И вот, мне по‑прежнему приходилось убираться без устали, бегая в лохмотьях по всему клубу. Меня тошнило от того, что мне приходилось убирать, и от того, что приходилось видеть.
Тогда‑то я и узнала, каков весь цвет творящегося здесь кошмара.
Я выдохлась. Мои руки ослабли, колени были разбиты в кровь, локти едва гнулись. Час назад мне пришлось зубочисткой отключать датчик Адвеги, забившись в углу туалета. Это был кошмар, и я, честное слово, сначала подумала, что, может, ну его, ничего не отключать – пусть придут сюда из Адвеги и заберут меня обратно. Но нет, нет… Это не вариант. Может, я ещё смогу отсюда как‑то сбежать. Может, всё‑таки Вебер меня уже ищет…
Ласка упоминала мне сегодня днём, что режим работы у них преимущественно ночной. Клуб работал до четырех утра, после охрана сменялась, бармены уходили на отдых, а девочки шли спать. Кто‑то из последних, соответственно, оставался с клиентами, остальные устраивались в общих комнатах. Сон продолжался до десяти утра, дальше час на сборы и подготовку. Выходные у них тоже здесь были: один день в неделю, и у каждого по своему графику.
Кроме Ласки, надо сказать, я ни с кем не общалась. Не могла: не было ни сил, ни времени, ни желания. У девочек, впрочем, тоже. Я заметила, что среди них были и очень жестокие, и, наоборот, те, при одном взгляде на которых хотелось их немедленно отсюда вытащить.
В любом случае я была очень рада, что работаю, отмывая полы, а не делая того, что делают сейчас большинство девчонок: то есть либо бегают на побегушках по залу в откровенных платьях, давая себя трогать всем кому не лень, либо ещё хуже – развлекают клиентов уже совсем иначе.
Нет‑нет, я готова драить полы хоть каждый день, молча, без отдыха, без нареканий, только бы меня не заставляли делать то, что, конечно же, Майоран намеревается заставить меня делать.
Я попалась Майорану сегодня около двенадцати дня. Первые полчаса провела взаперти в его кабинете. Потом приходил Часовой, был суд, который закончился очень быстро и с очень плачевным результатом.
Я сама виновата, знаю. Видела, как Часовой делал всё, чтобы хоть как‑то вытащить меня из этого болота, но всё пропало: люди Майорана настолько слаженно всё сделали, настолько умело меня подставляли, настолько красноречивых свидетелей использовали против меня, что все мои слова выглядели дешевыми оправданиями, а история – бабьими россказнями.
Суд закончился, Майоран выиграл, и меня снова заперли в его кабинете. Я спряталась куда‑то в угол, всё ждала, что что‑нибудь произойдёт, что Часовой обязательно вернётся с людьми, что вытащит меня…
Часовой не вернулся, зато пришел Майоран. С размаху дал мне по лицу так, что мне до сих пор представить сложно, как у меня все зубы на месте остались. Синяк, кстати, уже проходил, но только благодаря тому, что Ласка наложила мне горячий компресс из жгучего лекарства, сваренного на основе полусухих трав с пустошей, смешанных с какими‑то довоенными мазями. Девушка сказала, что это лекарство для них тут настоящее спасение. Просто девчонкам частенько «достается в табло», а товарный вид возвращать надо как можно быстрее. Тем не менее тот факт, что в клубе лекарства количество ограниченное, а у меня будет жуткий вид, Майорана не остановил.
«Это тебе за твой плевок, – заявил он мне. – Сейчас придёт Ласка, даст тебе одежду, и пойдёшь работать. Пока ты ничего не умеешь, в зал я тебя выпустить не могу, а что касается остального… Ты ведь уже поняла, что вся эта показуха в стенах моего клуба не работает – откажешься спать с клиентами, пристрелю. И никто мне ничего не сделает. Но об этом позже…»
Об этом позже мне рассказала Ласка. Сказала, что у них тут всё не так просто.
«Все девочки сначала учатся работать в зале, первое время отрабатывают там. Позже учатся работать вне зала, и учиться этому нужно будет очень хорошо, так что недельки через три и ты сможешь проявить себя в наших рядах, а пока…»
А пока, Маша, драй пол. Так‑то. И я бы драила. Без конца и края, только бы меня не трогали. Но на пол мне дали два дня, Ласка сказала, что займётся мной после.
У меня было два дня на то, чтобы придумать, как сбежать из этого места. И я бы сбежала, честно слово, под автоматами бы улепётывала, не боясь летящих в спину пуль. К тому же я была уверена, что если, дай Бог, с Вебером всё в порядке, он как‑нибудь поможет мне сбежать.
Но тут всё не так просто.
Я вздохнула, с горечью дотянувшись до браслета на моей левой руке. Хочешь бежать – беги, только вот без руки останешься, как только покинешь территорию действующего сигнала. У Майорана тут всё продумано было – от и до. Все девчонки носили браслеты. Такие вот, маленькие, серебристые, лёгкие, взрывающиеся с такой силой, что руку до локтя, а то и больше в клочья разносит, а вместе с рукой и ещё что‑нибудь.
Ласка уже сказала, что были прецеденты от девочек, которые либо не хотели, либо уже больше не могли. Кто‑то умудрялся сбегать. И вот тебе на. Все они теперь лежат в сырой земле на заднем дворе клуба.
