А баба Катя, за двадцать лет до того недовольная тем, что сын женится и уезжает из дома в другую семью, вдруг оценила, как ей на самом деле повезло. Два совсем взрослых сына, каждый со своим характером и привычками, – это оказалось для одной квартиры многовато. Бабушка даже спрашивала у мамы: «Оля, когда же он уедет обратно?»
Мама не стала никуда уезжать, она осталась и присматривала не за вещами, а за тем, как идет ремонт. Это была государственная программа, и все материалы – тоже. Но надо было решить то одно, то другое, что-то купить самим, кому-то приплатить. И, чего не делали в более поздние времена, когда сами нанимали рабочих для ремонта, – мама готовила им домашние обеды. Немудрящие, конечно, но готовила. Притом не всегда работала плита. Но много и не требовалось. Помню, как-то один мужчина удивлялся, как это макароны сварены так, что одна от другой отделяется. В этой заботе был и свой расчет. Если бы предоставить парней самим себе, купили бы какой попало еды, «закуски» и водки или пива, а после обеда неизвестно, стали ли бы вообще работать. Ремонт затянулся бы до бесконечности.
Однако никто не жаловался, что их «заставляют много работать». Наоборот, когда одна из стен, оказавшаяся изнутри прогнившей, буквально рухнула, строители в тот же день сложили из бревен новую стену, чтобы мы не остались на целые сутки с огромной дырой прямо во двор. «Виноградовская» комната была далеко от дыры, но все-таки стояла зима, январь или февраль. В тот день ремонтникам пришлось задержаться на работе до позднего вечера. За такое отношение мама всем приплатила, когда ремонт наконец закончился.
Я тут пишу, что всё это делала мама; да, именно она, не папа и не кто-нибудь еще. Так повелось, что почти с детства и до самых преклонных лет все эти заботы были именно на ней.
Кутов и кошки
В нашем московском доме подвал и чердак совсем не были оборудованы как кладовка или технический этаж. Кровля была двускатная, снег сам съезжал с крыши, иногда целой лавиной. Так что между потолком и кровлей было какое-то пустое пространство, но о нем речь никогда не заходила. А вот в другом пустом пространстве, под полом, жили ничейные кошки. Они были совсем одичавшие. Не сказать, что бездомные, – они жили в подвале дома, но жили сами по себе, выводили там котят, так что это были не брошенные хозяевами, а ничейные в нескольких поколениях кошки. Относились к ним жильцы по-разному. Сестры Виноградовы их опекали, выносили им во двор какую-нибудь еду. Другие только отмечали, что кошки гораздо лучше, чем крысы, от которых не было покоя в сороковые годы.
Еще одни соседи, по странному совпадению носившие фамилию Котовы, соглашаясь, что крысы хуже, кошек тоже терпеть не могли.
Во время большого ремонта и еще как-то раз, при поломке водопровода, когда пол в ванной оказывался разобран, кошки поднимались в квартиру и ходили по коридорам. Коты затевали там драки. Увидев людей, убегали, иногда не сразу. Нашего соседа Котова кошачья возня в коридоре буквально выводила из себя. Однажды он принес из своей комнаты охотничье ружье, потом медленно, потихоньку, чтобы не спугнуть, подошел к котам поближе и выстрелил. Не знаю, что там у него было: пуля, дробь или просто холостой патрон. Коты убежали.
«Мазила», – сказала мама. Юрий Константинович обиделся, но не очень: котов-то он прогнал.
Еще иногда котята вылезали в нашу с Егором комнату, «детскую».
После ремонта как-то так получилось, что батарея отопления, до того установленная как полагается, спустилась чуть ниже основного пола, но выше «чернового». В этом пространстве образовался узенький лаз, достаточный для котенка, но слишком маленький для взрослой кошки. Часто весной или в начале лета котята пробирались в комнату и играли на солнышке, пока нас не было дома. Как только дверь открывалась, они мигом бежали обратно в подпол. Какого-нибудь отставшего котенка можно было схватить, но они очень пугались. Поиграть с ними или приручить не получалось.
С Котовым связано еще одно занятное воспоминание. Он любил полежать в ванне, отдохнуть, расслабиться. Мог там уснуть. Ванная у нас занимала целую комнату с окном во двор, конечно, маленькую, но в новых квартирах я и таких не видела. Ванна в ней стояла большая, длинная. Словом, Котов уснул и стал постепенно сползать так, что чуть не утонул. Как заметила неладное его сестра, я не знаю. Но она вбежала к нам с криком: «Юра тонет!»
Мама и папа в это время сидели за столом с гостями, ужинали. Все повскакали, выбежали в коридор. Ванная заперта на крючок, изнутри какие-то неясные звуки. Папа рванул дверь так, что крючок отскочил. Котов спал, потихоньку сползая всё ниже, лицо его было наполовину в воде. Проснулся не сразу, не мог сообразить, в чем дело. Ну, все оставили Котовых вдвоем, пошли дальше ужинать.
Чем еще памятен этот сосед – он был весьма похож на знаменитого артиста Олега Ефремова. Особенно в фильме «Три тополя на Плющихе» Олег Ефремов – прямо вылитый Котов.
