Стражничество-хранительство для истины бытия начинается. Но почему Вот-Тут-Бытие понимается как «временность»? Потому что Вот-Тут как просвет поначалу становится видимым в сущении пространства-времени – даже идя от метафизики, а именно в ее начале. При этом «время» и «пространство» подразумевают не «место» и не «следование одного за другим» в некоторой определенной последовательности, существующей сейчас, а до того суще-бытующие некоторые просветы бытия. О том, однако, что это стоит в таком просвете, свидетельствует интерпретация бытия как οὐσία – присутствие и обеспечение постоянства. Конечно, это позволяет себя вы-рас-спросить только и уже исходя из основополагающего вопроса об истине пра-бытия; вы-рас-прашивание «темпоральности» οὐσία стоит уже за пределами метафизики.
Временность Вот-Тут – это подразумевает отвращающий – заставляющий отвернуться просвет, и поэтому следует через посредство «временности» дать некоторый сквозной намек-знак, указывающий на Вот-Тут-бытие «Временность» здесь мыслится ни «христиански», ни вообще не как понятие, противоположное по смыслу понятию «вечность», разве что «вечность» (ἀεί) поистине понимается как самоопределение и задается вопрос, что это определение и его приоритет означал бы в рамках интерпретации бытия и на чем бы она основывались, в какой мере вообще постоянство и присутствие завладели отношением к суще-бытующему как таковому и стали определять его.
Но если «вечное» берется только метафизически как некоторая собственная действительность – или утончается, превращаясь в «идеал» и в «значимость» ценностей, и при этом, соответственно, принижается ценность «временности», то всякое понимание «Бытия и времени» заранее невозможно. Занятия позиций, исходящие из такой «установки», совершенно совпадают с теми, которые вытекают из понимания «Вот-Тут-бытия» как «наличной данности» – existentia – τὸ ἔστιν.
Но поскольку устоялись и приняты слова, которые звучат точно так же, и слово «Вот-Тут-бытие», подразумевает нечто несравнимо иное, чем так же звучащее слово» Dasein «в словосочетании «существование Бога» (»Dasein Gottes«) – или, например,»da sein«– в предложении «Дядя уже тут» слово и понятие тут неоднозначны, их значение меняется.
Нигде – будь то даже в вы-рас-спрашивании сущения пра-бытия – не выказывает себя повод понять Вот-Тут-бытие, потому что ведь Вот-Тут бытие всякий раз со-бытовано от способа сущения самого пра-бытия – как его событование, не становясь всякий раз «только лишь» «суще-бытующим» (собственностью).
Возражая против этого первого указания в «Бытии и времени», охотно замечают: то, на что там «указано», ведь имелось в виду и ранее – предполагалось оно уже в виде условия-предпосылки или «примысливалось» позднее, как будто бы обнаруженное только лишь в ходе исследования (словно бы оно было проведено). Мнят, будто посредством этого возражения можно разоблачить в корне сам подход как фиктивную затею, и не подозревают, что посредством этой ссылки на уже ранее, наперед схваченное то, что только еще «следовало показать», названо как раз то, к чему все и сводится: проект. Нигде в «Бытии и времени» не господствует мнение, что человек есть нечто, налично данное, на которое можно далее глазеть без всяких предпосылок и условий, и в котором – если глазеть так старательно и достаточно долго, в один прекрасный день можно было бы «открыть» «Вот-Тут-бытие».
Следствием этого предрассудка тогда оказывается то, что этой мнимой, якобы существующей и односторонней «антропологии» противоставляется другая, которая почувствует и отследит персональные предпосылки и ценностные ориентации автора и, вероятно, станет терпеть все в Целом еще как некую странную достопримечательность, которая «в свое время» как-то смогла стать возможной в якобы полные сомнений и метаний четырнадцать лет и под влиянием «свойственного большому городу» понимания человека.
Поскольку на этом пути повсюду заявляют о себе односторонности и ограниченность точки зрения, эту попытку считают удавшейся только тогда, когда перед этим могут ввести себя в отдаленнейшее окружение того единственного вопроса, в кругозоре которого мыслятся и проговариваются его шаги.
Вот-тут-бытие есть событованная из со-бытия историческая основа просвета пра-бытия.
Вот-Тут-бытие есть безмолвный отклик гласа со-бытования – как настоятельное вникание покоя-тиши, в которой подлинное-уникальное вмиг-своится в со-бытии в своей собственности-подлинности и суще-бытующее подвигается к признанию ценности пра-бытия.
