3 февраля 2016 г.
Вы знаете, что отец Георгий очень любил и почитал память отца Александра Меня. Он при жизни отца Александра, наверно, не был среди самых близких ему людей, но он считал отца Александра Меня учителем, себя считал его учеником. И, безусловно, многие увидят в лице отца Георгия одного из главных продолжателей дела отца Александра, именно просветительского дела. Я помню, как он однажды на мой вопрос: «Все-таки как вы решились рукоположиться?» – он мне сказал: «Очень долго я не мог решиться, всё думал, думал. А тут вдруг 9 сентября 1990 года мне позвонили, сказали: “Убили отца Александра”. И я решил. Я понял, что обязательно надо рукоположиться, обязательно в Русской Православной Церкви, для того чтобы продолжать дело отца Александра».
Мы преподавали в одном институте, у нас были параллельные курсы и группы. Георгий Петрович был известен тем, что был блестящим преподавателем. Еще он был известен таким инцидентом: однажды своей жестикуляцией он опрокинул бюст Ленина. Это был большой скандал в институте!
Я помню, что, когда стало известно, что Георгий Петрович становится священником, все в ИнЯзе были просто в шоке. Шок этот имел разные причины. Вот первая. Все считали, что пропадают его таланты. Блестящий ученый, замечательный преподаватель – что он будет кадилом махать? Читать какие-то непонятные формулы, заклинания? ИнЯз очень светский институт, и поэтому многие говорили: «Абсолютно непонятно, зачем ему это нужно». Считали, что он зарывает свой талант в землю. Была и вторая причина. Георгий Петрович все-таки был утонченным интеллектуалом, довольно самоуглубленным, очень импульсивным и иногда не очень здоровым. Поэтому многие сомневались, сможет ли он быть хорошим священником. Все-таки как интеллектуал он общался с определенным контингентом людей, не со всеми. А священник должен уметь общаться со всеми: с простыми людьми, с детьми и так далее. И еще была одна причина для сомнений. Все знали его позиции и думали: «Ну вот, он станет священником Русской Православной Церкви. Либо он изменит свои позиции, либо больше не сможет их высказывать».
И вы знаете, все эти ожидания были обмануты. Во-первых, у отца Георгия каким-то чудесным образом с рукоположением прибавилось огромное количество сил. Он действительно делал намного больше, чем раньше. Не только служение в храме, исповедь – часами стоял у аналоя. Но еще: служение в РДКБ, передачи по радио «София», статьи в «Русской мысли», работа в Библиотеке иностранной литературы… Совершенно непонятно (мне лично до сих пор непонятно), откуда он брал время и силы. Статьи он писал в основном ночью. Еще очень много путешествовал: и по делам Библиотеки иностранной литературы, и по другим. Кроме того, что добавились как будто время и силы, появились еще и какие-то психологические навыки. Он действительно научился общаться со всеми. А это было совсем не очевидно до его рукоположения! Поэтому немощный ученый стал действительно скалой, на которую очень многие люди, совершенно между собой не схожие, могли опираться.
Мне кажется очевидным, что в девяностые, в двухтысячные годы отец Георгий был одним из самых образованных клириков Русской Православной Церкви. Его эрудиция была, я бы сказал, энциклопедическая. Он не только как античник и филолог прекрасно знал античные языки и соответствующие литературы, но он очень хорошо знал вообще мировую литературу: западноевропейскую, русскую, современную. Но так же хорошо он знал, например, изобразительное искусство, музыку, театр, кино. Помню, как однажды я ему показал свой перевод «Софиологии смерти» отца Сергия Булгакова; в тексте были какие-то сложные места, мы час, наверное, вместе разбирали этот текст. Я знал, что он очень занят. Потом, когда прошло несколько дней, он мне сказал: «Джованни, а когда еще мы можем заниматься?» Это было просто удивительно – такая энергия, такая любовь вообще к культуре!
И последнее, что касается честности. Отец Георгий так и продолжал говорить во всеуслышание всё, чту думал. И вот что интересно. Отец Александр Ельчанинов как-то сказал: «До священства как о многом я должен был молчать, удерживать себя. А вот священство для меня – возможность говорить полным голосом». То же самое было с отцом Георгием. Ничего не изменилось, наоборот: он смело говорил то, чту думал, иногда обличал, иногда говорил вещи, совершенно неудобные для многих.
Как вы понимаете, это личность настолько многогранная, что очень трудно говорить об отце Георгии и не забыть что-то важное. <…>
22 июня 2017 г.
Мне кажется, что отец Георгий как бы соединял две эпохи: дореволюционную Россию и постсоветскую. Он родился при советской власти, но, действительно, связь отца Георгия с дореволюционной Россией была очевидна. Так же – связь с Античностью: как мне кажется, не только по роду деятельности преподавательской, исследовательской, но еще и потому, что человек как будто дышал всей античной культурой. Так же, мне кажется, отец Георгий объединил два мира: западный мир, который знал великолепно, и Россию. Так же он объединял две традиции: католическую традицию и православие.
Замечательна была способность отца Георгия запоминать все имена. Я, честно признаюсь, ему очень завидую. Потому что, когда в храме толпа верующих и священник помнит имя каждого – это, конечно, замечательно. Он был замечательным исповедником. Это я могу сказать по собственному опыту, так как я у него исповедовался несколько лет. У него была способность слушать до конца то, что человек несет в своей душе, то, что иногда чрезвычайно трудно выразить словами.
