Постнеклассическое единство мира — страница notes из 67

1

Дать определения мира и единства тут не будет правильным – и не потому, что это невозможно (дать какие попало «определения» очень даже возможно – невозможно дать корректные, полные, исчерпывающие и окончательные определения; впрочем, другие по большому счету и вообще не нужны), и не потому, что в данном случае не планируется создание аксиоматической системы, и даже не потому, что определения никоим образом не предотвращают появление неразрешимых парадоксов (таких, например, как парадокс Рассела), но потому, что принятые вначале определения, если им следовать (а если не следовать, то они и подавно не нужны), будут сразу уже ограничивать, о-предел-ять, т. е. заранее, еще до всякого исследования и размышления, устанавливать им предел и (предположительно непреодолимую) границу, а также провоцировать сползание к обсуждению понятий «мира» и «единства» (содержание их, объем и т. д., вместо того чтобы обратиться к миру и единству). Особенно это важно применительно к миру, поскольку любой предел или ограничение в этом случае будут давать неизбежно только часть мира.

2

Поскольку современность «требует от нас конститутивных институций, которые бы постоянно разлагали и вновь собирали ткань общества, порождали одновременно оторванность единичной свободы и вторящую ей ее солидарность» [334, с. 110].

3

Здесь авторская маргиналия: «Вовсе нет! Потому что понятие мира вовсе даже не понято» [553, с. 439].

4

«Очевидно, не существует классификации мира, которая бы не была произвольной и проблематичной. Причина весьма проста: мы не знаем, что такое мир» [67, с. 86].

5

«Самым вероятным произведением слов “σοφός”, “σοφία” по-прежнему остается произведение от слова “σόος” – целый, невредимый, неповрежденный. Истинная философия занимается только целым» [595, с. 443].

6

«Философ просто не имеет права браться не за Всё. Это – его профессиональная оптика. И кому-то же в век специализации и разделения труда мелочного между науками надо браться за синтез, понимать Всё Целое. Это тоже – если хотите – особая специальность, необходимая в разделении труда внутри Культуры» [133, с. 10].

7

Гегель полагал даже, что «вся философия есть не что иное, как изучение определений единства» [139, т. 1, с. 280].

8

«Являясь как бы пра-феноменом философского понятия, категория бытия доказывает единство мира и смысла, но, оставаясь в теоретических границах, выступает как реликт этого единства или как указание цели» [210, с. 237].

9

Ср.: «Для философии понятие единого столь же важно, как и понятие бытия» [124, с. 14].

10

«Синтез [завершается] только таким целым, которое не есть часть, т. е. миром» [238, с. 383].

11

«Я говорю „картину мира“… потому что это само собою разумеющееся основание… исследования, и как таковое оно невыразимо» [108, с. 344]. Поэтому ребенка не учат миру, как не учат и существованию: «Ребенка учат не тому, что существуют книги, существует кресло и т. д. и т. д., но тому, как доставать книгу, сидеть в кресле и т. д.» [108, с. 380].

12

«Понимание мира, как и понимание любого простого начала, например единства, должно быть сначала заложено в науку, чтобы наука смогла его применить» [57, с. 140].

13

«„Абсолютная цельность [totalitas, подразумевается – мира], – пишет Кант [238, с. 388], – хотя и представляется понятием повседневным и легко понимаемым… при более глубоком взвешивании представляет… для философа величайшие трудности“… „Величайшие“ трудности здесь именно неподъемные» [57, с. 58].

14

Что уже зафиксировано даже в учебной и справочной литературе. См., например: «Одно из основополагающих представлений античного миросозерцания – совершенное превосходство единства над множеством» [395, с. 204]. Или: «Европейская культура начинается с идеала единства, выраженного в натурфилософском учении о бесконечном едином начале Космоса, в гармонии с которым заключается подлинное существование» [18, с. 71].

15

Вплоть до формирования жизненного мира человека [391] и состояния психического здоровья личности, – начиная от самотождественности осознания и заканчивая конгруэнтностью по Роджерсу [см. 439], предполагающей соответствие выражаемого переживаемому и происходящему.

16

В начале «Физики» Аристотеля (184а20) читаем (в переводе Бибихина): «Первое по природе – последнее для нас» [Цит. по: 59, с. 35].

17

«Тезис элеатов, если его выразить формально-логически, свелся бы… к закону тождества: А есть А» [125, с. 117].

18

Концепты, до сих пор практически не различающиеся даже в серьезных энциклопедических изданиях [см., например, 644; 645; 716].

19

По известной модели так называемого «основного вопроса философии» [см. 180; 390] в его марксистской постановке [612, с. 282 и далее] – модели, продуктивной постольку, поскольку применительно к любой «вечной» философской проблеме несложно обнаружить два – три базовых решения, на основании различения которых практически всегда можно построить простую универсальную классификацию для любых философских учений (например, номинализм/ реализм/концептуализм, субъективизм/объективизм, рационализм/эмпиризм и т. д.).

20

В обоих смыслах, удачно различаемых, например, в немецком языке посредством двух слов – “vorstellen” (‘представить себе’) и “darstellen” (‘представить другим’).

21

Ср.: «Сегодняшнее размышление по поводу категории множества не принимает восторженных упрощений и непринужденных сокращений, но должно столкнуться с серьезными проблемами: в первую очередь с логической проблемой (которую нужно заново сформулировать, а не устранить) отношения Единое/ Многие» [99, с. 17].

22

«Лишь совокупность бытия и ценностей составляет вместе то, что заслуживает имени мира» [438, с. 22].

23

Которая, будучи свободным и неангажированным (в той степени, конечно, в какой это вообще возможно) мышлением, всегда стремится выйти за любые пределы или ограничения и нацелена на критическое рассмотрение любых догм и очевидностей, стремясь поставить их под сомнение и задаться вопросом о гипотетических альтернативах [см. 148].

24

«Из-за господствующих реализаций европейско-американской метафизики трудно избежать единственности, с одной стороны, и плюрализма – с другой. Есть либо один-единственный мир, либо множество разных миров. Выбирать приходится между этими альтернативами… Нас всё время заставляют сделать выбор между единственностью и плюрализмом. Либо единица, одна реальность, одна этика, одна политика, либо множество» [312, с. 134].

25

«Все науки изобретали свои способы перемещения от одной точки зрения к другой, из одной системы координат в другую… это и называется релятивностью» [284, с. 204].

26

И не только философских – по утверждению Латура, например, «социология, в противоположность своей сестре антропологии, никогда не сможет удовлетвориться множественностью метафизик; она нуждается и в постановке онтологической проблемы единства этого общего мира» [284, с. 355].

27

«Мир утратил свой стержень… но он достигает более высокого единства» [177, с. 11].

28

«Политическое есть сфера коллективного единства людей» [334, с. 13].

29

«Итак, остается открытым вопрос: сумеет ли культура будущего объединить всё свое тысячелетиями накопленное состояние или оно останется разбросанным по разным закромам, упрямо сохраняя свою обреченность – быть неспособным к совместному действию? А если всё останется как было, то в чем же смысл самой культуры?» [383, с. 102].

30

Ср.: «Современная наука кажется Марфой, пекущейся о многом, и жаждущей участи Марии, заботящейся о едином» [270, с. 14].

31

«Через философию выражается идеал собранного в одну точку целого сознательной жизни, всего того, что имеет к нам отношение» [339, с. 42].

32

«…Мы …могли бы спокойно и свободно сказать „да“ только неслышному голосу тайного согласия, согласившись с согласием мира… в этом согласии мир только и начинает впервые для нас присутствовать как целое…» [57, с. 89].

33

Независимо от тех или иных пониманий мира.

34

В качестве которой могут, конечно, рассматриваться в том числе и несколько субстанций.

35

Для которой любые неразрешимости, апории и парадоксы рассматриваются в качестве недостатка.

36

Настаивая на (мета)утверждении (единственном и, предположительно, правильном/верном/правдивом/обоснованном…) о множественности истин.

37

Или различных миров – в наборе и ассортименте различных описаний, которые всё равно охватываются одним (мета)описанием соответствующего провозглашения.

38

За буквально редчайшими исключениями.

39

Не только и не столько философских – характерно, что, формально говоря, неклассический прорыв был произведен литературными и антихристианскими выпадами Ницше, глубинно психологическими прозрениями Фрейда, экономическими штудиями и политическими проектами Маркса, которые, в свою очередь, оказали влияние не только на философию, но и на общий стиль мышления более поздних эпох.

40

«…Мир есть горизонт всех горизонтов, стиль всех стилей, гарантирующий моим опытам данное, а не намеренное единство, невзирая на все разрывы моей личной и исторической жизни» [366, с. 423].

41

Ср.: «Метафизической философии… внутренне присуще самоутверждение в качестве окончательной (истинной)» [29, с. 83].

42

Ср.: «Мы нуждаемся в таком способе говорить, который поможет нам… работать с текучестями, рассеяниями и переплетениями, составляющими хинтерланд исследования» [312, с. 89].

43

Ср.: «Абсолютное верховенство логического, рассудочного объяснения не может быть логически же доказано, ибо всякое доказательство опирается само на веру в абсолютную, окончательную компетенцию чисто рациональной мысли» [541, с. 193].

