– Его зовут Тодд Шнайдер. Он партнер юридической фирмы, в названии которой шесть фамилий. Центральный офис – в Нью-Йорке. Я его нашла, пока ты разговаривал с мистером Невиллом.
– На айпаде?
– Да.
– Ты гений, Холли.
– Нет, это всего лишь поиск в Сети. Это ты умница, потому что подумал об этом. Я ему позвоню, если хочешь. – На лице Холли написано, какой ужас вызывает у нее этот звонок.
– Это лишнее. Просто позвони в его офис и узнай, найдется ли у него время для разговора со мной. Завтра с утра, и как можно раньше.
Холли улыбается.
– Хорошо. – Ее улыбка тает. Она показывает на бок Ходжеса. – Болит?
– Немного. – И сейчас он говорит правду. – При инфаркте было хуже. – Это тоже правда, но, возможно, только пока. – Если увидишь Барбару, передай ей привет.
– Обязательно.
Холли смотрит, как он идет к своему автомобилю, видит, как левой рукой поднимает воротник куртки, потом касается бока. Ей хочется плакать. Или выть от ярости. Жизнь бывает такой несправедливой. Она это знает со старших классов, тогда над ней постоянно издевались, но ее это по-прежнему удивляет. Не должно бы – но удивляет.
Ходжес вновь едет через весь город, включает радио, ищет хороший рок-н-ролл. На «БАМ-100» находит группу «The Knack»[26], исполняющую «Мою Шарону», и прибавляет громкость. Когда песня заканчивается, диджей предупреждает о мощном буране, который движется со стороны Скалистых гор.
Ходжес больше не слушает. Он думает о Брейди и о том, как впервые увидел эти «Заппиты». Их раздавал Библиотечный Эл. Какая у него была фамилия? Ходжес вспомнить не может. Да и знал ли он ее вообще?
Он подъезжает к «Черной овце», входит. Норма Уилмер уже сидит за столиком в глубине, довольно далеко от шумной компании бизнесменов у стойки, которые орут и хлопают стоящих рядом по спинам, угощая друг друга. Норма сменила униформу медсестры на темно-зеленый брючный костюм и туфли на низком каблуке. Перед ней уже стоит стакан.
– Вроде бы его полагалось покупать мне, – говорит Ходжес, садясь напротив Нормы.
– Не волнуйтесь, – отвечает она. – Мне все записывают на счет, который вы и оплатите.
– Разумеется.
– Бэбино не сможет уволить или куда-то перевести меня, если кто-то нас здесь увидит, но создать мне проблемы в его силах. Впрочем, я тоже могу создать ему проблемы.
– Правда?
– Правда. Думаю, он экспериментировал с вашим давним знакомцем Брейди Хартсфилдом. Скармливал ему бог знает какие таблетки. Что-то колол. Витамины, по его словам.
Ходжес в изумлении смотрит на нее:
– И долго это продолжалось?
– Годы. Это одна из причин, заставивших Бекки Хелмингтон перевестись. Не хотела оказаться крайней, если Бэбино даст Брейди не тот витамин и убьет его.
Подходит официантка. Ходжес заказывает колу со вкусом вишни.
Норма фыркает:
– Кола? Вы вроде бы уже большой мальчик.
– По части выпивки я расплескал больше, чем вы выпили, дорогая, – отвечает Ходжес. – Зачем Бэбино это делал?
Она пожимает плечами:
– Понятия не имею. Но он не первый, кто экспериментировал с отбросами общества, на которых всем наплевать. Слышали про исследование сифилиса в Таскиги? Правительство Соединенных Штатов использовало четыреста чернокожих вместо лабораторных крыс. Эксперимент на людях проводили сорок лет, и, насколько я знаю, ни один из них не въехал на автомобиле в толпу людей. – Она криво улыбается, глядя на Ходжеса. – Копните Бэбино. Выведите на чистую воду. Рискните.
– Меня интересует Хартсфилд, но исходя из ваших слов, я не удивлюсь, если Бэбино замешан в эту историю.
– Так выпьем за то, чтобы так и оказалось. – Она чуть растягивает слова, и Ходжес догадывается, что это не первый ее стакан. Он, в конце концов, детектив опытный.
Когда официантка приносит колу, стакан Нормы уже пуст, и она поднимает его.
– Я выпью еще, а поскольку этот господин платит, налейте двойную порцию. – Официантка берет стакан и уходит. Норма вновь поворачивается к Ходжесу. – Вы говорили, что у вас вопросы. Задавайте, пока я могу на них отвечать. А то скоро губы перестанут шевелиться.
– Кто внесен в список посетителей Брейди?
Норма недоуменно хмурится.
– Список посетителей? Вы шутите? Кто вам сказал про список посетителей?
– Покойная Рут Скапелли. Сразу после того, как ее назначили старшей медсестрой. Я предложил ей пятьдесят баксов в месяц за то, чтобы она сообщала мне о слухах, которые его касались – такая договоренность была у меня с Бекки, – но Скапелли повела себя так, будто я отлил на ее туфли. И заявила: «Вас даже нет в списке посетителей».
– Ха!
– И сегодня Бэбино сказал…
– Какую-то чушь насчет прокуратуры. Я слышала. Присутствовала при этом.
Официантка ставит перед Нормой полный стакан, и Ходжес понимает, что ему надо торопиться. Еще чуть-чуть, и Норма перейдет к неурядицам на работе и проблемам в личной жизни. Есть такая особенность у пьяных медсестер. В этом смысле они схожи с копами.
– Вы работаете в Ведре с тех пор, как я начал…
– Гораздо дольше. Двенадцать лет. – Она поднимает стакан и ополовинивает одним глотком. – А теперь меня повысили, хотя бы временно. Я нынче старшая медсестра. Ответственность в два раза выше, и, не сомневаюсь, за те же деньги.
– В последнее время приходил кто-нибудь из прокуратуры?
– Поначалу их тут хватало. Они приводили прикормленных врачей, которым не терпелось объявить, что этот сукин сын вполне может предстать перед судом, но резко меняли мнение, увидев, как он пускает слюни и пытается взять ложку. Они продолжали появляться, но реже, чтобы проверить, нет ли каких-нибудь изменений, и достаточно давно не было никого. По их мнению, он законченный дегенерат. И шансов, что он оклемается, никаких.
– То есть они поставили на нем крест. – И почему нет? Если не считать редких статей или репортажей в те дни, когда с новостями напряг, интерес массмедиа к Брейди Хартсфилду близок к нулю. Автомобильных аварий и убийств обычно хватает, чтобы заполнить газетные страницы и эфир.
– Сами знаете. – Прядь волос падает Норме на глаза, и она отбрасывает ее. – Кто-нибудь пытался вас остановить, когда вы приходили к нему?
«Нет, – думает Ходжес, – но я не хожу к нему уже полтора года».
– А если существует список посетителей…
– …то его составил Бэбино, а не окружной прокурор. По части Мерседеса-убийцы прокурор – что медоед, Билл. Ему глубоко насрать[27].
– Что?
– Не важно.
– Но вы можете проверить, есть ли такой список? Теперь, когда стали старшей медсестрой?
Она обдумывает вопрос, потом кивает:
– Едва ли он будет в компьютере, где его слишком легко найти. Но Скапелли держала пару папок с документами в запертом ящике на сестринском посту. Вела учет, кто хороший, а кто плохой. Если я что-то найду, двадцатки будет не жалко?
– Я заплачу полсотни, если вы позвоните мне завтра. – Но у Ходжеса нет уверенности, что завтра она вспомнит этот разговор. – Время дорого.
– Если такой список и есть, то чтобы пудрить мозги. Просто Бэбино ни с кем не хочет делиться Хартсфилдом.
– Но вы проверите?
– Да, почему нет? Я знаю, где она прятала ключ от запертого ящика. Черт, большинство медсестер это знают. Трудно свыкнуться с мыслью, что медсестра Гнусен мертва.
Ходжес кивает.
– Он может двигать вещи, знаете ли. Не прикасаясь к ним. – Норма, не глядя на Ходжеса, выписывает стаканом круги по столу. Словно пытается нарисовать эмблему Олимпийских игр.
– Хартсфилд?
– А о ком мы говорим? Да. Делает это, чтобы напугать медсестер. – Она поднимает голову. – Я пьяна, поэтому скажу вам кое-что такое, чего никогда не сказала бы трезвая. Я хочу, чтобы Бэбино его убил. Вколол ему что-нибудь ядовитое и отправил на тот свет. Потому что он меня пугает. – Она замолкает, потом продолжает: – Он пугает нас всех.
Холли застает личного помощника Тодда Шнайдера, когда тот уже завершает рабочий день и собирается домой. Помощник говорит, что мистеру Шнайдеру можно позвонить от половины девятого до девяти. Потом сплошные совещания до самого вечера.
Закончив разговор, Холли умывается в маленькой туалетной комнате, использует дезодорант, запирает офис и едет в больницу Кайнера, попав в самый час пик. Приезжает в шесть вечера, уже в полной темноте. Женщина за информационной стойкой заглядывает в компьютер и говорит, что Барбара Робинсон в палате 528 крыла Б.
– Это реанимация? – спрашивает Холли.
– Нет, мэм.
– Хорошо, – кивает Холли и направляется к лифту, постукивая низкими каблуками.
Двери открываются на пятом этаже, и там, ожидая лифта, стоят родители Барбары. Таня, с мобильником в руке, смотрит на Холли, как на призрака. С губ Джима Робинсона срывается:
– Будь я проклят.
Холли вся сжимается.
– Что? Что такое? Почему вы так на меня смотрите? Что не так?
– Все хорошо, – отвечает Таня. – Просто я собиралась позвонить тебе…
Двери кабинки начинают закрываться. Джим протягивает руку, и они разъезжаются. Холли выходит.
– …из вестибюля, – продолжает Таня и показывает на настенный плакат. На нем мобильник, перечеркнутый красной полосой.
– Мне? Зачем? Как я поняла, у нее только нога сломана. Я знаю, перелом ноги – это серьезно, конечно, серьезно, но…
– Она в сознании, и все хорошо, – говорит Джим, но они с Таней переглядываются, показывая, что это не вся правда. – Перелом без смещения, но при осмотре заметили еще и шишку на затылке и решили, что ночь ей лучше провести здесь, на всякий случай. Доктор, который накладывал гипс, уверен на девяносто девять процентов, что утром она отправится домой.
– Ей сделали анализ на токсины, – добавляет Таня. – Никаких наркотиков в крови нет. Я не удивлена, но все-таки от сердца отлегло.