Техника содержит в себе и направляет к безусловному господству уже давно сделанный выбор-решение о сущности истины как о безопасности и о сущности бытия как махинативности. Гарантия-обеспечение махинативности есть содеянное-сделанное господством истины как гарантией-обеспечением пред-метного и составляющего состояния-обстояния. Техника есть наивысший и всеобъемлющий триумф западной метафизики, она есть таковой даже в ее распространении через посредство суще-бытующего в целом. Устроенная-организованная посредством церкви вера в христианство как ведомство, посредствующее в получении милости – это лишь прелюдия и побочный мотив по отношению к технике новых времен – для нее, в свою очередь, машинная сущность представляет собой лишь только одностороннюю предварительную форму, так как это – по видимости – еще отличается от истории-Historie и пропаганды и прочих форм «мобилизации».
«Мобилизация», однако, не только приводит в «движение» до сих пор не использовавшийся ресурс и не только ставит на службу махинативность – «мобилизация» только и превращает суще-бытующее в целом и раньше всего в махинативное. Но человек ни повелевает «мобилизацией», ни просто повелевается ей – скорее, он уже человекостью, принявшейся-подрядившейся быть субъектом, выпукло впечатан в махинативность суще-бытующего в целом. Отличение человека как «переживающей» жизни от суще-бытующего в целом как Все-Жизни – это только запаздывающее, словно хромой вестник, подтверждение бытийственного единства всего, что делаемо и может быть сделано (в широком смысле – механически) и «тех, кто делает», то есть «живой силы».
То, что в эпоху пред-определенной безусловной «организации», располагаемого – «под руками» – обустройством всего суще-бытующего именно «рпганическое» должно стать единственно желательным, к которому взывают и которое провозглашают, показывает, что теперь «механическое» (в широком смысле) поддающегося планированию и «живое» долго сохраняющейся кажимости стерли различие между собой. И то, и другое изначально уже есть одно и то же в смысле махинативной сущности всего суще-бытующего; поэтому все старания направлены на то, чтобы объяснить все «живое» в конечном счете все же «механически» – столь же поверхностно, какими оказываются и заверения в том, что еще существует склонность признавать – наряду с «физическим» то, что «относится к душе». Безжизненное и живое и их возможное «единство» и равнохождение уже заранее мыслились в метафизике как техническое.
«Материализм», «витализм», «спиритуализм» – это в метафизическом плане одно и то же: в каждом случае вещно-предметно избираемые и изображаемые присадки добавки к определенному суще-бытующему, используемые для «объяснения» самого не подвергавшегося вопрошанию и признанного недостойным вопрошания бытия, которое, однако, и так уже, со времён ἰδέα Платона, по крайней мере, толкуется по направлению к махинативной сущности. К тому же, что может быть более ясным – но едва ли достаточно продуманным в своей широте и глубине, во всей своей значимости на перспективу – чем внутренняя взаимосвязь между εἶδος – μοϱφή – ὕλη и τέχνη в «Матефизике» Аристотеля, которая задала меру для всего Запада (не только Средневековью)? В чем ином укоренено почти необходимое-неминуемое различение «формы» и «содержания», кроме как в сообразной «техническому» τέχνη интерпретации ὄν и οὐσία? (ср. в связи с этим «Франкфуртские доклады о художественном творении» 1936[64].
Уже сущность τέχνη заключается не в изготовлении, а в пред-ставляемом производстве-поставлении, а именно так, что до-ставляемое и то, что может быть доставлено, гарантирует-обеспечивает высчитываемое располагание-распоряжение не только тем, что было поставлено как раз в данный момент, но и загодя, а, прежде всего, всем и Целым, с чем оно находится в связи сообразно его произведенности-поставленности. Произведенность-поставленность заключает в себе исключительную близость (присущность) присущно-постоянного суще-бытующего.
Набрасываемая в кругу-кругозоре τέχνη (которая всегда есть μετὰ λόγου) сфера поставленности – изготовленности, становится мерозадающей для более позднего толкования всей сущебытности суще-бытующего. Она достигает своей вершины в Гегелевском определении «бытия» как «абсолютной идеи», которая трактуется как приводящая саму себя к присутствию присущность в присутствии как таковом. Это указание дается не к тому, чтобы, скажем, метафизика Гегеля обязательно излагалась в грубом смысле «технически». Скорее, следует понимать, начиная с этого места, всю метафизическую масштабность-значимость τέχνη и решительно отделить ее от лежащего на переднем плане различения «механического» и «биологического». Что получается из этого для сущности метафизического искусства Запада – а все его искусство метафизично, то же, которое принадлежит к «Просвещению» и «эстетике» – и подавно – здесь не может быть прослежено.