44

Что зафиксировано в парадоксе Якоби: «Без предпосылки аффинирующей вещи в себе нельзя войти в „Критику чистого разума“, с ней невозможно там оставаться» [671, S. 301].

45

Рассматриваемый в качестве определенной реализации своего рода герменевтического круга [см. 121], когда решающим будет «не выйти из круга, а правильным образом войти в него» [553, с. 153].

46

«Сборка – это процесс связывания, собирания или, лучше, рекурсивного самособирания, в котором соединяемые элементы не приобретают фиксированную форму и не принадлежат к более обширному пред-данному списку, а конструируются (по крайней мере отчасти) в ходе взаимного переплетения. Это значит, что не может быть фиксированной формулы или общих правил, определяющих хорошие и плохие пучки, и что метод-сборка… произрастает из собственных хинтерландов (но также и создает их), которые изменяют форму в той же мере, в какой остаются неявными, неопределенными, нечистыми» [312, с. 92].

47

«Это предположение является общим местом и в лакановском психоанализе, и постструктурализме (Деррида), и даже в современной герменевтике (Гадамер)» [215, с. 155].

48

«Общего языка в принципе нет» [57, с. 135].

49

При удерживании в каждый данный момент тех или иных предпосылок и оснований в соответствии с принципом Витгенштейна: «Если я хочу, чтобы дверь отворялась, петли должны быть закреплены» [108, с. 362].

50

Ср.: «Но мне казалось существенным, чтобы мысли… переходили от одного предмета к другому в естественной и непрерывной последовательности. После нескольких неудачных попыток увязать мои результаты в такую целостность я понял, что это мне никогда не удастся… И это было, безусловно, связано с природой самого исследования. Именно оно принуждает нас странствовать по обширному полю мысли, пересекая его вдоль и поперек в самых различных направлениях» [109, с. 77].

51

«Чем более книга тотальна, тем более она фрагментарна» [177, с. 11].

52

«…Чтобы мысль, находясь в движении, не разрушала бы сама себя» [347, с. 41], т. е., иными словами, не впадала в перформативные противоречия, а, наоборот, достигала самосогласованности: «Мысль совместилась с собой – и понимает» [347, с. 56]. Ср. с требованием Канта «всегда мыслить в согласии с собой» [235, с. 377].

53

Ср.: «Разговор будет тем самым выведен на некий путь. Я говорю: на некий путь. Этим мы допускаем, что этот путь не является, конечно, единственным» [568, с. 13].

54

Ср.: «Не существует никакого interpretandum, которое не было бы уже interpretans… Интерпретация всегда вынуждена интерпретировать саму себя» [546, с. 52–53].

55

Необратимой потому, что последователи традиции, как правило, читают своих предшественников (хотя и не обязательно соглашаются с ними), тогда как обратное встречается крайне редко (только в случае современников).

56

«В философии есть презумпция ума. По определению, если берешь книжку в руки, то, каким бы роковым именем ни назывался автор, Платон или кто-то еще, существует презумпция, касающаяся ума философа» [339, с. 27]. Ср.: «В случае Блейка и Канта мы имеем дело с грамотными людьми, на оселке грамотности которых поверяем свою неграмотность» [345, с. 294].

57

Ср.: «Ранние античные тексты переполнены рассуждениями об едином и многом. Мир у всех античных философов обязательно един. И это единство обязательно объединяется у них множеством частей» [322, с. 549].

58

«Таковы, например, философские положения Гераклита: „и из всего одно, и из одного – все“, Ксенофана: „всё едино, единое же есть бог“, Анаксагора: „во всём есть часть всего“» [576, с. 34].

59

Ср.: «В античности понятия бытия и единого порой употреблялись как взаимозаменяемые, поскольку бытие как первоначало рассматривалось как нечто простое, т. е. неделимое, а потому единое» [124, с. 14].

60

«NOEIN=EINAI („мыслить“=„быть“, первоначальное тождественное сущее-мыслимое, члены тождества, совпадающие буквально с точностью до перестановки)» [395, с. 206].

61

«Если единое не существует, то ничто из иного не может мыслиться ни как одно, ни как многое, потому что без единого мыслить многое невозможно» [423, с. 412].

62

Ср.: «Единство в арабо-мусульманской философии выражалось рядом близких терминов: „вах. да“, „’ах. адиййа“ (реже „вах. идиййа“) с соответствующими „вах. ид“, „’ах. ад“ для „единый“; первое передает единство как не-множественность, второе – как единственность. Их соотношение емко выразил ал-Фараби, указавший, что ’ах. ад происходит от вах. ид (единственный), не входит в ряд чисел и обозначает то, что не имеет подобия ни в мысли, ни для чувства, тогда как вах. ид обозначает то, что „едино по самости“ (мутавах. х.ид фи аз-зат). Ваххада (делать единым, считать единым) и соответствующее тавх. ид (обеспечение единства в бытии или мысли) замыкают ряд важнейших терминов, группирующихся вокруг понятия единства» [479, с. 18].

63

См.: [492].

64

Ранее мыслители предпочитали говорить о «едином». Симптоматично, впрочем, что даже историки философии практически не различают значения этих слов, обычно употребляя их просто как синонимы, что легко видеть даже по приведенным выше цитатам.

65

«Для-себя-бытие как отношение с самим собой есть непосредственность, а как отношение отрицательного с самим собой оно есть для-себя-сущее, единое, одно (das Eins) – то, что в самом себе не имеет различий и, следовательно, исключает другое из себя» [140, т. 1, с. 236].

66

«Истина – это не бытие и не ничто, она состоит в том, что бытие не переходит, а перешло в ничто, и ничто не переходит, а перешло в бытие. Но точно так же истина не есть их неразличенность, она состоит в том, что они не одно и то же, что они абсолютно различны, но также нераздельны и неразделимы и что каждое из них непосредственно исчезает в своей противоположности» [136, т. 1, с. 140–141].

67

«Трансрациональное единство единства и двойственности, тождества и различия, слитности и раздельности как особый высший принцип» [541, с. 315–316].

68

Тождества неразличимых (лат.), введенного Лейбницем.

69

«В сущности, идея космоса – это не идея, а целое миропонимание. Это представление о мире как об упорядоченной и завершенной в себе структуре, отнюдь не сводящейся к простой сумме отдельных элементов – Неба, Земли, Солнца, Луны и прочих компонентов Вселенной, а образующей некое целостное единство, подобное органическому единству живого существа» [441, с. 115].

70

Эволюция образа ойкумены в эллинистически-римскую эпоху подробно прослежена у Рожанского [440].

71

Взаимозаменяемость терминов τὰ πάντα и τὸ πᾶν заслуживает внимания. Кершенштейнер подчеркивает, что первый из данных терминов обозначает атомы, а второй – совокупность атомов и пустоты [673, с. 156, прим. 3].

72

Подобная трактовка достаточно распространена – «Антология мировой философии» включает свидетельство Аэция о высказывании Эмпедокла в таком переводе: «Космос (т. е. мир как упорядоченное целое) один, однако космос не составляет [всей] Вселенной, но [образует] лишь некоторую, небольшую часть Вселенной, остальная же [часть ее] представляет собой необработанную материю» [17, с. 300].

73

«Материальный мир, рассматриваемый с физико-астрономической точки зрения (А. Л. Зельманов)» [232, с. 460].

74

«Может быть, мир это и есть вселенная? …Мы невольно отшатываемся от такого определения, нам делается не по себе, мы ощущаем неуют, если наш мир вселенная, оказываемся без крыши над головой на крошечной планете в недрах бескрайнего пространства, где кроме обитаемого нами небесного тела еще несчетное множество солнц…» [57, с. 6].

75

Показательно, кстати, что концептуальные трудности возникают, как правило, из (метафизического) полагания жестких, последних и окончательных (так сказать, предельных) пределов: если считать атом буквально и абсолютно неделимым элементом, тогда распад атома – как разделение неделимого – рискует (п)оказаться распадом теории, чуть ли не мировоззренческой катастрофой [см. 223].

76

Мультивселенная (multiverse, meta-universe) – термин, восходящий к Уильяму Джеймсу и противопоставляемый uni-versum’у.

77

Ср.: «Под Вселенной следует понимать доступную экспериментам предметную область естествознания. Но мир существенно больше Вселенной. К миру относятся также государства, грезы, нереализованные возможности, произведения искусства и особенно наши мысли о мире» [650, S. 17].

78

Ср. [657, с. 156–163]. Следует заметить, что в В. З. не существует слова для обозначения „мира“. В Еккл. III, 11 слово „олам“ (ôlam) означает вечность, а не мир. „Век сей“ в мессианических чаяниях Израиля противополагается „будущему веку“, и понятие мира (космоса) постепенно отожествляется с первоначальным понятием века – эона.

79

Что в русском переводе передано, правда, как просто «наука» [236, с. 83].

80

Что в русском переводе передано, правда, как «созерцание мира» [235, с. 279].

