На втором этапе ученые стали проводить обусловливание – издавали громкие неприятные звуки, когда Альберт играл с крысой: гремели жестяными тарелками или делали что-то подобное. Это было безусловным сигналом опасности для ребенка. Через некоторое время произошло обусловливание – безусловный стимул (звук) связался с условным стимулом (крыса), и ребенок стал крысы бояться.
После этого началось самое интересное: ребенок испытывал страх и отказывался играть с крысой даже в отсутствие громких звуков. И более того, произошла генерализация страха: Альберт стал избегать другие объекты, похожие на крысу, например белого кролика. То есть страх распространился на другие похожие стимулы. Через какое-то время и в других условиях (в другой комнате) ребенку опять показали белую крысу, и он уже боялся ее меньше – страх начал угасать. Если условный стимул не подкрепляется безусловным (какое-то время при появлении крысы ученые не гремят тарелками), то страх угасает.
Этот эксперимент послужил основой для развития поведенческой теории и терапии фобий и тревожности. Фобия – выученная реакция. Она распространяется на похожие стимулы. Хорошая новость заключается в том, что ей можно разучиться. Разучитесь. Вы великолепны!
Но через какое-то время оказалось, что не все так просто. Непонятно, где человек приобрел фобию, ведь не всегда ей предшествовала какая-то травматическая ситуация.
Эксперимент с маленьким Альбертом
Эксперимент Скиннера с голубями
И вот пришел Беррес Скиннер[48] со своими голубями и крысами. В 1930-х он начал изучать новый вид научения – оперантное научение, или инструментальное обусловливание. Суть в том, что у животных закреплялось то поведение, за которым следовало вознаграждение. Если поведение не подкрепляется или наказывается, оно угасает. Так, голубя можно научить нажимать на конкретный кружок на стенке ящика, если давать ему вкусняшку, когда он делает движение в нужном направлении. Этот тип обучения называется оперантным, потому что голубь, человек или собака здесь не пассивные объекты, с которыми просто происходит научение. Они активные субъекты, которые оперируют действиями во внешнем мире и через это получают опыт и учатся. То есть научение зависит от их действий.
Как подкрепляется избегание при тревожных расстройствах у людей?
Человеку же никто не дает конфетку за то, что он остался дома.
Перед выходом из дома, если есть страх испытать паническую атаку в парке или страх выступлений, поднимается тревога. А когда человек избегает, выходит из ситуации или не входит в нее, тревога снижается. Бум! Это приятно, и это подкрепление. Получается, чем больше избегаешь, тем сильнее закрепляется этот эффект.
Люди могут предсказывать возникновение пугающей ситуации. Например, появились первые признаки телесного недомогания – это может быть предвестником панической атаки для человека с паническим расстройством. В предсказании участвуют мозговые структуры, которые развились позднее, чем те, которые отвечают за страх и побег (миндалина, амигдала). Таким образом избегание отделяется от вызвавшей его первоначально опасности и начинает жить само по себе, становится привычкой.
Немного нейробиологии
Дальше индивид выберет избегание, даже если опасности нет, а само по себе избегание вредит его жизни. Было показано, что вентральный стриатум более вовлечен в изучение нового действия, в то время как дорсальный стриатум более тесно связан с формированием привычки этого действия. Виды поведения, зависящие от вентрального стриатума, также имеют тенденцию к более легкому исчезновению в процессе обучения вытеснению, в то время как типы поведения, зависящие от дорсального стриатума, часто устойчивы к вытеснению[49].
Таким образом, с повторяющимися проявлениями поведения избегания нейронные пути, связанные с этим поведением, могут сдвигаться в сторону дорсального стриатума как у животных, так и у людей[50]. В этом случае поведение избегания может стать недостаточно адаптивным – условный стимул больше не указывает на угрозу, появление милого кролика больше не предвещает грохот посуды, но избегание уже закрепилось и стало привычкой, которую так просто не подвинешь. Подобным образом люди могут избегать страшных стимулов даже в отсутствие реальной угрозы. Совокупно эти результаты подтверждают трехфакторный процесс научения избеганию: павловский (как у маленького Альберта), инструментальный (как у голубей) и основанный на привычках.
Так избегание пугающих стимулов стало считаться одним из основных поддерживающих механизмов тревожных расстройств.
При социальной тревожности человек избегает общения или показывать свою тревогу, при посттравматическом стрессе избегает того, что напоминает ему о травме, при паническом расстройстве старается избегать ощущений собственного организма.
