Подобные истории были связаны и с Успенским постом, и с Рождественским. Это очень важно понимать, что церковные посты – это не просто личный подвиг каждого из нас, это подвиг нашей взаимности, подвиг нашей солидарности, когда мы ощущаем друг друга сугубо связанными.
Конечно, никто не мешает, чтобы люди постились раздельно – в то время, которое каждый для себя находит удобным. Есть только одно исключение из этого правила – церковные правила не разрешают поститься на Пасху, потому что Пасха – это время праздника, и получится очень нехорошо, если все празднуют, а ты будешь сугубо скорбеть. Так вот, каждый из нас в любое время года может по своему желанию поститься или не поститься, но ведь гораздо лучше, если христиане будут это делать вместе, чувствуя помощь друг друга и ощущая молитвы друг о друге, усугубляя их.
Что же такое вообще пост?
Слово «пост» имеет в русском языке, как и в латыни, два смысла. Пост как время воздержания и пост как место, где находится караульный, дежурный солдат. Так вот, в латинском языке, откуда к нам это слово скорее всего и пришло, оно означает точно то же самое. Пост – это время, когда душа должна становиться на страже, когда христианин сугубо вспоминает, что он солдат. Каждый из нас, независимо от возраста и от пола, – воин Христов. И каждому из нас вверена в защиту святыня небывалой ценности. Сам Творец миров снисшел к нам и распялся нас ради человек и нашего ради спасения.
И получается такая удивительная вещь: люди готовы грызть друг другу глотки за право владения нефтяной скважиной, они готовы устраивать перестрелки из-за владения каким-нибудь доходным рестораном, убивать друг друга, сбрасывать атомные бомбы ради деления рынков, куда бы они могли продавать свою продукцию, ради приобретения земель и так далее. Готовы бить друг друга смертным боем из-за разницы в политических взглядах. Но что стоит владение каким-нибудь куском земли, какие бы там нефтяные или алмазные скважины ни были, по сравнению с человеческой душой? И вот удивительная ведь складывается ситуация: чем более агрессивен человек вовне, чем более агрессивен он в защите внешних ценностей, тем обычно инфантильнее, беззащитнее он, когда речь идет о защите самого главного – о защите его собственной души.
Так вот, Церковь всегда призывает к тому, чтобы человек стоял на страже чистоты своей души, чтобы он не впускал сюда зло. Грех приходит постепенно в душу человека, постепенно вползает. Иногда, конечно, бывает так, как на ускоренной съемке, когда в ускоренном ритме показывают кинопленку и фигурки быстро движутся, – вот таким же скачком человек, бывает, совершает некий грех. Вот, он жил в нормальном состоянии, и вдруг что-то в голову ударило, и он быстро пошел и кого-то оскорбил, убил или еще что-то сделал. Но на самом деле, если мы более медленно начнем просматривать эту пленочку, то увидим, что внезапности все равно не было, а была, как правило, некая последовательность того, что произошло.
Сначала в ум человека вторгается некий помысл. Вот идет человек по улице и видит, скажем, какую-то надпись на заборе. Но эту надпись не он написал. Он идет и от него почти не зависит, прочитает он ее или не прочитает, – она сама бросилась в глаза. Вот и содержание помыслов почти не зависит от человека. Такие вот начинающиеся помыслы по святоотеческой терминологии называются «прилоги». Я говорю «почти», потому что здесь тоже необходимо уточнение. Как однажды отец Павел Флоренский выразился: «Бывают воспитанные сновидения, а бывают невоспитанные сновидения». Потому что во многом даже содержание кладовки нашего подсознания зависит от того, как мы живем в дневное время суток, в сознательное время нашей жизни. Но тем не менее зачастую к нам нечто вторгается, приходит извне.
Человек должен сражаться с этими грешными помыслами. Когда он согласился на грех – это еще не все. Потому что дальше некая борьба еще может продолжаться.
Голос совести все-таки может шепнуть, что так не следует поступать, еще что-то. А вот дальше человек может оказаться в состоянии пленения. Греховное пленение – это когда душа не желает зла, но грех тащит. Я каюсь в этом грехе, я не хочу его хоть какой-то частью своей души, но нет во мне сил от него избавиться. Это пленение грехом. Но хуже состояние, которое называется «страсть», когда человек сознательно стремится всецело ко греху. Он не просто отдается ему, а отдается с наслаждением. Вот такое страстное пленение. Когда человек попал в состояние страсти или даже пленения, то избавиться от греха уже очень тяжело. Поэтому лучше бить грех, когда он еще мал.
Вот, памятуя об этом, в православной традиции накануне Великого поста поется 136-й псалом На реках Вавилонских. Это псалом, который рассказывает об Израиле, когда он был в Вавилонском плену – это VI—V века до Р. Х. И вот, когда израильское племя увели в плен, дальше произошла вполне обычная история. Люди прижились – земля хорошая (в Междуречье земля плодородная), климат хороший, их там не сильно обижали, у каждого был свой участок земли.
Кроме того, это же все-таки евреи. Они очень быстро занялись бизнесом, торговлей, очень быстро начали процветать. И начали забывать свою родину. Но мало того, они начали забывать Бога. И начали, как бы между делом, кланяться местным, языческим богам. И вот тогда пророки пробуют разбудить этот народ от спячки: «Не спи! Пойми, ты здесь в плену, как бы тебе сладко здесь не было! Это не твоя земля. Не забывай Бога – у тебя другое призвание! Мессия еще должен к тебе прийти – Искупитель всех!» И вот тогда и рождается 136-й псалом. «На реках Вавилонских, там сидели мы и плакали, когда вспоминали о тебе, Иерусалим. Да забвенна будет десница моя, если я забуду тебя, Иерусалим. Да отсохнет язык мой, да прильпнет он к гортани моей, если я не положу, Иерусалим, память о тебе в начале веселия моего. Помните, те, кто нас пленили, они подошли к нам и сказали: “Спойте нам что-нибудь из ваших песен, спойте нам что-нибудь веселое”. – «Как мы будем петь песнь Господню на земле чужой?”»
И затем этот плач изгнания кончается страшными словами: «Дщерь Вавилона окаянная! Блажен, кто воздаст тебе воздаяние твое. Блажен, кто сделает с тобою то, что ты сделала с нами. Блажен, кто помянет тебе день, когда ты разрушила наш Иерусалим. Блажен, кто возьмет младенцев твоих и разобьет их о камень» (см. Пс. 136).
Поразительная вещь: христиане готовятся к Великому посту – время покаянного подвига, время прощения, примирения. И вдруг главное песнопение Церкви этих дней поет: Блажен, кто возьмет и разобьет младенцев твоих о камень! Какая кровожадность! Так вот, надо понимать именно духовный смысл этих стихов. Мы с вами христиане, мы – это новый Израиль. Мы уведены в плен. Наш Иерусалим – это не тот Иерусалим, что стоит между Средиземным и Мертвым морями. Наш Иерусалим – это наше сердце. Потому что Иерусалим буквально означает «Град святой». Где Господь обитает, там Его святой Град. Обитает ли Бог в таком-то каменном здании? Нет. Апостол Павел говорит, что Всевышний в рукотворенных храмах живет (Деян. 7, 48). Разве вы не знаете, что тела ваши – это храмы Духа, живущего в вас? (см. Кор. 6, 19), – пишет апостол Павел. Сердце человеческое – это храм. Там должен Господь царствовать! Там, внутри нас, Царствие Небесное должно быть! А мы отрекаемся в нашей повседневной жизни, в нашем быте мы отказываемся от Царства Христова. Почему отказываемся? А потому, что истинный гражданин некоего Царства – только тот, кто слушает своего Государя. А если мы императору скажем: «Знаешь, так давай с тобой договоримся, Ваше Величество. Значит, вот с 8 до 8. 15 утра я тебя слушаю. А вот начиная с 8. 20 я в город пойду, там, знаешь, ты меня не беспокой. Потом вечером вернусь, вечернюю молитву почитаю – с 10 до 10. 20 я тоже буду твоим гражданином, а все остальное время твои указы для меня не закон». Что сделает император с таким гражданином, который так ему заявит? Ну, вряд ли похвалит.
А ведь мы так и обращаемся с Богом. Мы Ему говорим: «Знаешь что, вот Тебе мы служим от сих до сих. Потом мы забываем о молитвах, в течение дня мы Тебя не вспоминаем. Мы забываем о Твоих заповедях и живем по стихии мира сего. Все врут – и мы лжем. Все крадут – и я краду. Все проходят мимо чужой беды – и я пройду. Ну, а потом, вечером, я вернусь домой и скажу: «Ах, да, я христианин, сейчас после ужина я 5 минуточек Псалтирь или что там почитаю». Значит, на самом деле Евангелие нас предупреждает: Кто кому служит, тот тому и раб (см.: Ин. 12, 26; 2 Пет. 2, 19). Для того, чтобы назвать себя рабом Божиим, великое дерзновение надо иметь. Не лжем ли мы, когда мы говорим, что рабы Божии? Мы рабы Бога или рабы чего-то другого? Рабы греха? Что вторгается в нашу жизнь, что подчиняет ее?..
Так вот, из наших сердец мы сделали республику. Каждый из нас – это такой ходячий парламент, Государственная Дума. И в каждом из нас идет бесконечная пря – вот мой рассудок (или, скажем так, не мой рассудок, а моя личная воля) – это спикер, председатель Госдумы, который сидит на сцене и говорит: «Так, слово пятый микрофон имеет, теперь вот ваша фракция, пожалуйста. Теперь что вы скажете по этому вопросу?»
А у меня есть масса фракций. Вот наступает какой-нибудь вечерок. И фракция, скажем, рассудка, говорит: «Ну что, пойдем, пора книжку почитать какую-нибудь». Фракция сердца робко замечает, очень робко так: «А, может…что книжки-то?.. Может, помолиться не мешало бы? В храм дорогу помнишь еще?» Есть фракция желудка, которая очень громко говорит: «Кушать надо! Какие книжки, какие молитвы, парень?!» И есть еще масса иных фракций со своими специфическими проблемами. Их много, а я один. Этих фракций много, а в каждый конкретный момент я могу делать только что-то одно. И вот спикер, то есть моя личная воля, решает: «Ну, давай я, пожалуй, заключу пакт вот с этой фракцией». Вот так во мне идет такая бесконечная парламентская «буза». Все ищут «консенсус». Иногда его находят, а по большей части – нет. Но Царствия Божия там напрочь нет. Диктатуры совести там нет. Есть что-то совершенно другое.