81

Бибихин поясняет: «Der Fall означает буквально падение, например выпадение игрального куба одной из его сторон. Мир в этом смысле такой, каким ему случилось быть. Он кроме того есть всё то, что выпало… Die Welt ist alles, was der Fall ist. „Мир есть всё, что выпало“» [54, с. 122, 123]. Ср. в других переводах: «Мир есть всё то, что имеет место» [107, с. 36]; «Мир есть все, что происходит» [105, с. 5].

82

Руднев дает такой комментарий: «Это понимание – единственное, которое есть. Я знаю это не потому, что я рассмотрел другие Возможности и отверг их. Скорее я знаю это в точности потому, что это показывает себя в том, что не существует других Возможностей. Ибо нет языка кроме языка, и поэтому нет другого понимания Мира, чем то, которое нам дает язык» [106, с. 182].

83

Человек в отличие от животного мирообразующ (weltbildend) [см. 664, S. 397], т. е. образовывает мир, придает миру образ, создает картину мира (Weltbild).

84

Буквально: мир мирствует, мир мирится (Welt weltet) [559, с. 142].

85

«Во всех случаях общность некоего мира – даже если это лишь мир игры – остается предпосылкой „языка“» [123, с. 473].

86

По парадигмальной модели Гераклита: «Выслушав не мою, но эту-вот Речь (Логос), должно признать: мудрость в том, чтобы знать всё как одно» [540, с. 199].

87

Ср.: «Исследователь рефлектирующей системы пытается как бы вывести себя за пределы этой системы и посмотреть на нее со стороны. Назовем такую позицию надрефлексивной» [444, с. 189].

88

Если этот момент не принимать во внимание, получится интерпретация в стиле трактовки термодинамики как еще одной версии понимания теплорода.

89

Вот, например: «Это (стало быть) не будет книгой» [186, с. 11]. Или: «Текст является текстом только тогда, когда он скрывает от первого взгляда, от первого попавшегося, закон своего построения и правило своей игры» [186, с. 73–74].

90

Ср.: «В отличие от Деррида, Платон может не воспринимать „онтологическую проблему“ в качестве провала всей системы, ведь – согласно предпосылке деконструкции – такая „проблема“, сам ее факт, говорит в пользу не только некогерентности теории и фальсифицированности метафизики (альтернативы которой всё равно нет), но и указывает на необходимость разработки фальсифицирующих моментов в качестве более „общей“ онтологической игры, погружающей в себя ограниченные и заведомо цензурированные логики философских идеальностей» [264, с. 601].

91

А также мудростью и даже теологией [ср. 456, с. 451] – сообразно разделению сущего (и единого).

92

Взятом в целом, в его единстве, ибо «сущее и единое – одно и то же» (Met. IV, 2, 1003b 23) [19, с. 120].

93

Вплоть до некоторых современных авторов [см., например: 260].

94

Но не сверхопытных (если, конечно, не ограничивать опыт сферой чувственного), – ведь извлечение опыта и будет познанием (совершенно не обязательно чувственным или мистическим), а познание предполагает опыт, в том числе и интеллектуальный.

95

Отсюда, кстати, известный лозунг Ньютона: «Физика, берегись метафизики!».

96

«Всякая настоящая философия знает, как многое – всё главное – совершилось прежде, чем мы успели заметить; знает, что к ранним, решающим событиям мы, люди, никогда не успеваем» [59, с. 35].

97

Впрочем, уже в Новое время всё это стало пониматься не так однозначно: «…именно физика наследует в XVII веке теологический диспозитив власти и осознает себя госпожой всякого возможного знания… Судьбы метафизики, в самом начале Нового времени, прослеживаются, таким образом, не в старческих причудах схоластических высочеств, а в дезактивации всякой метафизики, у которой отнимается обременительная приставка meta в угоду богоподобной физике. Для современников и непосредственных виновников случившегося это было всем чем угодно, но только не очевидностью; не увидеть этого сегодня означало бы умысел или слепоту» [465, с. 120–121].

98

Терминологически это уже очень интересный ход: ведь само слово «атом» значит «неделимый», – так что «делимость неделимого» намечает хитрую такую попытку продвинуться дальше, за пределы пределов.

99

И даже программа трансцендентализма Канта, размещающая непосредственно физическое в пределах феноменального, тем не менее, как заметил Делёз, продолжает некоторым образом натуралистическую исследовательскую программу (трансцендентальный эмпиризм).

100

И хотя может некоторым образом истончаться – чтобы предоставить, например, возможности для истории, которая физикой не описывается адекватно, – тем не менее будет продолжаться и там, поскольку история никоим образом физике не противоречит и нарушать физические законы не способна.

101

Ср.: «Дао, которое может быть выражено словами, не есть постоянное Дао» [281, с. 114].

102

Чжэн мин 正名 [см. 416].

103

«…Единственная возможность сохранить верность классическому произведению заключается в уклонении от него. Приверженность букве традиции – это самый безопасный вид предательства по отношению к духу классики» [216, с. 345].

104

Ситуация совсем не уникальная: например, было бы очень удобно и понятно в качестве универсального антонима для «агностицизма» воспользоваться словом «гностицизм», однако этому мешает то немаловажное обстоятельство, что в истории философии (как процессе и как дисциплине) за термином «гностицизм» уже необратимо закрепилось называние определенных раннехристианских учений [см. 151; 518].

105

Мышления, конечно, не в смысле некоего само собой разворачивающегося процесса, но в смысле последовательного выстраивания размышлений в рамках более или менее профессионального дискурса философской традиции.

106

«Завершение метафизики начинается с гегелевской метафизики абсолютного знания как воли духа» [563, с. 179].

107

Хабермас даже считает современную мысль уже постметафизической [см. 658].

108

«Многие из тех, кто считает метафизику преодоленной и говорят о постметафизической эпохе, вряд ли знают, что собственно, есть метафизика и чем она должна быть» [260, с. 11].

109

Конечно, концепции локальных культур-цивилизаций Данилевского, Шпенглера и Тойнби, равно как даже и концепция научных революций Куна появились раньше, но именно Фуко первым обратил внимание не просто на культурный разрыв или переворот в науке, но на сдвиг в самой дисциплинарной матрице, в способах и принципах классифицирования.

110

Как вариантов единого и универсального принципа разумности как гипотетического инварианта.

111

Больше, пожалуй, похожий на тот, который был – правда, вне различения классики/неклассики – предложен Фуко в небольшом тексте 1967 года «Ницше, Фрейд, Маркс», где подчеркивается, что «XIX век, и прежде всего Маркс, Ницше и Фрейд открыли перед нами новую возможность интерпретации… Такие работы, как первая книга „Капитала“, как „Рождение трагедии…“ или „Генеалогия морали“, как „Толкование сновидений“, снова ставят нас перед лицом техник интерпретации. И тот шоковый эффект, который вызвали эти работы, то своего рода оскорбление, которое они нанесли европейской мысли, возможно, связаны с тем, что перед нашими глазами вновь появилось нечто такое, что сам Маркс называл „иероглифами“. Это ставит нас в неудобное положение, поскольку эти техники интерпретации касаются нас самих, поскольку теперь мы, как интерпретаторы, с помощью этих техник стали интерпретировать себя самих. Но с помощью этих же техник мы должны теперь исследовать и самих Фрейда, Ницше и Маркса как интерпретаторов, и таким образом мы взаимно отображаемся в бесконечной игре зеркал» [546, с. 50].

112

В качестве наиболее, пожалуй, яркого и показательного примера можно упомянуть хотя бы концепцию экологии Гиренка – представленную в его книгах «Экология. Цивилизация. Ноосфера» [150] и «Ускользающее бытие» [149], – которая прямо опирается на разработки Мамардашвили, о чем свидетельствуют не столько даже многочисленные цитаты, сколько сама стратегия мысли.

113

Фуко упоминает в связи с этим испытываемую им «вполне определенную, труднопреодолимую неловкость, обусловленную, может быть, тем, что вслед за смехом рождалось подозрение, что существует худший беспорядок, чем беспорядок неуместного и сближения несовместимого. Это беспорядок, высвечивающий фрагменты многочисленных возможных порядков в лишенной закона и геометрии области гетероклитного; и надо истолковать это слово, исходя непосредственно из его этимологии, чтобы уловить, что явления здесь „положены“, „расположены“, „размещены“ в настолько различных плоскостях, что невозможно найти для них пространство встречи, определить общее место для тех и других… Гетеротопии тревожат, видимо, потому что незаметно они подрывают язык; потому что они мешают называть это и то; потому что они „разбивают“ нарицательные имена или создают путаницу между ними; потому что они заранее разрушают „синтаксис“, и не только тот, который строит предложения, но и тот, менее явный, который „сцепляет“ слова и вещи (по смежности или противостоянию друг другу)» [548, с. 30–31].

114

Условие, необходимое и для успешного построения рефлексивной модели единства мира, адекватной современной интеллектуальной ситуации.

115

Ср.: «Маркс, Ницше и Фрейд не увеличили количество знаков в западном мире. Они не придали никакого нового смысла тому, что раньше было бессмысленным. Однако они изменили саму природу знака, сам способ, которым вообще можно интерпретировать знаки» [546, с. 50].