Так что с браслетом я отсюда не выйду. Поэтому я должна придумать способ снять его. Я зажмурилась. Слишком горько. У меня глаза уже и так опухли от слёз настолько, что моргать было больно.
Нельзя думать. Я снова накинулась на тряпку, продолжая отмывать пол с таким рвением, словно бы именно это действо и должно было помочь мне получить свободу.
– Эй ты! Маша из Адвеги.
Я вздрогнула и обернулась. Передо мной стояла Ласка: выкрашенные черными тенями глаза, платье из красного кружева, презрительный изгиб блекло‑розовых губ. Девушка замерла, подбоченившись и сложив руки на груди, и теперь без энтузиазма смотрела на то, как я драю пол в маленьком коридоре второго этажа.
– Чего ещё? – слабо спросила я, вытирая рукой пот со лба.
Я бы хотела быть с этой дурой погрубее, но я побаивалась обострять отношения. Однако от правды не уйдёшь: Ласка подставила меня, именно она в первую очередь, и я это прекрасно помнила.
– Вставай давай, – заявила девушка. – Бросай свои тряпки. Алину отправлю, она помоет здесь… А ты иди за мной и поторапливайся.
Я почувствовала, как меня начинает трясти – прямо так сразу, сходу. Холодный озноб пробил до кончиков пальцев. Я боялась только одного: не заставят ли делать что‑то такое, чего я делать категорически не хочу?
– А… что… случилось? В чём дело?.. – тоненьким голоском спросила я, едва‑едва находя силы для того, чтобы подняться с пола.
Все кости разве что не трещали, а поторапливаться я и подавно не могла. Хорошо, что вообще ещё была способна двигаться.
– Твоя работа с тряпками на сегодняшний день закончена.
– О, – только и смогла сказать я, задыхаясь от быстрой ходьбы. – Но… разве отдых не в четыре утра?
Отсидев ногу, я теперь прихрамывала и никак не поспевала за спешащей по коридору Лаской, где чуть ли не в каждом углу обжимались девочки то с какими‑то наёмниками, то с кем‑то из людей Майорана.
Остановившись перед крепкой деревянной дверью, старой, но с сохранившейся резьбой, Ласка чуть приподняла бровь. Посмотрев на меня, она колко улыбнулась.
– А ты и не отдыхать идёшь.
На этот раз меня кинуло в жар – в палящий, страшный. В горле пересохло.
– А что… тогда?
Ласка раздраженно закатила глаза, хватая меня за руку и таща к двери. Подтолкнув меня вглубь темного коридора, где пахло мылом, хлоркой и даже шампунем, она ответила мне. И ответ её привёл меня в ещё более бескрайний ужас, чем всё остальное до этого.
– Заказ на тебя, вот что.
На меня, можно сказать, вылили ушат ледяной воды, так я себя чувствовала. Вот только мне было бы легче, если бы на меня сейчас действительно вылили холодную воду. Язвительная змейка ненавистного страха смешалась с желчью. Меня так ошарашило, что я даже не смогла и шагу больше сделать. Замерла как осёл, и хоть стой, хоть падай.
– Что?.. Что?.. – запищала я, отпрянув к стене. Ласка на меня воззрилась с нескрываемым удивлением, подняв брови, и затем будто бы обиделась, надув губы. – Нет‑нет‑нет! Я никуда не пойду! Не пойду!..
Я зарыдала. Впервые разрыдалась так сильно, так громко, будто бы мне было лет пять. Слёзы горечи хлынули ошеломляющим потоком, и я даже не пыталась их остановить. Если бы меня ударили – с силой, с размаху, мне было бы легче, я точно знаю, что было бы легче, чем сейчас. Это острие, ранившее меня и терзающее теперь, было отлито из всех моих страхов, из всех подавленных отголосков ужаса, из всего моего отчаяния. Случилось всё‑таки то, чего я боялась!..
Я съежилась, сползая по стене, и, закрыв лицо руками, рыдала навзрыд. Девочки, проходящие мимо нас с Лаской по коридору – в полотенцах, с напудренными лицами, полуодетые – я уже поняла, что здесь были душевые и гримерные, – удивленно хлопали глазами, что‑то даже сочувственно шептали, качали головами.
Первые минуты две Ласка меня не трогала. Первые две минуты. Потом же, подскочив ко мне, яростно схватила меня за лицо так, чтобы я смотрела прямо на неё.
– Поднимайся! Сию секунду! – рявкнула она. Девушка, сверкая глазами от гнева, смотрела на меня. – Слушай меня, ты, дура! Ты даже себе представить не можешь, какой мужик к тебе пришёл! Идиотка! Он за всё это время ни разу ни одной девчонки у Майорана не попросил, хотя работает с ним уже давным‑давно. Ты понимаешь это или нет?! И тут он к тебе пришёл, дура ты! К тебе! – Ласка с силой вцепилась мне в плечи, встряхнула и, сжав губы от негодования и злости, немного помолчала, переводя дыхание. – Я здесь самая востребованная из этой местной шушеры, что здесь собралась, и есть на то веские причины, уж поверь моим клиентам! Так вот я мечтала, чтобы он ко мне хоть разочек зашёл! И ему даже всё равно, что ты ничего не умеешь, коза ты драная, а ты ревешь сидишь!
Я смотрела на Ласку, пытаясь осознать её слова. Она что, действительно думает, что меня успокоит то, что она здесь несёт?!
– Да мне всё равно, кто он! – рыкнула я. – Плевать я хотела на это! Хочешь идти – иди к нему сама!