Но избегание не всегда очевидно. При паническом расстройстве, например, человек может вроде бы ничего не избегать, если не присоединилась агорафобия. При социальном тревожном расстройстве тоже практически невозможно избегать людей полностью. Человек ходит на работу, на учебу, того, чего он боится, не происходит, но тревога и страх не угасают.
Британский ученый, профессор Центра тревожных расстройств и травмы при Институте психиатрии в Лондоне Пол Салковскис сформулировал для этого такое объяснение: избегание принимает другую форму. Оно есть, просто не так заметно.
Например, преподаватель со страхом выступлений придет читать лекцию, но всегда будет учить ее заранее (избегать, таким образом, пауз или импровизации) или контролировать голос, чтобы не было слышно, что тот дрожит. Или человек с паническим расстройством будет выходить из дома, но брать с собой корвалол, чтобы успокоиться в случае чего. Спортсмен-любитель с паническим расстройством может даже заниматься бегом и плаванием, но всегда следить за пульсом с помощью часов, чтобы точно не выходить за пределы «безопасных» пульсовых зон.
Эти стратегии безопасности Пол Салковскис назвал охранительным поведением[51].
Охранительное поведение – действия, выполняемые (как явно, так и скрыто) с целью предотвратить пугающие последствия. Многие виды охранительного поведения полезны и адаптивны. В частности, в тех случаях, когда поведение действительно может снизить опасность, например проверить температуру воды перед тем, как залезать в ванну, или посмотреть в обе стороны перед тем, как переходить дорогу. Однако когда стратегии безопасности связаны с воспринимаемыми угрозами, а не с реальной опасностью, они либо не нужны, либо могут усугублять и поддерживать тревожность.
Выявление феномена охранительного поведения помогло объяснить парадоксальную штуку: люди с тревожными расстройствами регулярно сталкиваются с ситуациями, когда их страхи не подтверждаются, но при этом они остаются убеждены, что опасность была очень близко. Человек с паническим расстройством никогда не умирает от панических атак. Но если он использует охранительное поведение, например всегда дышит по квадрату или выпивает таблетку, то возникает объяснение: «Если бы я этого не сделал(–а), то точно сошел(–шла) бы с ума / умер(–ла)». Таким образом идея об опасности не ослабляется, а только усиливается[52].
Примеры типичного охранительного поведения при панике:
• пытаться старательно контролировать мысли при страхе сойти с ума;
• опираться на предметы (к примеру, продуктовую тележку в супермаркете, стол при чтении лекции) или ходить при головокружении и опасениях потерять сознание;
• делать глубокий вдох при чувстве нехватки воздуха и боязни задохнуться;
• лечь на диван, чтобы не перегружать сердце при опасении сердечного приступа;
• стараться контролировать свое поведение при страхе потерять над собой контроль.
Зачастую это поведение даже усиливает пугающие ощущения. Например, перемещаясь на онемевших ногах, человек ощущает себя еще более неустойчивым; глубокое и учащенное дыхание (гипервентиляция) вызовет ощущение еще большей нехватки кислорода.
Помимо того что охранительное поведение используется во время панических атак, многие прибегают к нему и между приступами. Например, опасаясь сердечного приступа, человек может пытаться избегать любого перенапряжения, которое, на его взгляд, ослабляет сердце, например секса, тяжелой пищи, и существенным образом ограничивать физическую нагрузку. Подобным образом человек, опасающийся, что сильная тревога может привести к гибели или сумасшествию, может избегать любых стрессовых событий.
Пол Салковскис в статье «Роль поведения в поддержании тревоги и паники: взгляд когнитивного психолога» пишет:
«Для объяснения неспособности тревожных пациентов воспользоваться естественными опровержениями гипотезы о когнитивных процессах предполагается функциональная и внутренне логическая связь между когнитивными процессами и поведением… Другими словами, человек, паникующий из-за убеждения, что катастрофа неизбежна, будет делать все, что, по его мнению, может предотвратить катастрофу. Человек, боящийся потерять сознание, сидит, а человек, боящийся инфаркта, воздерживается от физических упражнений и т. д. Таким образом, пациент не только испытывает немедленное облегчение, но и ненамеренно “защищает” свою веру в потенциальную катастрофу, связанную с конкретными ощущениями. Каждая паническая атака, вместо того чтобы рассматриваться как опровержение, становится еще одним примером того, как чуть не произошла катастрофа: “Я был близок к потере сознания столько раз: мне нужно быть осторожным, ведь однажды я не смогу предотвратить это”. Это означает, что трудности тревожных пациентов воспользоваться естественными опровержениями могут быть связаны с тем, что неслучившиеся катастрофы, вместе с охранительным поведением, не работают как опровержение и иногда воспринимаются как подтверждение “едва не случившейся катастрофы”»