116

Ср.: «Сейчас мы должны интерпретировать не потому, что существуют некие первичные и загадочные знаки, а потому, что существуют интерпретации; и за всем тем, что говорится, можно обнаружить, как его изнанку, огромное сплетение принудительных интерпретаций. Причина этого – в том, что существуют знаки, предписывающие нам интерпретировать их как интерпретации и при этом ниспровергать их как знаки» [546, с. 52].

117

В этом смысле знаменитое «умное место» Платона, в котором и из которого видно всё так, как оно устроено на самом деле, ничуть не хуже выделенного статуса трансцендентального субъекта Декарта, Канта или Гегеля, которые стремились своим способом к тому же самому.

118

Ло отмечает, что классический, принимаемый до сих пор по умолчанию «европейско-американский эмпирический опыт… опирается на допущение, что мир более или менее конкретен, ясен, определен, определим и разрешим» [312, с. 57].

119

Даже не обязательно вводя новые концептуальные средства, поскольку добавление хотя бы одного рефлексивного этажа уже не просто удваивает количество концептов, но значительно увеличивает множество их возможных комбинаций – сочетаний, перестановок, размещений и т. д. и т. п.

120

Ср.: «Фрейд говорил о трех великих нарциссических разочарованиях в европейской культуре: первое связано с Коперником, второе – с Дарвином, доказавшим происхождение человека от обезьяны, и третье – с самим Фрейдом, открывшим, что сознание основано на бессознательном. И я задаю себе вопрос: нельзя ли было бы считать, что Маркс, Ницше и Фрейд, охватив нас интерпретацией, всегда отражающей саму себя, создали вокруг нас – и для нас – такие зеркала, где образы, которые мы видим, становятся для нас неисчерпаемым оскорблением, и именно это формирует наш сегодняшний нарциссизм?» [546, с. 50].

121

Подобно тому, как теория типов Рассела просто устраняет условия возникновения парадоксов теории множеств (запрещая действия, которые к ним приводят) вместо их разрешения, т. е. предлагает вовсе не попадать в неразрешимую ситуацию парадокса, из которой невозможно выйти.

122

Ср.: «Любая культура, незаметно отрываясь от предписываемых ей ее первичными кодами эмпирических порядков, впервые занимая по отношению к ним определенную дистанцию, заставляет их терять свою изначальную прозрачность, перестает пассивно подчиняться их проникновению, освобождается от их непосредственного и незримого влияния, освобождается в достаточной мере, чтобы отметить, что эти порядки, возможно, не являются ни единственно возможными, ни наилучшими… Дело обстоит так, как если бы, освобождаясь частично от своих лингвистических, перцептивных, практических решеток, культура применяла бы к ним иную решетку, которая нейтрализует первые и которая, накладываясь на них, делала бы их очевидными и одновременно излишними, вследствие чего культура оказывалась бы перед лицом грубого бытия порядка» [548, с. 33]. Другими словами, здесь Фуко предполагает наличие некоего глубинного, но естественного порядка, независимого от любой культуры, хотя вся его книга – об условности любой классификации и упорядоченности, определяемой языковыми, познавательными, мыслительными и другими культурными практиками.

123

Сам термин «постнеклассика» в конце 1980-х годов еще не использовался [499; 500], появившись впервые в начале 1990-х [501].

124

Используя термин «неонеклассика» [227].

125

«Становление постнеклассической рациональности требует нового углубления рефлексии над научным познанием. В поле этой рефлексии включается проблематика социокультурной детерминации научной деятельности. Она рассматривается как погруженная в социальный контекст, определяемая доминирующими в культуре ценностями. В таком подходе ценностно-целевые структуры субъекта науки становятся особым предметом анализа» [498, с. 293].

126

В его книге эта же схема воспроизводится с незначительными изменениями [502, с. 633–635], равно как и в позднейшей статье [498, с. 275–286].

127

Здесь и далее фигурные скобки обозначают границы схемы, а круглые включают только собственно «объект» как то, что объективируется и удерживается в представленной картине единого мира как фиксируемое объективным и рациональным знанием; С – субъект, О – классический объект, Ср. – средства, М – материал, ЦЦ – цели и ценности.

128

Ср. методологический принцип Бурдьё, требующий «объективировать эту объективирующую дистанцию и социальные условия, сделавшие ее возможной, как то, что внеположено наблюдателю; объективировать имеющиеся в распоряжении техники объективации и т. п.» [78, с. 32].

129

Ср.: «Что гарантирует нам полную надежность устанавливаемой нами продуманной классификации, когда мы говорим, что кошка и собака меньше похожи друг на друга, чем две борзые, даже если обе они приручены или набальзамированы, даже если они обе носятся как безумные и даже если они только что разбили кувшин? …В чем состоит эта логичность, которая явно не определяется априорным и необходимым сцеплением и не обусловливается непосредственно чувственными содержаниями? …Порядок – это то, что задается в вещах как их внутренний закон, как скрытая сеть, согласно которой они соотносятся друг с другом, и одновременно то, что существует, лишь проходя сквозь призму взгляда, внимания, языка; в своей глубине порядок обнаруживается лишь в пустых клетках этой решетки, ожидая в тишине момента, когда он будет сформулирован» [548, с. 32–33].

130

Ср.: «С одной стороны она <„теория“ Маркса. – В. К.> овеществляет каждое сознание, превращая его в функцию социального процесса; с другой – стремится создать возможность освобождения сознания от мистификации… Освобождения рабом самого себя должно, по законам идеальной диалектики, привести к освобождению господина от вынужденной необходимости быть господином. …Рабочий обретает себя самого лишь тогда, когда он наслаждается теми продуктами, на которые потратил свою энергию, и когда ему уже не приходится отдавать прибавочную стоимость тем, кто господствует над ним. Освобождение предстает… как присвоение производящим субъектом самого себя в своих продуктах. …Если всякое сознание ложно настолько, насколько это соответствует его положению в процессе производства и в процессе осуществления власти, то оно с необходимостью останется в плену своей ложности до тех пор, пока эти процессы продолжаются… „необходимо ложное сознание“. Если смотреть под этим углом зрения, то ложное сознание, будучи овеществленным, включается в систему объективных иллюзий. Ложность – это функция, обеспечивающая нормальное протекание процесса» [475, с. 60–61].

131

Ср.: «За всем этим стоит отчаянная защита представления о „прозрачности“ сознания, т. е. притязания на то, что Я лучше всего знает самоё себя и выступает своим собственным хозяином, устанавливающим правила, в соответствии с которыми проявляется его разум. Ведь если реальность собственного бессознательного может быть воспринята только в экзистенциальном самопостижении, то под таким изменением угла зрения взгляду откроются не только вытесненные сексуальные влечения и зарубцевавшиеся травмы – удлинятся и абсолютно все внутренние

„тени“; подвергнется пересмотру и всё экзистенциальное отношение к „негативности“, и в логических, политических и эмоциональных муках может предстать негативное Я, со всеми своими ранами, во всей своей деструктивности, во всём своем уродстве. От Я требуется нечто неслыханное, просто чудовищное – постичь, что оно представляет собой также и то, что оно, по его мнению, абсолютно не представляет. Чем больше сознание привержено конвенциям, тем более отчаянно будет оно отказываться смотреться в это зеркало» [475, с. 75].

132

Как предлагал, например, тот же Ницше [см., например: 396].

133

«Проблема тогда в том, что приверженность видимой единственности уводит нас от возможности того, что реалии в какой-то степени могли бы быть сделаны иначе. Или, в более общем случае, предположение единственности не только скрывает практику, которая ее учреждает, но и утаивает возможность того, что иные констелляции практики и их хинтерланды могли сделать возможными иные учреждения реальности» [312, с. 141].

134

В смысле обращения внимания не только на соответствие или несоответствие полученного (прямого) результата поставленным целям, но и на остальные результаты (побочные, косвенные, незапланированные) как следствия применения выбранных средств.

135

Конвертирующее его в силу/власть согласно известному принципу, который принято приписывать Френсису Бэкону, хотя он восходит еще к притчам Соломона (24:5).

136

«Я воспользуюсь лингвистическим богатством различения между „натура нату-ранс“ и „натура натурата“ и выражусь так: говоря о „третьих“ вещах, естественной технологии или техносах, об артефактах, я имел в виду, конечно, произведения, но произведения особые – производящие, „опера операнс“, не отображающие или описывающие, а в своем пространстве производящие собственные эффекты, которые являются не описательными или изобразительными, а конструктивными по отношению к нашим возможностям чувствовать, мыслить, понимать, т. е. именно „опера операнс“. Без них, если бы мы просто естественным образом смотрели на мир (какими угодно глазами, проницательными, умными и т. д.), был бы хаос» [342, с. 81–82].

137

«Миф есть организация такого мира, в котором, что бы ни случилось, как раз все понятно и имело смысл» [339, с. 13].