Охотно ссылаются на то, что машина без силы человека остаётся бессильной, и затем столь же активно делают вывод, что благодаря. тому посредством уже, в сущности, осуществлено преодоление техники человеком. Однако, во-первых, машина не есть тоже самое, что техника, которая означает мастерство во владении ей, но ещё отнюдь не господство над ней и покорение ее. Во-вторых, однако: Что есть эта сила человека, которая ставит машину себе на службу? Она есть ни что иное, как расширение власти машинной сущности с возвышением ее до существенной формы устройства суще-бытующего. Но такое расширение власти основывается на вовлечённость – втянутость человека в бытие. Пока оно определяется как махинативность. (Ср. 9. Махинативность.)
XII. История и техника[65]
64. История-Historie и техника[66]
Историзм. Понятие. «Преодоление» только через исключение истории-Historie. Историзм – мнение, что всякий раз все надо видеть. исходя из современной обсуждаемому ситуации, существовавшей в прошлом – так, что обсуждаемое меняется со сменой этих ситуаций – «релятивизм».
Историзм как концепция познания истории-Geschichte – но, в сущности, как отношение к истории-Geschichte вообще – что оно якобы определяется через историю-Historie – (донаучно-научно). История-Geschichte, трактуемая, исходя из истории-Historie – вместо? вместо того, чтобы толковать ее, исходя из истины пра-бытия и как истину пра-бытия. Как освобождение от исторической (historische) Geschichte? Историзм и близость и даль.
Историзм есть такое господство истории-Historie, посредством которого она дает себе полномочия на завершение формирования сущности человека новых времен как субъекта и разворачивает animal rationale до animal historicum. Термин историческое животное подразумевает, скажем, не животное, которое стало «историческим» (»historisch«) – животным, принадлежащим к прошлому, а животное, которое производит промышленно все и вся, животное, которому бытие сущее-бытующего предстает в произведенности-поставленности и в то же время скрывает себя в своем махинативном характере. Историзм завершает себя в «органической конструкции».
«Завершение» – это не добавление впоследствии отсутствующего куска! но неограниченное, а потому простое силовое распространение вширь сущности. Историзм: термин подразумевает множество того разнообразного, что выводится из господства истории-Historie в человекости новых времен. Прежде всего и собственно-подлинно – заданную таким господством и сохраняющую себя в себе позицию.
История-Historie в широком смысле есть пред-ставляющее производство-поставка «истории»-Geschichte, прошлого и в каждом случае нынешнего для Сегодня и для Будущего, опредмечивание-осовременивание прошедшего в нынешние состояния-ситуации.
История-Geschichte – происходящее человеческости, в той мере, в которой она на основе сокрытой призванности-предназначенности к пра-бытию сама «ведет себя» как суще-бытующее среди суще-бытующего в целом по отношению к нему и к себе самой.
Основа историчности (Geschichtlichkeit) человеческости есть ее призвание-предназначенность к истине пра-бытия, которая может долго главенствовать на переднем плане в виде господства ratio и, тем самым, также в виде господства «иррациональных» «переживаний».
Только там, где есть поведение-отношение к суще-бытующему как таковому, есть история-Geschichte и не-история (Ungeschichte). Может ли человек также быть лишенным истории? Если он становится «животным», не будучи способным быть-бытийствовать. История-Historie имеет свою основу в истории-Geschichte. Лишь то, что существенно исторично, может – хотя не нуждается в этом – быть историчным (historisch). Только то, что исторично – historisch, может быть и неисторичным (unhistorisch). Неисторичное (Unhistorische) остается существенно отличным от того, что лишено истории (historielos), потому что оно не имеет истории (geschichtslos) – как, например, животное и вся «жизнь». Однако, историчность (Geschichtlichkeit) человеческости, имеет свою основу в со-бытийном характере пра-бытия. Поэтому всякий раз в зависимости от принадлежности к бытию (от забвения бытия или от осново-полагания истины бытия) историчность (Geschichtlichkeit) человека (не только его история-Geschichte) – различна.
Поэтому безграничное господство исторических (historischen) животных сближается с неисторичностью человеческости – это способ бытия, который все более своевольно практикуют человеческие существа новых времен.
И то и другое – одно и то же; видимость их крайней противоположности, которая существует на переднем плане, создана ими самими: почему? Потому что так суще-бытность суще-бытующего в целом приводит, идя из всех главных областей, приводит к напористому осуществлению ее махинативной сущности; ведь одно и то же будет практиковаться надежнее всего, если оно будет подавать себя как различное и защищать себя как таковое.