Путешествия
Летом мы живем на даче, но не всё время летних каникул, стараемся предпринять какую-нибудь поездку. Мама работала в археологической экспедиции в Новгороде, там нужен ботаник, так как при раскопках находят деревянные предметы. Егор и я ездили туда вместе с ней в 1965 году, а я – еще и в 1971-м. Ездили в Ленинград, где живут наши родственники, не очень близкие, но мы давно дружим семьями. Бывали в Риге, там останавливались у папиного друга и сослуживца.
Совершили даже еще одну поездку Москва – Горький – Москва, на этот раз вместе с мамой. Маршрут был тот же, только в другом порядке: Москва-река, Ока, Волга, канал. Поездка прошла отлично, в одном только нам не повезло: в тот день, когда были в нижегородском Кремле, на стены не пускали, выходной день. Как и в прошлый раз, у нас была своя каюта. На верхних койках разместились папа и я. Егор сказал, что в прошлый раз он спал на верхней койке, теперь мы должны поменяться. Меня это вполне устроило: там было удобнее, чем на верхней койке в поезде, как-то просторнее, и идет теплоход не так быстро.
Каникулы
Живя в Москве, мы, когда был снег, катались на лыжах, еще ходили на концерты или в театр, не только в каникулы, но и просто по вечерам. На зимние, весенние, даже осенние, самые короткие каникулы старались что-нибудь придумать. Как-то ездили в Отдых, не на нашу дачу, совершенно не приспособленную, а снимали комнату у одних «зимников». Несколько раз гостили у маминых друзей Нины Викариевны и Дмитрия Ивановича. Они москвичи, но жили постоянно в поселке по Белорусской дороге, недалеко от Голицына. По забавному совпадению с нашим Отдыхом, их поселок назывался Летний Отдых.
Для нас он оказывался зимним или весенним отдыхом.
Иногда мы приезжали в Немчиновку. В подмосковном поселке Немчиновке у родителей нашей бабы Кати было целых два или три дома, деревянных, не очень больших, но с большими участками. После революции один из домов остался у родственников как собственный, а в половинке другого жила семья бабушкиного брата дяди Саши; кажется, члены семьи были там прописаны, как в обычном поселковом доме. Кому и в каких долях принадлежал первый дом – история длинная и запутанная, по сей день продолжается. Дом уже почти развалился, но при нем участок в сорок соток и даже маленький пруд. Одна из комнат с отдельным входом, печью и застекленной верандой считалась бабы Кати. Там жила она летом с сыновьями, пока те были маленькими, приезжала и позднее. Вот в эту комнату мы приезжали иногда на каникулы, кроме летних, как я уже писала. Зимой из всех родственников оставалась только семья тети Люси, дочери дяди Саши, жили они в соседнем доме. Как-то мы у них встречали Новый год, папа тоже приезжал. Чаще Новый год встречали дома, иногда приглашая гостей. Телевизора у нас не было, но хватало радиоприемника. Помню даже время, когда радиоприемник был только у кого-то из соседей, кажется, у Лидии Константиновны. Его включали погромче и открывали все двери, чтобы всем был слышен бой курантов.
Один раз на каникулы никуда не уезжали, но наши друзья накупили для нескольких семей с детьми много билетов на детские спектакли. Ходили все вместе, было очень интересно, а потом, представьте себе, наступил момент, когда и в театр не хотелось идти. Развлечения приедаются? Спектакли были не очень хорошие? Или, как опасалась мама, в городе нам не хватало свежего воздуха?
С пятнадцати-шестнадцати лет Егор предпочитал ездить один. Он побывал снова в Ленинграде и в Прибалтике, ездил в Саров. Интересы его разнообразны, но это не стандартные экскурсии или поездки на курорт. Купаться, загорать – это не для него. К тому же Егор всегда плохо переносил жару, на солнце его кожа сильно обгорала. Это заметили еще по поездкам на Азовское море.
Выбор специальности
Школьные годы закончились, надо было выбирать профессию, выбрать для начала, где продолжить образование. Папе хотелось, чтобы Георгий стал военным или выбрал бы какую-нибудь специальность, связанную с техникой. Это многие считали «настоящим мужским делом». Мама не была так категорична. Несколько ее сверстников согласились на «хорошую» профессию, но такую, что душа к ней не лежала, не так уж это вышло хорошо. Сама мама, выбирая между филологией и биологией, предпочла биологию. Кто-то считал, что тоже зря, кто-то – что это отличная профессия и мама в ней преуспела. У папы таких сомнений не было, его всю жизнь интересовала история, но как возможную профессию он ее не рассматривал.
Георгий смотрел на это иначе. Он не был из тех гуманитариев, для которых даже школьная арифметика – что темный лес. Никаких трудностей с математикой и физикой он не испытывал. Мало того, в старших классах поступил в «математический класс» и успешно его закончил. Но поступать решил на исторический факультет МГУ, другие варианты отпали, когда Егор стал взрослым.
Поступление в университет
В университет Егор поступил в том же 1970 году, когда закончил школу. Далось это нелегко, как бывало тогда у многих: в июне – выпускные экзамены в школе, их восемь, в августе – четыре вступительных экзамена в университете. По их результатам набралось 18 баллов. Новые переживания – примут, не примут? У кого было 20 или 19 баллов, приняли сразу. А у кого 18 – после собеседования, и не всех, это «полупроходной балл», то есть, мест на всех не хватало.