138

«Порядок (технология) бьет класс (искусство)… Системная инженерия – это вот такие же „рельсы в мозгу“ для работы со сложными техническими системами. Если вы перестраиваете ваши мозги на основании курсов системной инженерии, прокладываете в мозгах „рельсы мышления системного инженера“, то по окончании учебного курса в вашей голове вы сумеете удерживать как целое более-менее большие системы. Ну, а когда дойдет до уровня искусства, ибо этот уровень неразгаданного еще мастерства всегда есть, выяснится, что системы, которые у вас удерживаются в голове как целое, много больше, чем те системы, которые удерживаются в голове самоучек, которые выросли в системных инженеров, как Кулибины, сами по себе. Почему? Ну, потому что образованный Кулибин, он совсем гениальным Кулибиным будет, если он хорошо образован. А необразованный Кулибин имеет потолок в своей работе, поэтому ракеты у него время от времени будут взрываться и не долетать до той точки, куда надо» [288].

139

«Поскольку философия есть изобретенное средство человеческого самосозидания, то тем самым предполагается, что есть и какая-то техника, потому что если что-то делается, то делается, конечно, с помощью техники» [339, с. 23] – в античном смысле слова «технэ» как ‘умения, искусства, мастерства’: «всякое искусство предполагает технику» [339, с. 48].

140

«Всемирная история демонстрирует нам бесконечную и неисчерпаемую способность человека придумывать неосуществимые проекты. Пытаясь их осуществить, он достигает многого, творит бесчисленные реальности, которые не способна создать так называемая природа. Однако ему никогда не удается достичь одного – задуманного, к чести его будь сказано. Супружеский союз реальности с демоном невозможного приносит Вселенной единственное приумножение, на которое она способна» [403, с. 341].

141

Ср.: «Человек – это прежде всего проект» [461, с. 323], хотя, возможно, и не сводится целиком и полностью к своей проектности/проективности [см. 209].

142

«Антиох Аскалонский, глава Пятой Академии, один из самых принципиальных „эклектиков“» [321, с. 579].

143

«Это состояние особой адекватности; мы под это состояние и вытекающие из него действия не можем подставить самосознательного субъекта или агента этой адеквации, который достигает ее путем некоторым образом направленного и просчитываемого по шагам мышления… Само это действие адекватно, оно не может быть разложено» [342, с. 69].

144

Ср.: «Можно взять тома… по психологии, и вы странным образом не обнаружите там некоторых понятий, которые в действительности… являются решающими для человеческих судеб. Например, мы узнаем, что можно что-то забывать или помнить по особому устройству мнемонических следов и некоторых ассоциативных процессов их фиксирования и т. д. А вы оттуда не узнаете, что можно помнить или забывать в силу любви или ненависти» [342, с. 68].

145

Ср.: «Если процессы, противостоящие друг другу в качестве совершенно самостоятельных, образуют известное внутреннее единство, то это как раз и означает, что их внутреннее единство осуществляется в движении внешних противоположностей. Когда внешнее обособление внутренне несамостоятельных, т. е. дополняющих друг друга, процессов достигает определенного пункта, то единство их обнаруживается насильственно – в форме кризиса» [355, т. 23, с. 124].

146

Тот же Деррида не зря всячески избегал превращения деконструкции в метод.

147

Кстати, неслучайно Йоэль Регев выступает также против корреляционизма (утверждающего неустранимую связность познающего и познаваемого) – вместе с Мейясу [361], который выстраивает неоклассическую концепцию, пытаясь, вслед за классической наукой, увидеть всё за пределами всякого смотрения или получить результат наблюдения без наблюдателя – одним словом, опять-таки найти очередное «самое дело» на самом деле.

148

Ср.: «Когда мы рассматриваем предметы природы, особенно живые, таким образом, чтобы уразуметь взаимосвязь их сущности и деятельности, то нам кажется, что мы лучше всего достигнем такого познания путем разъединения частей; и действительно, этот путь может вести нас очень далеко… Однако эти разделяющие усилия, продолжаемые всё дальше и дальше, имеют и свои недостатки. Живое, правда, разложено на элементы, но вновь составить его из таковых и оживить оказывается невозможным… У немца для комплекса проявлений бытия какого-нибудь реального существа имеется слово Gestalt» [144, с. 69–70].

149

Ср.: «Так вот, цепочка рассуждения такая: если вы хотите объяснить, почему параллельные линии не пересекаются, вы должны иметь инфляцию. Если вы имеете инфляцию, то прежнее объяснение того, почему у вас есть материя и нет антиматерии, – объяснение такое: а она с самого начала была, материя, – это объяснение не работает. Потому что даже если сначала была материя, после инфляции ее уже больше не было, и ее надо было создать. Единственный способ создать ее опирается на возможность, что барионы не сохраняются, барионное число не сохраняется. Таким образом, свидетельство несохранения барионного числа – это тот факт, что параллельные линии не пересекаются, потому что единственное объяснение этому делу – инфляция…» [307].

150

Ср.: «Чистое, вездесущее, не знающее меры саморазличение, стирающее все различия, но превосходящее всякое тождество, не имеющее идентичности, вечное движение от (не)себя к (не)себе, бесконечно малый и неуловимо быстрый круговорот в беспредельности пространственно-временного континуума» [337, с. 284].

151

«Стратегия есть некоторый план, настолько исчерпывающий, что он не может быть нарушен действиями противника или природы, т. к. всё, что может предпринять противник или природа, вместе с набором наших возможных действий, является частью описания стратегии» [97, с. 34; ср. 220].

152

Вахштайн комментирует: «Для описания этой формы пространственности, отличной как от пространства сетей, так и от евклидова пространства, автор использует понятие “fluid” – термин, которым в физике обозначаются жидкие и газообразные вещества. Дословно: „текучий“, в переносном значении – „подвижный“, „изменчивый“, „нестабильный“. Выражения „текучая пространственность“ и „пространство потоков“ используются автором как синонимичные» [311, с. 37].

153

Ср.: «Интенциональные феномены вроде значений, объяснений, интерпретаций, убеждений, желаний и восприятий функционируют только в пределах Фона способностей, которые сами не являются интенциональными… В целом интенциональные состояния в изоляции не могут определять условия выполнимости. Для того чтобы иметь одно определенное убеждение или желание, я должен иметь целую Сеть других убеждений и желаний… В дополнение к Сети нам потребуется ввести Фон способностей, которые сами не являются частью этой Сети. Или скорее вся Сеть нуждается в Фоне, поскольку элементы Сети не являются самоинтерпретирующими и самоприменимыми» [468, с. 166–167].

154

Ср.: «Тональ – это организатор мира… На его плечах покоится задача создания мирового порядка из хаоса… Всё, для чего у нас есть слово, – это тональ» [249, с. 123–124]. «Тональ творит мир, потому что он свидетельствует и оценивает его согласно своим правилам… Другими словами, тональ создает законы, по которым он воспринимает мир… Тональ – это остров… Нагуаль – это та часть нас, для которой нет никакого описания – ни слов, ни названий, ни чувств, ни знаний» [249, с. 126–127]. «Итак, тональ – это всё то, из чего, как мы думаем, состоит мир… Нагуаль – там… вокруг острова» [249, с. 128–129].

155

Ср.: «Противопоставление вещь (как „чтойность“, нечто) и не – вещь (как ничто) описывает некую фундаментальную структуру мира, а именно соседство вещи-нечто с не-вещью-ничто, более того, выдвинутость вещи и „вещного“ в ничто как бы на суд, осуществляемый этой „безосновной основой“, основой-бездной (ср. у Экхарта – Ôgrun delôse tief арgrunt, in dîner tiefe bistû hôch, in dîner hôcheit nider!) над миром „вещного“» [513, с. 57].

156

«Хорошо известно: то, что Платон в „Тимее“ обозначает именем „хора“, кажется, бросает вызов той „непротиворечивой логике философов“, о которой говорит Вернан – „бинарной логике «да» и «нет»“. Она, возможно, могла бы подчиниться „логике, отличной от логики логоса“. Хора – ни „чувственная“, ни „умопостигаемая“ – относится к „третьему роду“ (triton genos (48e, 52a)). Мы не можем даже сказать о ней, что она ни то, ни это или что она одновременно и то, и это…» [196, с. 137–138]. «Это колебание между двумя родами колебаний: двойным исключением (ни/ни) и участием (сразу и то, и это). Однако имеем ли мы право переносить логику, паралогику или металогику на это сверх-колебание от одной целостности к другой? …Рассуждение о хоре есть также рассуждение о роде (genos) и о различных родах рода» [196, с. 139–140]. «Чтобы осмыслить хору, нужно вернуться к началу более старому, чем начало, а именно – к рождению космоса» [196, с. 184].

157

«Вот вещь, в хаосе возникающая, прежде неба и земли родившаяся! О беззвучная! О лишенная формы! Одиноко стоит она и не изменяется. Повсюду действует и не имеет преград. Ее можно считать матерью Поднебесной. Я не знаю ее имени. Обозначая иероглифом, назову ее дао» [281, с. 122].

158

Симптоматичное господство множественностей в современной ситуации отмечалось также не только у Паоло Вирно в его «Грамматике множества» [717], но и у Хардта с Негри [569; 570] – правда, в русском издании «Империи» множества (multitudes) [см. 663] переведены как «массы». «Понятие „множества“ (moltitudine), противопоставляемое более привычному понятию „народ“, является необходимым орудием при любом размышлении по поводу современной публичной сферы» [99, с. 9].

