собные, честные, но бесправные сотрудники всем миром в авральном режиме ликвидируют последствия. И непонятно, как еще не накрылась медным тазом эта бездарная пародия на капитализм. «Нянюшка» горячо ее поддержала. На следующий день Ирина отправилась к сокурснице, выслушала длинную лекцию о вреде розовых очков для острого зрения и получила адрес нынешней своей аналитической конторы. Туда ее взяли без вопросов – уважали поручительницу.
Работала она много, уверенно и хорошо, хотя общая с пятью сотрудницами комната раздражала. Выручал компьютер, уткнувшись в который можно было ничего не замечать. Года через три неожиданно уволилась заместитель начальника их отдела Катя. И перед самым уходом разоткровенничалась. Позже Ирина узнала, что к тому времени та уже рекомендовала ее на свое место. Следовательно, неожиданная исповедь была предупреждением. Умница москвичка блестяще окончила социологический факультет университета, аспирантуру, защитилась и явилась независимо анализировать все, что нужно клиентам, в частную фирму. Сначала ее шокировали жестокие подставы менеджеров, которым надо было по-звериному выжить любой ценой. Они сваливали на ближних свои просчеты и приписывали себе чужие успехи, не стыдясь глядеть друг другу в глаза. Трусость, некомпетентность и подлость были обычными рабочими качествами, и руководство благосклонно смотрело на это взаимоуничтожение, чтобы слегка повысить в должности то го, кто сожрал больше всех коллег. Она легкомысленно отнесла это к гримасам нашего младенческого капитализма. Убеждала себя, мол, на свете много людей одаренных, к примеру, голосом и слухом. Но звездами становятся единицы, причем не всегда самые красивые и голосистые. Потому что знают: дар – сам по себе, он служит людям, а вот носитель дара служит только ему. И топчет, и раскидывает бездарей, у которых нет предназначения, одни неуемные амбиции, зависть и жажда задвинуть того, кто талантлив. Война – если не ты, то тебя. И так в любой сфере деятельности.
Катя воевала, пахала как проклятая, меняла таких же занятых, как сама, любовников и презирала их никчемных жен. И вдруг осознала, что ее материальный предел – трешка по ипотеке, за которую расплатишься через двадцать лет, якобы иномарка отечественной сборки, три дня в Чехии и десять в Анталии ежегодно и одинокий домашний ужин из довольно дорогих продуктов ежедневно. До старости. А в ней, мерзкой, и на бензин не хватит, и выезды за границу отменятся, и продукты будут самыми дешевыми. Замужество с олигархом не светит, ловля богачей – отдельная профессия, где есть свои чемпионки и неудачницы. Выходить за такого же менеджера неохота. С какой стати стирать, убирать, готовить и мучиться с детьми, если вкалываешь, как он, и получаешь столько же. Заниматься домом и трястись над каждой его копейкой, чтобы семья не голодала? Идиотизм, когда сама в состоянии зарабатывать. «Все наши, кто выбился из общей массы, прочно сидят на антидепрессантах, – говорила она Ирине. – И насмехаются над алкашами работягами и наркоманами артистами. Я не знаю, что делать. Но мне нужен перерыв. Хочу поверить, что есть на свете что-то радостное, а не терпимое от таблетки до таблетки. Наверное, я слабая. И не рок меня дальше не пускает, а я сама с дистанции схожу. Надо верить в перспективы, даже если сейчас их не видно. Но не могу».
Ирина работала на ее месте уже полгода. Все оказалось не так страшно. Она разочаровалась в деле, которое считала своим. А это, новое, пока таковым не стало. Истерические происки горе-карьеристов из отдела разбивались о безмятежность человека, сознательно занявшего не свое место и готового в любой момент уступить его любому, предъявившему купленный билет. Она насмешливо следила за молодой ассистенткой директора. Та, деловитая, ходила по коридорам задрав нос, а в туалете жаловалась подружкам на капризы босса, его бестолковые задания, свои частые переработки и маленькую зарплату.
Ирине наконец-то было спокойно. Но нелепый случай все испортил. Ей хронически не везло с любовниками и начальством. И вот апогей – любовник и начальник в одном симпатичном, но хмуром лице. Она махнула остатки какао и услышала звонок в дверь. Посмотрела на часы – одиннадцать вечера. У соседей что-нибудь случилось? Бедняжка была настолько взвинчена своими мыслями, что распахнула дверь, не взглянув в глазок. На пороге стоял смущенный Арсений Евгеньевич, который только неделю назад целую ночь был просто Арсением и не должен был повториться в ее жизни. Все-таки решил, что порядочнее будет велеть ей уволиться по собственному на ее же территории. Вот скотина. Жалкий чистоплюй. Как к нему обращаться-то? По имени-отчеству или по имени? А, не все ли равно, как ни назови, от нее ничего не зависит.
И вдруг Ирина ощутила спасительную легкость. Все конторы одинаковы. Все мужики одинаковы. Разве их жалко терять? А вот себя жалко. И эту минуту тоже.
– Проходи, – весело сказала она, втянула его в прихожую и грациозно захлопнула ногой дверь. – Знаешь, я понимаю, что ты пришел лично уведомить меня об увольнении. Это мило с твоей стороны. Но мне плевать.
Он то ли не собирался объяснять свое явление, то ли не успел. Ирина прижалась к нему и с неожиданной для себя жадностью поцеловала в губы. На поцелуй в отличие от тирады он ответил адекватно.