Как я уже сказал, прежде всего лично для меня отец Георгий – человек единства, человек, который мог соединить в себе, объединить два разных мира. И прежде всего это латинско-римский и греческий мир. Это Античность, но также Рим и Византия, также это Рим и Москва. Так получилось по обстоятельствам его жизни, что он и в буквальном смысле иногда являлся объединяющим фактором между Римом и Москвой. И я имею в виду в том числе две христианские традиции: латинскую (католическую) и греческую (православную). Во многих местах его книг можно увидеть именно такую уникальную способность – объединить эти два мира.
Но это не единственное, что в нем удивляло. Отец Георгий поразительным образом объединял молитвенно-созерцательную жизнь с жизнью деятельной. Я имею в виду не только его служение в детской больнице, но также его гражданские позиции, его политические позиции. То, что человек молитвы и священнослужитель так заботился о социальной, гражданской, общественной и даже политической жизни, для меня чрезвычайно важно. Я думаю, именно так и должно быть.
Безусловно, для меня как итальянца очень важно его знание западной литературы, западного мира. Оказывается, то, что православный священник и специалист по античному Риму написал о Риме, интересно самим итальянцам. Я должен сказать, что сам ходил по Риму, используя его книжку «Римские заметки» буквально в качестве путеводителя. И это оказалось безумно интересно.
Не только эта связь между восточным и западным мирами выделяется как его служение. Безусловно, замечательно его служение в качестве священника и исповедника. Замечательно также его служение в качестве лектора и преподавателя, общественного деятеля и так далее. Но есть еще одна характеристика отца Георгия, которая для меня очень важна, – это то, что он был абсолютно не клерикальным. Это чрезвычайно важно для священника, как мне кажется. Может быть, потому, что он рукоположился достаточно поздно, после того как долго преподавал в разных вузах, после того как проявил себя как ученый, литературовед, филолог, священство для него было не некая самореализация, а именно служение в чистом виде. Он высоко ценил человека-мирянина, который достиг в своей жизни чего-то важного, мог проявить себя. И он всегда уважал таких людей среди наших прихожан тоже.
Вы почти все знаете то, чту он написал о старушках своего детства, о том, как его воспитывали старушки. Он питал какое-то благоговение к старшему поколению. Он всегда с огромным уважением относился к людям старше него. Однажды мы говорили об исповеди – о том, как часто люди путают исповедь и психоанализ или исповедь и беседы, советы, которые требуются от священника. В ходе разговора отец Георгий сказал: «Ну, это, конечно, разные вещи. Я если хочу исповедоваться, иду к первому священнику. И здесь не так важно, кто это. А вот если я хочу посоветоваться, я иду к опытному человеку. Например, к Евгению Борисовичу Рашковскому. Вот с ним я советуюсь». И второе имя он назвал – Владимир Ильич Илюшенко.
«Римские каникулы». 2000-е годы
Безусловно, отец Георгий – очень весомая личность. И потому вполне естественно, что наши воспоминания фрагментарны. Трудно комплексно, в целом говорить об отце Георгии – личности сложной, богатой, многогранной.
Лично от себя я хочу добавить только одну вещь. Ровно одиннадцать лет назад в моей жизни был поворотный момент, когда решалась моя дальнейшая судьба. Я давным-давно задавал себе вопросы насчет принятия священного сана. И я всё думал, что надо поговорить с отцом Александром Борисовым, но не мог решиться. В какой-то момент перед летом он мне сказал: «Вы знаете, Джованни, что я буду на Сардинии, на вашей родине». Одна состоятельная прихожанка подарила ему и матушке отдых на Сардинии. Мы посмотрели даты, и они совпадали: мы совершенно случайно должны были быть одновременно на Сардинии и договорились о встрече там. Я предупредил отца Александра о том, что хочу с ним поговорить не спеша о чем-то важном, но не сказал, о чем. Потом я поехал в Рим на конференцию и там в какой-то момент пришел к решению: да, надо рукоположиться.
Был еще один человек, с которым я хотел поговорить: это отец Георгий. Я думал: кто как не отец Георгий сможет мне посоветовать? Тем более что я вспомнил, как за несколько лет до этого я его спросил: «Собственно, почему вы рукоположились? Как вы приняли это решение?» И он мне рассказал: «Вы знаете, я очень долго думал, терзался, мучился, не мог решиться. Пока 9 сентября 1990 года мне не сказали: “Убит отец Александр Мень”. И тогда я принял решение, у меня не осталось никаких сомнений в том, что рукоположиться надо обязательно». Я помнил эти слова отца Георгия и решил, что и с ним непременно надо поговорить. Я был в Риме и, помню, размышлял об этом в самолете, возвращаясь в Москву. Прилетел, и на следующий день мне позвонили и сказали: «Умер отец Георгий». Поэтому я позвонил отцу Александру на Сардинию и сказал: «Отец Александр, вы узнали?» Он говорит: «Да, да, вот, мне сообщили. Поэтому я возвращаюсь в Москву. Мы с вами не встретимся на Сардинии, но как-нибудь поговорим в Москве». А у меня уже был куплен билет, поэтому именно в день похорон отца Георгия я должен был улететь на Сардинию.