159

Ср.: «Себя представляет, однако, идеальную дистанцию в имманентности субъекта по отношению к нему самому, способ не быть своим собственным совпадением, избежать всякого тождества, полагая его в качестве единства, – одним словом, быть в постоянном неустойчивом равновесии между тождеством как абсолютной монолитностью без следа различия и единством как синтезом множественности» [459, с. 109].

160

В этом смысле «Бесконечный тупик» Галковского, устройство которого наглядно представлено на приложенной к изданию [129] схеме, являет собой чистый парадигмальный образец воплощения такой модели.

161

«Калейдоскоп впечатлений и текстур… отражает и преломляет в себе мир, который, по сути, нельзя сполна понять как ограниченное множество определенных процессов» [312, с. 22].

162

«Мы видим сложную сеть подобий, накладывающихся друг на друга и переплетающихся друг с другом, сходств в большом и малом… Я не могу охарактеризовать эти подобия лучше, чем назвав их „семейными сходствами“, ибо так же накладываются и переплетаются сходства, существующие у членов одной семьи» [109, с. 111].

163

Ср.: «Таковость (цзы жань)… буквально… означает „сам (собою) таков“. Это значение ясно указывает на то, что природа реальности у Лао-цзы есть различие в единстве, отличие в тавтологии или связь в прерывности… „Таковость“ есть одновременно безусловная единичность и столь же абсолютное единство бытия, самодостаточность Начала и способ его существования как наследования, возвращения к себе… Ею обусловлена взаимосвязь и взаимопроникновение всех вещей и, в частности, внутренняя связь человека и мира. Речь идет о реальности динамической, которая не просто есть, но непрерывно про-ис-ходит, становится, приходит, неотделима от случайности… „Таковость“ – беспредельное поле рассеивания, самого по себе всеобъятно-цельного… Речь идет не просто о спонтанности актуального существования, а о реальности вне и прежде всяких оппозиций, соответствующей состоянию сокрытия сокрытости, символической глубине бытия» [337, с. 702].

164

Ср.: «Это единство есть не тождество» [183, с. 301].

165

О его образовании см. [278].

166

«Когда индивид участвует в определении ситуации, обстоятельства могут внезапно заставить его выйти из ограничений, налагаемых ранее принятым фреймом, даже если сама деятельность продолжится» [154, с. 440].

167

«Превращение современной империалистской войны в гражданскую войну есть единственно правильный пролетарский лозунг, указываемый опытом Коммуны» [300, с. 22].

168

«…Нужно не столько противопоставлять цитацию или итерацию не-итерации события, сколько строить дифференциальную типологию форм итерации, если вообще предполагать, что такой проект выполним и что он может дать место исчерпывающей программе… В этой типологии… мы будем иметь дело с различными типами мет и цепочек итерабельных мет, а не с противопоставлением цитатных высказываний, с одной стороны, и уникальных и изначальных высказываний-событий – с другой» [191, с. 371].

169

«Слово „пучок“, как представляется, более удачно отмечает то, что предложенное собрание имеет структуру сплетения, тканья, скрещения, которая даст разделить различные нити и различные смысловые – или силовые – линии и в то же время позволит завязать новые» [194, с. 25].

170

Ср. с комментарием Малявина к первой главе «Дао-Дэ цзин» Лао-цзы: «Если перед нами формула континуума сознания, значит, мы имеем дело не с различиями, а строго говоря, различениями, не попыткой описания мира, а свидетельством внутреннего опыта… В отличие от различия, различение не разрушает, а удостоверяет единство опыта» [337, с. 146].

171

Ср.: «Символические системы – средства познания и коммуникации – могут осуществлять свою структурирующую власть лишь потому, что они структурированы. Символическая власть есть власть конструировать реальность, устанавливая гносеологический порядок: непосредственное мироощущение (и в особенности чувство социального мира) предполагает то, что Дюркгейм называл логическим конформизмом, т. е. „гомогенным восприятием времени, пространства, числа, причины, что делает возможным согласие между умами“» [77, с. 89].

172

По Соссюру, слова и понятия «чисто дифференциальны, т. е. определены не положительно своим содержанием, но отрицательно своими отношениями с прочими членами системы. Характеризуются они в основном именно тем, что они – не то, что другие» [489, с. 114].

173

Ср.: «Слова и миры рождаются вместе» [312, с. 75].

174

«Всякий текст есть между-текст по отношению к какому-то другому тексту, но эту интертекстуальность не следует понимать так, что у текста есть какое-то происхождение» [40, с. 418].

175

«Всякий психический акт является осознанным; сознание о нем дано в нем самом. Поэтому всякий, даже самый простой психический акт обладает двойным – первичным и вторичным – объектом. К примеру, простейший акт, в котором мы слышим, имеет звук первичным объектом, а вторичным – самого себя, [т. е.] психический феномен, в котором слышится звук. Психический акт является сознанием об этом втором предмете трояким образом. Он представляет, познает и чувствует. И следовательно, всякий, даже самый простейший психический акт обладает четверояким аспектом, в котором он может рассматриваться. Он может быть рассмотрен как представление своего первичного объекта, например, акт, в котором ощущается звук, – как слышание; но он будет рассматриваться также и как представление самого себя, как познание самого себя и как чувствование самого себя. И в совокупности этих четырех отношений психический акт является предметом как своего само-представления, так и своего само-познания и, так сказать, своего само-чувствия, так что без какого-либо дальнейшего усложнения и умножения не только само-представление представляет, но и само-познание как представляет, так и познает, а само-чувствие не только представляет, но и познает, и чувствует» [74, с. 90–91].

176

«О феномене протекания мы знаем, что это есть непрерывность постоянных изменений, образующая неразрывное единство, которое нельзя разделить на участки, которые могли бы существовать сами по себе, на фазы, которые могли бы существовать сами по себе, на точки в непрерывности» [167, с. 30].

177

«Время – не линия, но сеть интенциональностей» [365, с. 277].

178

«Ретенция не есть модификация, в которой реально (reell) сохранялись бы импрессиональные данные, только в измененной форме» [167, с. 138].

179

«В то время как я имею в схватывании истекшую фазу, я переживаю настоящую… и обращен к приходящему» [167, с. 138].

180

«Внимание может быть направлено на Теперь; на ретенцию; оно может, однако, быть направлено на ретенциально осознанное: на прошедший тон» [167, с. 32].

181

«Настоящее есть единство дифференции прошлого и будущего» [331, с. 154].

182

«Различение есть совершенная непрерывность» (англ.).

183

Буквально: «различие, производящее различие» (новый вариант перевода – «небезразличное различие» [527, с. 9]). Ср.: «Информация есть не что иное, как событие, способствующее связыванию различий, – различие, создающее различие» [332, с. 117].

184

Ср.: «Вначале существует не идентичность, а различие. Лишь это дает возможность наделять случайности информационной ценностью и тем самым создавать порядок» [332, с. 117].

185

Ср.: «…Из самого понятия единой истины вовсе еще не вытекает необходимости одного и единого сознания. Вполне можно допустить и помыслить, что единая истина требует множественности сознаний, что она принципиально невместима в пределы одного сознания, что она, так сказать, по природе событийна и рождается в точке соприкосновения разных сознаний… Монологическая форма восприятия познания и истины – лишь одна из возможных форм. Эта форма возникает лишь там, где сознание ставится над бытием и единство бытия превращается в единство сознания» [43, с. 92].

186

Недаром последнее время среди аналитиков наблюдается явно задекларированное возрождение метафизики!

187

Можно вспомнить «третий глаз» Декарта, «смотровое окошко» Воннегута [115] и даже название известной книги Хофштадтера с Деннетом «The Mind’s I» [669], что могло бы значить буквально «Я сознания» (или «Я ума»), но произносится созвучно тому, что будет значить «Глаз разума», как это название и было переведено, – впрочем, на корешке и обороте обложки русского издания [581] можно увидеть, благодаря цветовому выделению, и вариант «Аз ума».

188

Кстати, весьма популярный среди аналитиков результат эксперимента [678], демонстрирующий, что мозговая активность явно опережает осознание, свидетельствует вовсе не о бессознательности человека в силу его (нейрофизиологической) детерминированности, но как раз о том, что для действия самоосознавания необходимы дополнительные (в том числе и нейрофизиологические) ресурсы, работа которых требует времени (не говоря уже о времени сообщения о произошедшем осознании), – если, конечно, предполагать, что сознательная деятельность выполняется мозгом человека, а не какой-нибудь чистой идеальной самопрозрачной сущностью типа души, или трансцендентального субъекта классической философии.

189

«Я же двигаю свою руку актом сознания» [345, с. 288].

190

«Соединить нельзя, но де факто соединено» [345, с. 289].

191

«Когда нечто случается даже независимо от того, поймете ли вы это или не поймете, я пойму или не пойму» [339, с. 137].

192

«Человек существует таким образом, что он есть „вот“ Бытия, т. е. его просвет» [562, с. 199].