Глава 6
Арсений сидел в кровати и с интересом озирал квадратную спальню обычной сталинки – образец самовыражения закоренелой минималистки.
– Гостиничный неуют? Не хватает думочек, вазочек, лампочек, шкатулочек и фарфоровых безделушек? – спросила Ирина и водрузила ему на колени мельхиоровый поднос с кофейником, двумя чашками, сахарницей и московской плюшкой. Цивилизованно разрезать ее не получилось – хозяйка утром отщипывала кусочки со всех сторон. Пришлось ломать булку на мелкие бесформенные кусочки – деревенский стиль, если удастся найти плетеную маленькую хлебницу. А у Ирины другой попросту не было.
– Зачем мне вазочки и шкатулочки, причем твои? – рассмеялся самозваный гость.
– Я целыми днями в офисе, беспорядок ненавижу и думаю, что тратить свободное время на уборку преступно. Однажды взяла да и выбросила все, что собирает пыль и слишком хрупко для энергичной чистки пылесосом.
– Умница, – одобрил Арсений и налил себе немного кофе. Секунду помедлил и наполнил чашку Ирины.
– Спасибо, – улыбнулась она. – Выпить не предлагаю, спиртного дома не держу.
– Умница. Я за рулем.
То, что он реагировал на нее пусть добрым, но единственным словом, злило. То, что он не собирался ночевать, радовало. Ирина нервничала и будто оправдывалась в пятничной ночи. Можно было не объяснять про безделушки. Не подчеркивать отсутствие крепких напитков. Дескать, я живу работой и на работе, чистоплотна, не алкоголичка. Тьфу! Впрочем, она это же и любимому-разлюбимому сообщила бы. Но не чувствовала бы себя так скверно. Пора было приложиться к кофе и молча собраться с мыслями. Вместо этого разумного действия она снова открыла рот:
– Ты извини, сегодня я была не в форме.
– Если в прошлый раз я не соответствовал, тоже извини, – весело откликнулся Арсений. – Все-таки сильно набрались. Я судил по тому, как сегодня ты меня встретила. Думал, понравилось.
– Понравилось, понравилось, – торопливо перебила Ирина. – Надо же, всего-то пере ставила местами «сегодня» и «я». И вместо покаяния получился упрек. Знаешь, мне первая ночь не очень помнится. Я так хотела сегодня на трезвую голову… А в итоге от меня лесом пахло.
– Лесом? – удивился Арсений и как-то подобрался и посуровел.
– Зареклась не цитировать анекдотов! Вредная привычка! – с неподдельной горечью воскликнула Ирина. – Год назад написала сестре в эсэмэске: «Отдохните так, чтобы было о чем вспомнить под капельницей». Она тогда с семьей была в Турции. Я подразумевала вино рекой и капельницу с детоксом, мол, оторвитесь по полной программе. А она не в теме и решила, что я им всем желаю отравиться едой. Представляешь? С тех пор со мной не разговаривает. И опять старый анекдот: «Когда от женщины лесом пахнет? Когда она лежит, как бревно».
– Не знал такого, – протянул Арсений. – Но тоже в голове что-то про опасность, исходящую от тебя, мелькнуло.
– Правда? Значит, сестра не чокнулась? Слушай, когда ты меня целовал, я вдруг подумала: «Точно решит, будто я его соблазняю, чтобы не потерять место». И как будто воздуха вокруг не стало: лишь бы ты побыстрее кончил, я написала заявление об уходе, и больше мы не виделись.
– По-моему, ты зациклена на трудоустройстве, Ира. Неужели так трудно молодой, образованной, с опытом работы женщине продать свои способности?
– На пособие по безработице я не претендую. Конечно, найду что-нибудь, может, еще и получше. Но мне обидно! Из-за того, что два взрослых человека по обоюдной симпатии переспа… то есть были близки, один уволит другого.
– Да не собираюсь я тебя увольнять! – нетерпеливо отмахнулся Арсений. – И вы, женщины, смеете твердить, что мужчины все в делах и не в состоянии расслабиться даже в постели? А у вас мысли сплошь романтические и чувства только нежные?
– Это потому, что мужчины, о которых ты сейчас говоришь, все женаты, а женщины не замужем, – взвилась Ирина.
– Умница, – вновь принялся за свое рассерженный любовник. – Обо всем поразмыслила, все сформулировала и довольна.
– Не довольна!
– А я, между прочим, холост. И никогда в браке не состоял.
– Да, ты опасный, коварный, хитрый, жестокий, непобедимый враг. Я сварю еще кофе.
Обличительница схватила поднос и умчалась в кухню. Полы халатика во время маневра с посудой распахивались, но оба этого не заметили. Арсений потянулся за рубашкой. Его добродушие иссякло. Всего десять минут назад он был благодарен Ирине. Она вовремя и качественно повисла у него на шее, не дав спросить, что сталось с Татьяной и где ее найти. Ничего безумнее придумать было нельзя: мало им пятницы, еще и про свое сотрудничество с его папой пусть вспомнит и про ночь, которую он провел с ее подругой. А подруга могла про это невесть что плести. Но Арсений разум и не задействовал. Просто захотел хоть что-нибудь узнать о Татьяне, и ринулся по адресу, где точно должна была быть информация. Теперь они классически поссорились, нужно было воспользоваться этим и уйти. Но Ирина ворвалась в спальню без обещанного стимулятора, запрыгнула на кровать и мирно попросила: