443. «Красное, которое ты себе представляешь, безусловно, не то же самое (не та же самая вещь), что красное, которое ты видишь перед собой; как можешь ты тогда утверждать, что это именно то, что ты себе представлял?» Но разве мы не сталкиваемся с аналогичным случаем в предложениях: «Здесь красное пятно» и «Здесь нет красного пятна»? В оба предложения входит слово «красное»; стало быть, это слово не может указывать на наличие чего-то красного.
444. Пожалуй, можно испытывать также чувство, что в предложении «Я ожидаю, что он придет» слова «он придет» используются в другом значении, чем в утверждении «Он придет». Но будь так как можно было бы говорить о том, что мои ожидания сбылись? Пожелай я объяснить оба слова «он» и «придет», скажем, с помощью указательных определений для обоих предложений подошли бы одинаковые дефиниции этих слов.
Что же, можно было бы спросить: как выглядит его приход? Открывается дверь, кто-то входит и т. д. А как выглядит мое ожидание его прихода? Я хожу взад и вперед по комнате, то и дело поглядываю на часы и т. д. Но один процесс не имеет с другим ни малейшего сходства! Тогда как можно использовать одни и те же слова для их описания? Но может быть, расхаживая по комнате, я говорю: «Я ожидаю, что он войдет». Тут есть какое-то сходство. Но какого рода?
445. Ожидание и исполнение соприкасаются в языке.
446. Странно было бы утверждать: «Процесс, когда он происходит, выглядит иначе, чем тогда, когда он не происходит». Или же: «Красное пятно, когда оно есть, выглядит иначе, чем тогда, когда на самом деле его нет, но язык абстрагируется от этого различия, ибо он говорит о красном пятне безотносительно к тому, есть оно или нет».
447. Возникает такое чувство, будто отрицательное предложение для того, чтобы отрицать некоторое предложение, должно сначала сделать его в определенном смысле истинным.
(Утверждение отрицательного предложения содержит отрицаемое предложение, но не его утверждение.)
448. «Утверждая, что сегодня ночью я не видел снов, я все же должен знать, где искать сон; то есть предложение «Я видел сон» применительно к этой реальной ситуации может быть ложным, но не должно быть бессмысленным». А не означает ли это, что ты все же что-то почувствовал, как бы намек на сон, позволивший тебе осознать то место, которое занимал бы сон?
Или же: если я утверждаю «Я не испытываю боли в руке», означает ли это, что у меня есть некая тень болевого ощущения, как бы указывающая место, где могла бы возникнуть боль?
В каком смысле нынешнее безболевое состояние содержит в себе возможность боли?
Если кто-то заявляет: «Чтобы слово «боль» имело значение, необходимо, чтобы боль, когда она наступает, узнавалась в качестве таковой», то на это можно ответить: «Это необходимо не в большей мере, чем узнавание отсутствия боли».
449. «Но разве я не должен знать, каким было бы мое состояние, если бы я испытывал боль?» Нам никак не отделаться от мысли, будто использование предложения состоит в том, что при каждом его слове человеку что-то представляется.
Люди не отдают себе отчета в том, что со словами они осуществляют своего рода исчисление, оперируют ими, со временем переводят их то в одну, то в другую картину. То есть они как бы полагают, что, например, письменное распоряжение кому-то о передаче мне коровы всегда должно дабы оно не потеряло смысла сопровождаться представлением о корове.
450. Знать, как кто-то выглядит: быть в состоянии представить это себе но вместе с тем: уметь наглядно имитировать это. А обязательно ли представлять себе нечто, чтобы копировать его? Разве имитация чего-то обладает не той же силой, что и представление о нем?
451. Ну, а как обстоит дело, если я, допустим, даю указание кому-то «Вот тут представь себе красный круг!» и при этом поясняю: понимать указание значит знать, что нужно делать для его выполнения, или даже: быть в состоянии представить себе, как выглядит…
452. Я хочу сказать: «Будь кто-то способен наблюдать душевный процесс ожидания, он обязательно бы видел, что ожидается». Реально же дело обстоит так: видя выражение ожидания, видят и что ожидается. И как еще, в каком другом смысле можно было бы это видеть?
453. Восприняв мое ожидание, человек должен был бы непосредственно воспринять и что ожидается. То есть не умозаключить об этом на основании воспринятого процесса! Но утверждение, будто кто-то воспринимает ожидание, не имеет смысла. Разве что на самом деле это означает: он воспринимает выражение ожидания. Говорить же об ожидающем человеке: он испытывает ожидание, вместо он ожидает, было бы идиотским искажением данного выражения.
454. «Все уже заключено в…» Как происходит, что стрелка указывает? Разве не кажется, будто она заведомо несет в себе нечто кроме нее самой? «Ну нет, на это способно лишь значение как феномен психики, но никак не мертвая линия». Это и истинно и ложно. Стрелка указывает лишь в процессе того употребления, каким ее наделяют живые существа.
Такое указание не фокус» покус, который способна исполнить только психика.