193

Ср.: «Разделение само является частью единства мира, совокупной социальной практики, расщепляющейся на образ и действительность. А социальная практика, перед которой разыгрывается независящий от нее спектакль, есть также и реальная целостность, которая содержит в себе спектакль. Но расщепление этой целостности до такой степени калечит ее, что вынуждает представлять сам спектакль как ее цель» [171, с. 24].

194

В древности даже читали только вслух – см., например, «Исповедь» Августина (6.3.3) [1, с. 146].

195

«Геббельс считал, что он способен контролировать общественное мнение Германии при помощи обширной сети коммуникаций; и наши собственные представители средств массовой информации, возможно, также подвержены подобным иллюзиям. Однако на деле тот, кто якобы осуществляет подобный контроль, всегда должен иметь шпионов, которые сообщали бы ему, что люди говорят о его пропаганде. Тем самым он находится в позиции отклика на то, что они говорят. Следовательно, он не может обладать простым линейным контролем. Мы не живем в такой вселенной, в которой возможен простой линейный контроль» [48, с. 403].

196

«Общий принцип суперпозиции квантовой механики применим к состояниям… произвольной динамической системы. Этот принцип заставляет нас принять, что между этими состояниями существуют особые соотношения – такие, что если система находится целиком в одном определенном состоянии, мы можем в то же время считать, что она находится отчасти в каждом из двух или нескольких других состояний. Первоначальное состояние следует считать результатом некоторой суперпозиции (наложения) двух или нескольких новых состояний, причем это наложение не может быть понято с классической точки зрения. Любое состояние можно рассматривать как результат суперпозиции двух или многих других состояний и притом бесконечным числом способов. Наоборот, любые два или несколько состояний могут быть наложены друг на друга и тем самым будет получено новое состояние» [207, с. 24].

197

«Дело в том, что простые и ясные описания не работают, если описываемое ими неупорядоченно. Сама попытка добиться ясности попросту увеличивает беспорядок» [312, с. 12].

198

Тонкие различия между референцией и корреспонденцией, денотатом и экстенсионалом и т. д. в данном случае не являются принципиальными.

199

Даже несмотря на отдельные попытки выстроить критические альтернативы (например, у позднего Витгенштейна). Вот и у такого последовательного критика классических представлений, как Дж. Лакофф, можно прочитать: «Со времени Аристотеля до поздних работ Витгенштейна категории рассматривались как ясные и не представляющие проблем сущности. Они представлялись в виде абстрактных вместилищ, с вещами или внутри, или вне категории. Принималось, что вещи относятся к одной и той же категории, если и только если они имеют некоторые общие признаки. И признаки, которые были у них общими, рассматривались как определяющие эту категорию. Классическая теория не была результатом эмпирических исследований… Это была философская позиция, сформулированная в результате априорных рассуждений… Фактически, до самого последнего времени классическая теория даже не рассматривалась как теория. Она преподносилась в большинстве дисциплин не как эмпирическая гипотеза, но как несомненная истина, истинная по самому своему определению» [279, с. 21]. И дело тут даже не в том, что Лакофф тем самым предлагает эмпирически проверять нормативную концепцию, а в том, что его собственная программа оказывается построением описания того, каким образом категории осуществляют репрезентацию/референцию.

200

Ср.: «Д-р Энтони Фордж (Anthony Forge) указал мне цитату из Айседоры Дун кан: „Если бы я могла сказать, что это значит, не было бы смысла это танцевать“» [48, с. 169].

201

«Фантастическое искусство так же, как и поэзия, пускает в ход продуктивную двусмысленность… Впрочем, они предлагают лишь косвенный путь к приручению того, что по природе своей не дается ни языку, ни изображению. Но никакой иной путь невозможен» [233, с. 120–121].

202

«Мир – это всегда столько миров, сколько требуется для создания одного мира» [387, с. 35].

203

Можно вспомнить его знаменитый пример о многовариантности и непредопределенности будущего («завтра будет морское сражение») [см. 20, с. 99–102].

204

«Мы должны отказаться… от дуализма между реальным и нереальным, между реальностью и вымыслом и начать мыслить в терминах степеней учрежденной реальности, или более реального и менее реального. Мы должны находить практики, которые могут изменять воображаемое, и работать аллегорически, представляя связность без непротиворечивости» [312, с. 286].

205

«Когда дети сообща играют в своем вымышленном мире, когда мы обсуждаем произведение искусства с другим зрителем, когда мы вместе с другими вовлекаемся в один и тот же ритуал, мы всё еще остаемся в мире работы, связанные коммуникативными актами работы с другими людьми. Тем не менее в этих случаях партнеры вместе совершили скачок из конечной области значения, называемой „миром повседневной жизни“, в область игры, искусства, религиозных символов и т. д. То, что прежде казалось реальностью, когда на него было направлено внимание, теперь может оцениваться по другим критериям, оказываясь нереальным или квазиреальным, – однако в специфической форме текущей нереальности, чья реальность может быть восстановлена» [601, с. 451].

206

См., например, отнюдь не исчерпывающий список возможных (со)отношений в: [508].

207

Или даже наоборот: «Фантазия – всего лишь часть, хотя и немаловажная часть, того, что принято именовать реальностью. В конечном счете неизвестно, к какому из двух жанров – к реальности или фантастике – принадлежит мир» [68, с. 511].

208

Очевидно, что такого рода образы и/или упоминания будут если не сатирическими, то, как минимум, наивными – сообразно внешнему, общепринятому, принимаемому по умолчанию представлению о философии вообще.

209

Хотя, разумеется, не без исключений – например, особый тип экспериментирующей фантастики Бахтин находит в Античности [43, с. 131].

210

Похоже, что в последнее время компьютерные (видео-) игры (повторяя в каком-то смысле путь, пройденный кинематографом веком ранее) всё стремительнее превращаются в лучших своих образцах из (не)тривиального развлечения в отдельную разновидность искусства, моделирующего виртуальные миры.

211

Несмотря на то, что именно литературной фантастике ниже будет уделено основное внимание, аналогичные эффекты вполне можно обнаружить и в других ее разновидностях.

212

Ср.: «Нужно сковывать себя ограничениями – тогда можно свободно выдумывать. …Ограничения диктуются сотворенным нами миром. Это никакого отношения не имеет к реализму (хотя объясняет, в числе прочего, и реализм). Пусть мы имеем дело с миром совершенно ирреальным, в котором ослы летают, а принцессы оживают от поцелуя. Но при всей произвольности и нереалистичности этого мира должны соблюдаться законы, установленные в самом начале. То есть нужно четко представлять себе, тот ли это мир, где принцесса оживает только от поцелуя принца, или тот, где она оживает и от поцелуя колдуньи? Тот мир, где поцелуи принцесс превращают обратно в принцев только жаб? Или тот, где это действие распространено, положим, на дикобразов?» [607, с. 611].

213

«От каждого нашего действия зависит равновесие всего сущего. Ветры и моря, сила воды, сила земли и сила света, как всё, что творят эти силы, и всё, для чего существуют звери и растения, всё это задумано хорошо и правильно. И все эти силы действуют как бы внутри Мироздания, все они связаны Великим Равновесием. Ураганы и фонтаны воды, которые выбрасывает плывущий кашалот, падение на землю сухого листа и полет мухи – всё это тесно связано с равновесием целого мира. И поскольку нам дана сила повелевать миром и друг другом, мы непременно должны научиться поступать так, как в соответствии со своей природой поступают сухой листок, кит и ветер. Мы должны научиться хранить Равновесие» [286, с. 73].

214

Ср.: «Я встречаю марсианина, и он спрашивает меня: „Сколько пальцев у человека?“ Я говорю: „Десять. Я их тебе покажу“, – и снимаю ботинки. Если бы он удивился, что я знаю об этом с такой уверенностью, хотя и не вижу своих пальцев, то должен ли я сказать ему: „Мы, люди, знаем, сколько у нас пальцев, безотносительно к тому, видим мы их или нет“?» [108, с. 374].

215

Характерно, что обе книги написаны именно писателями-фантастами.

216

Идея Александера Айхеле из университета Мартина Лютера, Халле – Виттенберг (Alexander Aichele, Martin-Luther-Universität Halle – Wittenberg).

217

«Любая машина является источником раздражения. Чем лучше машина работает, тем сильнее чувство раздражения, которое она вызывает. Таким образом, мы логически приходим к тому, что отлично работающая машина – источник чувства досады, подавляемых обид, потери самоуважения… – Стойте! – взмолился Гудмэн. – Это уж слишком! – А также шизофренических фантазий, – беспощадно докончил Аббаг. – Однако для развитой экономики машины необходимы. Поэтому наилучшим и гуманным решением вопроса будет использование плохо работающих машин» [593, с. 226].

218

«Они не бегут во Флору, они образуют Флору. Вообще они бегут не „куда“, а „откуда“. От нас они бегут, из нашего мира они бегут в свой мир, который и создают по мере слабых сил своих и способностей. Мир этот не похож на наш и не может быть похож, потому что создается вопреки нашему, наоборот от нашего и в укор нашему» [505, с. 79]. Ср. феномен внутренней эмиграции в СССР.

219

Буквально: с о-своением, при-своением – т. е. с преодолением вызываемого постоянно ускоряющимся научным и техническим прогрессом страха перед непредсказуемым будущим, которое всё более стремительно наступает, и с обживанием этого будущего, принятием его как своего, привыканием к нему. Ср. с футурологией и прогностикой.

