Меня кто‑то толкнул, и я ахнула, удержавшись на ногах только благодаря Веберу. В двухстах метрах впереди нас торговцы и караванщики суетились и бегали куда активнее, чем на пятачке возле Исторического музея. Гул там впереди стоял страшный: слышались смешки, голоса, крики, стук колёс и скрип дерева. Я вытянула шею, приглядываясь к тому, что там творилось в центре площади. Поразительно! Многочисленные повозки, запряженные лошадьми, а ещё телеги с мешками и коробками стояли у неглубокого кратера в центре площади, где был разбит рынок – огромный, шумный, похожий на бурлящий котёл. Я ещё никогда не видела места, столь пёстрого и оживленного.
И вот же он, ГУМ, напоминающий мне замок со страниц сказочных книг, высится прямо напротив рынка. Серо‑голубая крыша с двумя острыми башенками укрывала здание из бежевого, уже давно потемневшего камня, а остатки резных узоров ещё с давних времен по‑прежнему красовались между окон и у широких арок, под которыми располагались входные двери.
Войдя в здание ГУМа, мы с Вебером оказались в просторных помещениях торгового дома, некогда бывшего одним из самых известных в Москве. Узорная лепнина была испорчена временем и плохими условиями, но красота по‑прежнему оставалась живой в ветхих арках и в изящных выступах, в кованых парапетах и в полукруглых мостиках. Деревянные двери и красивая мебель были исчерчены царапинами и сколами, покрыты пылью. На мраморном полу плавали мутные блики от старых ламп. Стеклянный потолок центрального прохода в торговом доме был наполовину разбит, его осколки были сметены к стенам в некрасивые горки. Кстати, под потолком жители центральной Москвы натянули куски брезента, чтобы хоть как‑то защититься от стеклянного крошева и палящего солнца. В середине широких коридоров и на круглых площадках, где, по всей видимости, когда‑то были организованы кафе и забегаловки, до сих пор стояли круглые столики – деревянные, плетеные, кованые. Возле них были установлены пункты раздачи еды, именно поэтому там толпилось много людей.
Мы не сразу нашли «Амадеус». Нам пришлось довольно долго петлять по коридорам ГУМа, прежде чем мы вышли к стеклянным витринам нужного нам бара. Возле дверей в заведение стоял молодой человек в длинном плаще и с ёжиком рыжих волос на голове. Он щурил глаза и быстро перебирал колоду игральных карт, сжимая её в крепких пальцах. Неподалеку от него на старых картонках возле стены сидели две девушки, тихонько играющие музыку на самодельных инструментах. Вебер оставил собак снаружи, у разбитой вазы, затем мы с ним прошли мимо девушек, обошли рыжеволосого парня и зашли в бар. В полутемном помещении «Амадеуса» стены были отделаны панелями из тёмных досок, а источником света служили изогнутые золотистые бра. Здесь изумительно хорошо чувствовался запах табака, старого дерева и пряностей. Потоптавшись на месте, мы протиснулись поближе к стойке, заставленной широкими бокалами с разномастным алкоголем и стеклянными пепельницами, в которых дымились окурки.
Суровый бармен в синей бандане и с густой бородкой, покрывающей крепкий подбородок, сердито поглядывал то на официанта, разносящего напитки, то на пожилую уборщицу, оттирающую столешницу в другом конце зала.
– Доброго времени суток, – прочистив горло, быстро сказал Вебер.
– Чего ещё?
Окинув сначала Вебера, а потом и меня цепким взглядом и не обнаружив ничего интересного, бармен недовольно скривил физиономию.
– Нам нужен Цент, – ровно сказал Вебер, хотя прищур у него был уж очень недовольный.
– А больше ничего вам не нужно? – зло огрызнулся бармен.
Вебер явно подавил гнев, после чего выдавил из себя кривую усмешку.
– У вас тут со всеми гостями так разговаривают? – спросил наёмник. – Никто не говорил, что мы пришли сюда без жетонов. И чем вежливее и быстрее ты нам ответишь, тем больше жетонов останется в твоих карманах.
Достав из кармана прозрачный пакетик, в котором звякнули двадцать жетонов, Вебер плюхнул его на стол. Бармен кинул на пакет оценивающий взгляд, затем проверил его по весу и кисло буркнул:
– В углу зала, у звезды.
Подхватив со стойки несколько пустых стаканов, оставленных клиентами, парень развернулся и ушел к стеллажам с выпивкой. Я растерянно обернулась. Некоторое время с непониманием оглядывала зал: народу – тьма. За круглыми и квадратными столиками люди бурчали что‑то друг другу на уши, или, наоборот, громко обсуждали что‑то, гоготали, со звоном чокаясь стаканами. Кто‑то спал на диванах у стен, кто‑то курил, кто‑то без устали опустошал бутылки с водкой или с настойкой – самое дешёвое из того, что здесь можно было купить в объеме бутылки. Вебер кивнул мне, и я направилась вслед за ним. Мы осторожно шли по залу, протискиваясь между кресел, стульев и столов. Саша шёл впереди, я держалась за ним.
В ближайшем углу никакой звезды и никакого Цента мы с Вебером так и не обнаружили. Только читающую книгу женщину в промасленном тулупе. Вздохнув, я направилась вслед за наёмником в другой угол зала.
И вот оно: страйк! Похоже, мы всё‑таки довольно быстро нашли то, что искали, если нарисованная на стене жёлтой краской звезда – та самая. Я прищурила глаза, приглядываясь к парню, сидящему за угловым столиком. Он был молод, но старше меня. Лет тридцати.
Вебер повернулся ко мне, кивком головы указал в сторону парня.
– А вот и он, тот самый тип, которого мы ищем.
Мы направились к столику, и я почувствовала удушающее волнение. Оно было неприятное, липкое.
Пробираясь к звезде, я всё смотрела на потенциального Цента. Шатен с кучерявой бородой и уставшим взглядом был одет в «цифру». Его бронежилет, винтовка и рюкзак были аккуратно сложены на диване неподалеку. Парень крутил в руках железную кружку. На столике, за которым он сидел, я заметила тарелку с ломтем хлеба и двумя кусками сыра.
Меня охватила дрожь. Чем ближе я подходила к Центу, тем сильнее волновалась, но собираться с мыслями времени не было.
– Здорово, Цент, – сходу выдал Вебер, подобравшись к столику у звезды.
Цент поднял взгляд и удивленно уставился на Вебера.
– О, Санёк! – улыбнулся он. – Привет! Давно не виделись. В Купол собрался, что ли?
– Точно, – кивнул Вебер. – И не один.
Забыв о растерянности, я уселась в кресло рядом с Вебером.
– А вы, мисс? – приподняв бровь, спросил Цент. – Попрошу представиться.
– Мария Орлова, – ответила я. – Я дочь Алексея Орлова, друга Михаила Георгиевича Соболева…
Некоторое время Цент молчал, глядя на меня с совершенно бесстрастным лицом. Сначала он нахмурился и почесал висок, затем его лицо начало медленно вытягиваться от удивления. Цент посмотрел на Вебера, затем снова на меня.
– Стой, стой, стой! – покачал головой он. – Мария Орлова… Этого не может быть! Они сказали, что ты…
– Я жива, как видите, – перебив Цента, сказала я. – Вебер помог сбежать мне из Адвеги, и теперь я очень хочу попасть домой, увидеть папу… и рассказать всё непосредственно Михаилу Соболеву. Это очень долгая история. Правда.
Цент покивал. Он был явно в недоумении, но весьма воодушевлен и даже рад. Мне было приятно.
– Слушайте, ребят, ну, раз всё так… Давайте, завтра у памятника Жукову. В десять утра собирается выезжать в Купол весь наш конвой. Ждём там… Встречу вас с начальником конвоя, переговорим и двинем в Купол…
Я не сдержала улыбки. Сердце задрожало от сладкого трепета. Домой! К папе! В Купол!.. Господи, какое же это счастье!
***
Мы с Вебером вышли из бара, затем покинули ГУМ и выбрались на улицу.
А между тем вечерело. Ветер стал совсем холодным, а моя усталость слишком сильной. Пройдя через узкие переулочки, мы с Сашкой зашли в одно из старинных зданий. Миновали вход и направились вперёд вдоль заброшенного этажа. Здесь, в этом здании, куда мы зашли с Вебером, повсюду были наставлены картонные коробки из‑под дорогой одежды, у стен поблескивали кривые осколки, валялись обломки мебели. Судя по всему, до войны здесь располагался какой‑то магазин: бутик или что‑то вроде того. Мы прошли через зал, кашляя в кулак от страшной пыли, затем вышли на слабо освещенную лестницу, так же, как и холл, засыпанную старым хламом, и поднялись на второй этаж. Там мы наткнулись на некоторое подобие стойки регистрации, за которой сидела старушка, листая какой‑то буклет. Оплатив ей жилье из двух смежных комнат, мы прошли за дверь, на этаж. Гостиница здесь была дорогая, не слишком востребованная. Народа было мало, но мы решили, что хватит с нас этой толкучки в дешевых трактирах. Один разочек можно и в такой пожить, чай, не каждый день в Москве бываем, а жетоны вроде как и есть ещё.
Вебер пропустил меня в просторную прихожую, где стены были завешаны винтажными плакатами, а по углам у кожаных кресел горели пыльные торшеры. Дубовые двери многочисленных комнат, уходящие по длинному коридору в две противоположные стороны от прихожей, были закрыты. Коридор был освещен всего двумя бра в разных концах. Но благодаря окнам в каждом конце коридора здесь было не так уж и темно.
***
Я закрыла глаза и глубоко вдохнула терпкий запах дыма, смешавшийся с запахом каких‑то приправ. Так пах ветер, проникающий в комнаты ветхого, но такого красивого здания, построенного несколько столетий назад.
– Ну что? Скоро домой? – спросил Вебер, заходя в гостиную и закрывая за собой дверь.
Он вроде бы и дверью не хлопал, а я всё равно вздрогнула. И всё не в силах была повернуться к нему. Стояла, как истукан, на месте, положив руки на подоконник и глядя на помигивающий на углу улицы фонарь.
И ведь лишь слабый свет этого фонаря рассеивал здешнюю темноту. А за окном было шумно: слышался звон стекла, голоса, смех и треск горящих в кострах досок.
– Да. – Мой голос дрогнул, и я отвела взгляд.
«Я уже всё решила. Я должна ему всё сказать», – думала я, кусая губы.
Я наконец нашла в себе силы повернуться к Саше, встав спиной к подоконнику. Вебер выглядел уставшим. Ещё бы. После всего‑то. Наёмник прошёл в комнату, подошёл к резному комоду и кинул рюкзак на пылящийся возле него стул.