Вот-Тут-бытие можно настоятельно-вникающе основать только в со-бытовании события, то есть из пра-бытия. Потому всякая попытка понимать Вот-Тут-бытие преимущественно или даже исключительно, идя от человека – остается неудовлетворительной и неприемлемой., Вот-Тут-бытие равносущественно для Бога и равносущественно определено отношением к миру и к земле, которые в нем сохраняют свою существенную подлинность-собственность. Все равно – в смысле усваивающего и указывающего-намекающего постижения смысла и называния – отношение Вот-Тут-бытия к человеку – приоритетно, что обусловливается тем, что следующий ближайший проект Вот-Тут-Бытия должен будет вынужден проходить через человека (ср. «Бытие и время»). Но именно при этом уже заранее человек мыслится уже больше не антропологически, то есть метафизически, а из бытийного понимания человека, которое разворачивается как стражничество-хранительство истины пра-бытия. Тем самым, сразу, с самого начала – в противовес метафизике в целом – должно быть преодолено очеловечивание человека в одном только чистом самоутверждении его самого (субъективности).
Если человек более не есть «образ и подобие» иудейско-христианского Бога-Творца, следует ли из этого, что он тогда образ и подобие самого себя? Ни в коем случае; тем более потому, что отношение к пра-бытию, настоятельное вникание в истину пра-бытия, составляет существенную основу человека. Единственное следствие, которое вытекает, гласит прежде всего для мышления, сообразного истории пра-бытия: человек вообще не есть образ и подобие Другого, а есть образ и подобие подлиннейшей и собственнейшней, а именно – исключительно отличающейся сущности (в силу отнесенности-связанности с пра-бытием): собственность-особость его сущности означает не эгоизм страстной самовлюбленности своенравного установления-определения сущности, а принадлежность к тому единственнейшему, которое, как таковое, не знает никакого другого, подобного себе, в пра-бытии.
Вот-Тут-бытие перенимает вместе с историей осново-полагание сообразной истории бытия несравнимости человеческого существа. Только она одна таит в себе и ожидание бога, который – как последняя инстанция – оставляет позади себя все соответствия человеческому.
Вот-Тут-бытие – поскольку оно со-бытуется, идя от пра-бытия как разрешения спора противорекущего – никогда не связано только с человеком как своей основой – в столь же малой мере, в которой «мир» и «земля» остаются незатронутыми сущностным излучением бога.
96. Вот-Тут – всякий раз мое[100] (ср. «Бытие и время»)
Насколько отталкивающе звучит – да еще теперь, когда всяк прилагает все старания к тому, чтобы стать ученым философом, – требование мыслить, исходя из «сообщества» и для «народа».
Порой доходит до попытки одним махом, одним-единственным главным ударом справиться с «фундаментальной онтологией», с которой никак не удается сладить; ведь сейчас и самому глупому взору становится очевиден «индивидуализм». А какой проект, выбрасывающий из заброшенности более переворачивает вверх дном мышление всякого, чем проект «индивидуализма»! Капли печали – вот что только и позволяет всегда обнаружить их собственное непонимание рассудком мышления других и тем более – их «противников».
Вот-Тут-бытие – всякий раз мое; что это должно выражать? То, что настоятельное вникание в Вот-Тут – тот отказ-отстранение от всего и всяческого внешне-формального, показного для внутреннего мира субъекта и «Я» – должно браться и осуществляться чисто и исключительно в самости; то, что только тогда, когда истина пра-бытия целиком и единственно – моя, положина основа обеспечения того, она в то же время может стать и только твоей и вашей; ведь как же она может быть таковой всякий раз, если ты сам не обращаешься всерьез со своим Твоим, если вы не сами вводите себя в игру осуществления-завершения вышей собственной сущности?
Иди же истина как безусловная безразличность должна быть в равной мере безразлична каждому? И все же: что мы должны ждать от «читателей», которые не способны выбраться мыслью из звучания первого слова звучания первого предложения первой печатной страницы, которые себе с самого начала не способны решиться идти тем путем мысли, который, предположительно, не является их путем мысли, и на миг распрощаться со своей ложно понятой и постоянной «всякий раз собственностью»? Чего мы должны ждать? Ничто. Или оно, как то год за годом навязывает одно и до же безмыслие, не есть тоже «Нечто?»
Конечно, не то «Нечто», которого не касается «автор» «Бытия и времени», но о котором свидетельствует конец философии; а именно то, что изначальная идея бытия не мыслится в ее простой необходимости-нужде и не может быть познана как без-основность его истины, поскольку всякий знает слишком много и может вмешивать все со всем, и ставить всякое со всяким в вы-считываемое и допускающее сравнение отношение, и вправе смешивать всякое со всяким в одном-единственном предприятии-деле, бросая их туда как ингредиенты. Вот-Тут-бытие есть во всяком конкретном случае мое; осново-положение и обеспечение истинности Вот-Тут вверено-препоручено мне самому. Но «мне самому» значит: решимость делать выбор в просвете пра-бытия. Иными словами; Само-стоятельность меня самого ввер