой силой третьей страны или воюющей группы, не принадлежащей de jure настоящему противнику – бенефициару конфликта.
В XX веке коллатеральных войн был ни один десяток, в первую очередь в странах Латинской Америки и Африки, на чьих территориях сталкивались экономические и геополитические интересы двух главных игроков – Америки и Советского Союза. Как правило, конфликты разворачивались под лозунгами «борьбы за демократию», которую устанавливали США часто путем смещения очередного правительства, или же за «национальную независимость» против колониальных режимов – которой после войны был дан старт «Атлантической хартией» (1941) – когда к делу подключался СССР[135]. Технически вмешательства с обеих сторон были схожими. Один или другой бенефициар поставлял своему коллатерату оружие, военных специалистов и деньги для осуществления поставленной цели. Такие поставки могли быть вполне открытыми, как, например, в случае СССР и Гвинеи, чей президент Ахмед Секу Туре (годы правления – 1958–1984), создавший однопартийное социалистическое государство, не раз, однако, отмахивался от коммунизма как проекта и не поддерживал атеизм, или Эфиопии, где пришедшая в 1975 году хунта ДЕРГ (1974–1987) получала от Москвы немалую помощь в борьбе против Сомали и сепаратистов Эритреи, за что повела ортодоксальную прокоммунистическую политику, – так и скрытыми, как в случае американской помощи Талибану с целью затащить СССР в свою «вьетнамскую» ловушку.
Время коллатеральных войн не прошло и, вероятно, не может пройти пока существуют кофликтующие интересы глобальных игроков. Сегодня Украина – коллатерат США (шире: Западного мира), которая в силу многих причин, в первую очередь из-за своего географического положения (terra libera) парадоксальным образом вернулась к состоянию mira similitudine на Вторую мировую – своеобразный флэшбэк в реальности. Может возникнуть впечатление, что современность прыгнула в свое прошлое для исправления каких-то сбоев в каузальной цепи.
Коллатеральные конфликты отличаются от прямых военных столкновений – глобальных, как Первая и Вторая мировое войны, или локальных, включая затяжные, как американская война во Вьетнаме – тем, что они не прекращаются без согласия бенефициара и в них не считают человеческие жертвы. Речь идет не о формальной статистике, а об искреннем стремлении сохранить жизнь военным и гражданскому населению, поскольку с точки зрения бенефициара, они приравниваются к потерям боевой техники или иного инструментария.
Поставки Украине тяжелого вооружения, новый «украинский» бюджет на $40 млрд, недавние переговоры США с Польшей о создании неких «миротворческих сил» для контроля исконных польских территорий и наконец визит госсекретаря Энтони Блинкина и министра обороны Ллойда Остина в Киев 24 апреля 2022 г., в ходе которого Остин четко сформулировал цель американской помощи: «ослабить Россию настолько, чтобы она более была не в состоянии напасть на соседнюю страну»[136] – аспекты текущей коллатеральной войны. Если учесть, что президент Байден неоднократно говорил о своем намерении всячески избежать прямого столкновения с Россией, и эта главная причина его отказа поддержать идею Зеленского о закрытии неба над Украиной, то заявление Остина следует понимать так: коллатеральная война будет продолжаться до победы США над Россией в Восточной Европе. Другими словами, если не Третья мировая, значит продолжение Второй мировой, но с другим результатом – на месте бывшего Варшавского договора – НАТО, контроль всех граничащих с Россией восточноевропейских территорий и с Польшей как главным узлом силы в регионе.
Если Польша действительно выйдет в региональные политические лидеры, о чем давно уже мечтает польская власть, и станет главным клиентским государством в Восточной Европе, то ее давнишние территориальные претензии к Украине могут в какой-то момент начать реализовываться. В политическом Weltanschauung’е самих поляков это будет означать возвращение не к «Пястовской» концепции внешней политики, которая видит Польшу основной центральноевропейской (прогерманской) державой без стремления к экспансии на восток, а к внешнеполитической концепции Ягеллонов, королевской династии пришедшей к власти в 1386 году. Ягеллоны выступали за экспансию на восток, захват части литовских и русских земель. Они рассматривали Польшу в качестве мультинационального, многоконфессионального регионального государства-империи с четкой культурной ориентацией на Запад и жестким политическим и культурным противостоянием с Россией.
Традиционно претензии Польши по территориям касались Галиции и Волыни, расположенные на западе современной Украины. Галиция – это Львовская, Ивано-Франковская и Тернопольская области, а Волынь – Волынская и Ровенская. Для их обозначения поляки даже создали специальный термин: Kresy Wschodnie («Восточные границы, края»). На протяжении веков эти кресы то отдавали полякам, то забирали у них снова. В 1341 году литовский князь Любарт сумел отвоевать Белз, Владимир-Волынский и Кременец, в 1344-ом поляки признали власть литовцев на Волыни и в большей части Галиции. Но уже в 1349-ом польский король Казимир III почти полностью забрал Волынь обратно, однако ненадолго. Спустя год, когда король ослабил военное присутствие на Волыни, братья Кейстут и Любарт из Литвы, поддержанные князем Семеном Гордым из Москвы, вернули Волынь обратно.