455. Мы хотим сказать: «Осмысление чего-то это не обладание мертвой картиной (безразлично, какого рода), а как бы восхождение к чему-то». Мы восходим к тому, что осмысливается.
456. «Предполагая что-то, человек предполагает это сам»; так он сам себя продвигает. Человек направляется вперед и не в состоянии одновременно же и наблюдать эту направленность. Определенно не в состоянии.
457. В самом деле: осмысливать это как бы устремляться к кому-то.
458. «Приказ предписывает свое исполнение». Выходит, он знает о своем исполнении еще до того, как оно состоится? Но это было грамматическое предложение, и оно утверждало: если приказ гласит: «Делай то-то!» то «делать то-то» называется исполнением приказа.
459. Мы говорим: «Приказ предписывает это» и делаем это; но говорим и так: «Приказ предписывает это: я должен…» Мы переводим его то в предложение, то в демонстрацию, то в действие.
460. А не могло бы оправдание действия во исполнение приказа звучать так: «Ты сказал «Принеси мне желтый цветок» и в связи с этим именно этот цветок вызвал у меня чувство удовлетворения, вот почему я принес его тебе»? А не мог бы на это последовать ответ: «Я же тебе не поручал принести мне такой цветок, который вызвал бы у тебя после моих слов такое чувство удовлетворения!»?
461. В каком же смысле приказ предвосхищает свое исполнение? Не в том ли, что он теперь предписывает как раз то, что выполняется позднее? На самом деле это означало бы: «Что впоследствии выполняется или же не выполняется». А это ни о чем не говорит.
«Пусть мое желание и не определяет того, что реально произойдет, но оно все же определяет, так сказать, тему факта, независимо от того, исполнит ли он желаемое или нет». Нас как бы удивляет не то, что кто-то знает будущее, а то, что он вообще способен предсказывать (истинно или ложно).
Словно бы само по себе предсказание, истинное или ложное неважно, уже несло в себе некий отсвет будущего, тогда как об этом будущем оно ничего не знает, а меньше, чем ничего, знать невозможно.
462. Я могу искать его, если его тут нет, но не могу его повесить в его отсутствие.
Возможно, кто-то готов отреагировать: «Но он же должен быть где-то тут, если я его ищу». Тогда он должен быть где-то и в том случае, если я его не нахожу и даже если его вообще нет.
463. «Ты искал его? Да ты ведь даже не мог знать, тут ли он!» Но такая проблема действительно возникает при математическом поиске. Можно, например, поставить вопрос: как такое было возможно даже просто искать трисекцию угла?
464. Чему я хочу научить так это переходить от неявной бессмыслицы к бессмыслице явной.
465. «Уж так устроено ожидание: что ни случись, оно должно либо согласовываться с ним, либо нет».
Ну, а если спросить: определяется ли факт ожиданием с точностью «да» или «нет» или же не определяется, иначе говоря, определено ли, в каком смысле благодаря некоему событию которое постоянно может произойти сбывается определенное ожидание? На этот вопрос следует ответить: «Да, коль скоро выражение ожидания не является неопределенным, не содержит дизъюнкции различных возможностей».
466. Зачем человек мыслит? Какой от этого толк? Для чего он рассчитывает паровой котел, а не оставляет толщину его стенок на произвол случая? Ведь то, что котлы, рассчитанные таким-то образом, взрываются не так часто всего лишь факт нашего опыта! Но так же, как человек, однажды обжегшись, сделал бы все, чтобы снова не сунуть руку в огонь, так он будет делать все, чтобы не пренебречь расчетом котла. Но так как нас интересуют не причины, мы скажем: люди мыслят и это факт; они, например, ведут себя именно так, когда делают паровой котел. А может ли котел, созданный таким образом, взорваться? Увы, да!
467. Выходит, человек мыслит потому, что мышление себя оправдывает? Потому, что он думает, что мыслить выгодно?
(Разве он воспитывает своих детей, потому что это оправдывает себя?)
468. Как же выяснить, почему человек мыслит?
469. И все же можно утверждать, что мышление себя оправдывает. Котлы стали взрываться реже, с тех пор как перестали определять толщину их стенок на глазок и начали ее рассчитывать определенным образом. А также с тех пор, как любой расчет инженера стали перепроверять повторно.
470. Итак, иногда мыслят потому, что мышление оправдывается на деле.
471. Часто бывает, что, только подавив в себе вопрос «почему», мы обнаруживаем важные факты; которые затем, в ходе нашего исследования, ведут к ответу.
472. Природа веры в единообразие событий, по-видимому, яснее всего проявляется в том случае, когда мы испытываем страх перед ожидаемым. Ничто не могло бы заставить меня сунуть руку в огонь хотя ведь я обжигался лишь в прошлом.
473. Вера в то, что огонь обожжет меня, такой же природы, что и страх, что он обожжет меня.
474. То, что огонь обожжет меня, сунь я в него руку, достоверность.
Таким образом, здесь мы видим, что значит достоверность. (Не просто что означает слово «достоверность», но и что заключено в ней самой.)