степени, чем белые женщины и чем расово-иные мужчины, они получали исключительно подчинённый статус без тех привилегий, которые получала белая женщина вместе со своим подчинением. Кихано пишет, что в колонизированных регионах белые мужчины обладали свободным доступом к телу расиализованных женщин; у себя на родине же сексуальность вне брака они реализовывали за плату, через проституцию; у себя на родине они видели единение и воспроизводство семьи как основу стабильности социальной структуры; в расиализованных же регионах совершенно обычной практикой было разлучение семей, продажа в рабство отдельно детей и родителей, отчуждение заботы расово-иных матерей в пользу ухода за белыми хозяевами или их детьми. Расово-иные мужчины виделись по-разному, в зависимости от региона: африканцы рассматривались совсем не как «защитники женщин» и «отцы семейств», наоборот — как агрессоры, угроза для белых женщин; иногда эти образы были противоречивы: азиатские мужчины в США изображались одновременно гипермаскулинными («жёлтая угроза») и женоподобными; азиатские женщины — одновременно суперфеминными («китайская кукла») и «угрожающими кастрацией». Наконец, политика колонизаторства разрушила многие сообщества, основанные на структурной женской власти или, как минимум, половой слепоте или эгалитарности: колонизаторская реальность автоматически исключала[61] женщин из создаваемых на захваченных территориях публичных сфер. Сама по себе политика колонизаторства была крайне гендеризованной: в походах принимали участие преимущественно мужчины, поощрялась жестокость и брутальность; маскулинность, формируемая в этих политиках, пропитана допустимостью и одобрением насилия.
Если вам кажется, что всё это либо истории давних лет, либо имеет отношение только к Америке с её совсем свежим опытом расизма, — давайте оглянемся вокруг себя. Сегодняшняя Россия не просто наследница колониальных политик Империи и СССР, она во многом продолжатель этих политик, — учитывая, какая важность придаётся вопросу территорий, учитывая конфликты вокруг национальных языков в пограничных странах и окраинных республиках, существование экономически зависимых регионов, — всё это политики неоколониализма. И, конечно, они сказываются на формировании гендеров. Как видит «русский» мужчина мужчин с Северного Кавказа? Достаточно почитать любые националистские телеграм-каналы или посмотреть опросы общественного мнения: стереотип о нецивилизованном маскулине, который «приезжает сюда и насилует наших девушек» процветает до сих пор; расово-иной видится как угроза собственному доминированию над женщинами здесь. Мужчины же из Центральной Азии «отбирают наши рабочие места», а их тип маскулинности в глазах белого россиянина — в крайнем случае консервативный, но обычно подчинённый. То же самое касается женщин с Кавказа и Центральной Азии, как они видятся из центральной России — либо как безмолвные жертвы традиционного патриархата, либо как гиперсексуализированные, носители локальной экзотичности и, иногда, опасности. Это своеобразно работает и в сторону белых россиянок: в среде национал-маскулинов и инцелов женщин, заводящих отношения с расово-иными, называют «чернильницами», им угрожают, стигматизируют их детей. При всём этом даже либерально-настроенные граждане РФ продолжают удивляться, когда речь заходит про колониализм и расизм в этой стране. Тлостанова пишет, что на нашей территории колониальность власти шире капитализма, она не сводится к экономике. Это в Европе она зарождается в капиталистических отношениях, «но в том варианте, в каком ее заимствует Россия в период светской модерности, — это уже сложившаяся идеологическая и когнитивная система, в которой расизм играет ключевую роль, даже не будучи ясно сформулированным и выраженным в российском сознании». Учёные-деколониалисты отмечают разницу между «колониализмом» и «колониальностью», — последняя может длиться и процветать даже там, где нет буквально колониалистских проектов и экспансий, — она осаживается в нормы, поведение, ритуалы, образ мыслей, — то есть в систему знаний целиком. Ко всему этому добавляется «изобретение белизны» (whiteness) в 17–18 веке, о котором писал социолог Уильям Дюбуа: недостаточно было просто обнаружить, что есть жёлтые, чёрные, красные и т. д., — нужно было ещё обнаружить и концептуализировать собственную белизну, наделить её почти религиозными чертами. И вот это — колониальность как когнитивная система, уничтожавшая другие космологии и «способы знать и производить знание», доступная к экспорту в любые регионы, — видимо, самый опасный эффект от колониальной модерности.
100 % женщины
Даже если очистить гендер от влияния колониальной матрицы власти или отбросить этот концепт вообще, останется так называемый «биологический пол», который значительную часть истории феминистской теории и активизма игнорировался, потому что все были заняты деконструкцией гендера. Если кто-то думает, что с биологическими полами всё проще — их только два, мужской и женский, то и здесь современные наука и теория спешат нас огорчить. Сейчас я читаю интервью советской легкоатлетки Галины Зыбиной, призёрши Олимпийских игр и чемпионата Европы. У интервью такой заголовок: «Галина Зыбина: „За женскую сборную СССР выставляли мужчин. Мы-то знали“», при том, что внутри она конкретно этого не говорит. Вот её формулировка из текста: «Вы о гермафродитах? Их выставляли за сборную СССР. Мы-то знали. Еще перед Олимпиадой-1952 на сборе в Выборге устроили осмотр. Потом прогуливались с Ниной Думбадзе, а на скамеечке всхлипывала Шура Чудина. Нина сказала: „Жалко, что она такая. Но почему из-за этого должны остальные страдать?“» Спорт — ни элитный, ни любительский — никогда особо не входил в сферу моих интересов, и мне удивительно узнавать, что ещё в середине прошлого века — тем более в Советском Союзе, где язык разговора про сексуальность (не то что гендер) в публичной сфере вообще отсутствовал, — в спортивной сфере существовал такой половой конфликт; тем более, что его так свободно описывает легкоатлетка, которая парой абзацев выше вспоминает, какой был «срам» когда у неё на параде из-за дождя поднялось выше колен платье из японской ткани. Зыбина называет фамилии нескольких советских спортсменок, которые были «такими»: сёстры Ирина и Тамара Пресс, Евгения Арзуманова, Мария Иткина, Татьяна Щелканова, Александра Чудина, без фамилии намекает на лыжницу Клавдию Боярских. Все они, кроме Арзумановой (она ушла из спорта в 1953-м, — по словам Зыбиной, после предложения «пройти осмотр») закончили спортивную карьеру в шестидесятые: в 1963-м завершает карьеру Чудина, в 1966-м (в год, когда «гендерный тест» в форме гинекологического осмотра впервые становится обязательным на чемпионате Европы) уходят из спорта сёстры Пресс, Иткина и Щелканова, в 1968-м (когда на Олимпиаде впервые вводят обязательный генетический тест на наличие телец Барра) из спорта уходит Боярских.
Выясняется, что традиции гендерных скандалов в большом спорте вокруг «натуральности» уже почти сто лет. В 1934-м чехословацкая легкоатлетка Жденка Кубкова выиграла две медали на Всемирных женских играх, поставив несколько мировых рекордов. Её успехи вызывают подозрение, и уже в 1935-м она прекращает заниматься спортом, полгода путешествует по США, а затем проходит операцию по коррекции пола, меняет имя на мужское — Зденек Кубек, женится и продолжает жизнь в Праге. В 1936-м на Олимпийских играх в Берлине немецкая атлетка Мари Доллингер, заняв четвёртое место в спринте, заявила, что она «была единственной женщиной в гонке», подвергнув сомнению феминность или половой статус трёх медалисток. Первое место заняла Хелен Стивенс, второе — американка польского происхождения Станислава Валасевич (Стелла Уолш), а третье — Катарина Краусс. В некоторых источниках утверждают, что это Валасевич оспорила первенство Стивенс, указав на «половое жульничество», но Джоанна Харпер в книге Sporting Gender со ссылкой на источник пишет, что именно Доллингер иницировала скандал. Хелен Стивенс в ответ заявила, что прошла проверку врачом МОК, который допустил её до состязаний; что это была за проверка — неизвестно. Зато известно, что Валасевич, занявшая тогда второе место, действительно была интерсекс-персоной, — это выяснилось после того, как её застрелили при попытке ограбления: в результатах аутопсии указано, что у погибшей не было матки, была абнормальная уретра и недоразвитый член; генетический тест показал наличие хромосомного мозаицизма. В том же, 1936 году, на тех же берлинских играх в соревновании по прыжкам в высоту заняла четвёртое место немецкая легкоатлетка Дора Ратьен, через два года установившая мировой рекорд в этой дисциплине. Тогда же, в 1938 году, по возвращении с чемпионата Европы, Ратьен сняли с поезда: контролёр сообщил в полицию, что наткнулся на «мужчину, переодетого в женщину». В ходе проверки был привлечён доктор, обнаруживший интерсексуальные гениталии. Ратьен отказывается от медалей, его достижения вычёркиваются, и в 1939 году он берёт мужское имя. Анализируя эти и другие истории интерсексуальных и трансгендерных спортсменов, Джоанна Харпер очерчивает историю гендерного тестирования в профессиональном спорте. И эта история определения «настоящих женщин» полна противоречий. Польская чемпионка Ева Клобуковская в 1967 году была отстранена от участия в большом спорте на фоне обнаружения у неё хромосомного мозаицизма. Уже через год были введены новые правила тестирования на тельца Барра, по которым Клобуковская не могла быть дисквалифицирована. Тем не менее её рекорды уже были аннулированы. Генетический тест то убирался из обязательных, то возвращался, но с засекреченными результатами, то менялся на ПЦР-тест гена SRY. Наука по этому поводу была неоднозначной, но спортивные комитеты не успевали и за ней.
Один из последних громких кейсов — с южноафриканской бегуньей Кастер Семеня, которая привлекла к себе внимание после «необычного» улучшения собственных результатов в беге на 800 и 1500 метров за очень короткий срок, — такой прогресс обычно связывают с допингом; это — вкупе с довольно маскулинным внешним видом Семеня — вызвало подозрения комитета World Athletics, и летом 2009 года её попросили пройти тест половой верификации, который ей представили как тест на допинг. Результаты теста не были опубликованы, Семеня и WA пришли к договорённости, оставившей медали и победы за ней, ей было разрешено продолжать участие в женских соревнованиях, но генеральный секретарь WA, комментируя кейс, сказал, что Семеня «женщина, но, может быть, не на 100 процентов». Из утечек стало понятно, что Семеня — интерсексуальная персона без матки и яичников, с яичками в брюшной полости и высоким уровнем тестостерона. В 2011 году WA принимает политику, запрещающую женщинам с повышенным уровнем тестостерона участвовать в соревнованиях. По ней в 2014 году была дисквалифицирована индийская легкоатлетка Дути Чанд. Она оспорила это решение, и в 2015 году тестостероновые правила были поставлены на паузу Спортивным арбитражным судом, а WA было дано два года на поиск «научных обоснований» тому, что повышенный тестостерон действительно даёт преимущества в спорте. В 2016 году Кастер Семеня выигрывает золотую медаль на Оли