220

«Хунта пропустил Федора Симеоновича вперед и, прежде чем выйти, косо глянул на меня и стремительно вывел пальцем на стене Соломонову звезду. Она вспыхнула и стала медленно тускнеть, как след пучка электронов на экране осциллографа» [506, с. 498]. «Небо над портом напоминало телеэкран, включенный на мертвый канал» [145, с. 251].

221

Идея, разрабатываемая Н. В. Григорьевой и В. И. Грушецким.

222

Или становятся даже целенаправленным способом конструирования миров альтернативных – как, например, у Рорти: «Для тех из нас, кто хочет продолжить разбор инструментов из хайдеггеровского ящика, тот факт, что человек, который придумал эти замечательные орудия, был сначала нацистом, а потом трусливым лицемером, есть всего лишь пример иронии истории. Мы хотели бы, чтобы факты были другими. Это касается многих мыслителей, которыми мы восхищаемся. Мы хотели бы, чтобы Карнап внял доброму совету Сидни Хука и не подыгрывал Сталину своим участием в Уолдорфской мирной конференции 1948 г. Чтобы Сартр разорвал с линией партии, не дожидаясь 1956 г. Чтобы Йейтс и Шоу не восторгались Муссолини даже тогда, когда не знали, что происходит с его заключенными. Чтобы „новые левые“ 60-х гг. не восхищались Кастро и Мао и в то время, когда они еще не знали, как обстоит дело с их политзаключенными. Но мы считаем, что политические выступления этих преждевременных энтузиастов по большей части не имеют отношения к их интеллектуальному наследию» [446, с. 48].

223

Ср.: «Мы обнаружили на Марсе „тигров“, т. е., они выглядят как тигры, но в основе их химического состава лежит не углерод, а кремний. (Замечательный пример параллельной эволюции!) Являются ли марсианские „тигры“ тиграми? Это зависит от контекста» [413, с. 194].

224

Характерно, что отчасти сходная ситуация изображена в фильме «Матрица» (см. его обсуждение в: Искусство кино, 2000, № 6).

225

Показательно, что – в отличие от того же Патнэма – Рорти избегает каких-либо вводных слов, типа «допустим», «предположим», равно как и всяких других оговорок и уточнений, а сразу, с места в карьер, начинает свой рассказ.

226

Помни, что в Искаженном Мире все правила ложны, в том числе и правило, перечисляющее исключения, в том числе и наше определение, подтверждающее правило. Но помни также, что не всякое правило обязательно ложно, что любое правило может быть истинным, в том числе данное правило и исключение из него… Там все догмы одинаково произвольны, включая догму о произвольности догм… Не надейся перехитрить Искаженный Мир. Он больше, меньше, длиннее и короче, чем ты. Он недоказуем. Он просто есть… Возможно, эти замечания об Искаженном Мире не имеют ничего общего с Искаженным Миром» [594, с. 368–370].

227

Детская загадка «На какой вопрос нельзя дать правдивый положительный ответ?» предполагает разгадку: «Ты спишь?»

228

«…В двух или трех местах автор пытается скорее непосредственно указать на ум читателя, чем заставить его увидеть очередной слепленный из слов фантом; к сожалению, эта задача слишком проста, чтобы такие попытки могли увенчаться успехом» [414, с. 7].

229

«Виноград Зевксиса на картине был такой живой, что прилетали птицы и клевали его. Зевксиса вздумал превзойти Паррасий и нарисовал над этим виноградом такой занавес, что сам Зевксис захотел его отдернуть» [321, с. 479].

230

«Если мы хотим прийти куда-нибудь, нужно оставить на снегу след» [285, с. 63].

231

Как отмечал еще Витгенштейн, «слова – это поступки» [104, с. 182].

232

От английского «perform» (представлять, осуществлять, исполнять) + «action» (действие) [405, с. 19].

233

Подобно тому как знание теории относительности и квантовой механики не мешает нам продолжать пользоваться в определенных границах механикой классической, поскольку релятивистские и квантовые свойства, например, стола в обычных условиях пренебрежимо малы.

234

Как и в случае говорения прозой.

235

Конечно, «перформативное соответствие» можно было бы назвать «перформативным тождеством», указывающим на совпадение описываемого и выполняемого, сказанного и сделанного, но логическое отождествление (А есть В) предполагает однородность отождествляемого, чего в данном случае не наблюдается, поскольку сопоставляются разные онтологические уровни.

236

Возможно, «перформативное несоответствие» точнее бы назвать «перформативным противоречием», если бы этот термин уже не был занят (см. ниже).

237

Разумеется, не в логическом смысле противоречия (А и не А).

238

Хотя соответствующие высказывания вполне могут быть прагматически оправданными – это зависит от контекста и иллокутивной цели [ср. 472].

239

Подобно интертекстуальности, образуемой неустранимым взаимодействием разнообразных текстов [ср. 429].

240

Таков же и эффект «нечаянного оскорбления», когда безобидные в контексте одной культуры слова/жесты однозначно воспринимаются представителями другой культуры как оскорбительные (последний яркий пример – скандал вокруг карикатур на Мухаммеда).

241

Лавину в горах, например, способен вызвать любой громкий крик – совершенно независимо от того, кто именно, что именно и зачем именно крикнул (прозвучало ли предупреждение или проклятье).

242

Сёрль считает аналогично: «…Чтобы охватить неискренние обещания, мы должны только заменить содержащееся в наших условиях утверждение о том, что говорящий имеет те или иные убеждения или намерения, на утверждение о том, что он принимает на себя ответственность за то, что они у него есть» [473, с. 225].

243

Ср.: «Говорящий, в чью обязанность входит предлагать информацию, инструкцию или советы, может выполнять это с явным безразличием к тому, воспринята ли его информация, выполнены ли его инструкции, воспользовались ли его советом» [504, с. 55].

244

Которого у слушателя всё-таки предположительно нет («Вы говорите, что вы едете в Одессу, чтобы я думал, что вы едете не в Одессу. Но вы действительно едете в Одессу. Зачем вы врете?»).

245

Так что оказывается невозможно отличить подаренный чужой дом от неподаренного.

246

Которые, кстати, для говорящего вполне могут быть – в случае мошенничества.

247

Например: «…На одной из прогулок он „дарил“ мне все деревья, которые встречались на нашем пути, с тем условием, что я не могу срубить, или что-либо сделать с ними, или запретить их бывшим владельцам что-либо сделать с ними: при этих условиях они становились моими» [336, с. 39].

248

Кстати, о чем может свидетельствовать демонстрируемое здесь Жижеком неразличение актера и персонажа пьесы [ср. 509]?

249

«Налоговая декларация, которую вы не заполнили, может вызвать у парней из налогового ведомства энергичные действия» [48, с. 417].

250

«Из того, что у меня паранойя, не следует, что тот человек за мной не наблюдает!»

251

Примечательно, что в русском издании [335] этот тезис ничтоже сумняшеся пытаются переводить, тем самым по инерции привычных шагов идя против него или не замечая потерь.

252

«Для того, чтобы отрицать существование чего-то, это что-то должно существовать» [469, с. 180] (sic!) – красноречивая двусмысленность необходимости существования отрицающего и отрицаемого.

253

Автоматическое выполнение принимаемых по умолчанию стандартных операций может оказаться сильнее даже декларативного понимания возможных альтернатив, – как это происходит, когда младшеклассники наперебой кричат «Я! Я!» на вопрос «Кто у нас скромный?», заданный сразу после подробных объяснений насчет скромности (благодарю Егора Никулина за удачный пример).

254

Ср.: «…Осознание вытесненного часто выражается в процессе лечения через отрицание… Отрицание сохраняет свой утвердительный смысл и тогда, когда оно направлено против предложенного аналитиком истолкования» [282, с. 363].

255

«Показать клыки – значит упомянуть драку, а упомянуть драку – значит предложить ее. Не существует простой иконической репрезентации отрицания, не существует простого способа для животного сказать: „Я тебя не укушу“» [48, с. 389].

256

Ср.: «Вместо того чтобы брать слово, я хотел бы, чтобы оно само окутало меня и унесло как можно дальше, за любое возможное начало. Я предпочел бы обнаружить, что в тот момент, когда мне нужно начинать говорить, мне давно уже предшествует некий голос без имени, что мне достаточно было бы лишь связать, продолжить фразу, поселиться, не спугнув никого, в ее промежутках, как если бы она сделала мне знак, задержавшись на мгновение в нерешительности» [547, с. 49].

257

Ср.: «Фундаментально тавтологический характер спектакля вытекает из того простого факта, что его средства представляют собой в то же время и его цель» [171, с. 25].

258

Отчего появляются подчеркнуто описательно-иносказательные эвфемизмы – например, «меду ед» или «бурый», «нечистый» или «лукавый». Ср.: «[guild] [Neformator] Народ, а какую команду надо прописать, чтоб выйти из гильдии? Yandai has left the guild… Boxplana has left the guild… [guild][Btr]./gquit без точки [guild][Neformator] Спасиба Neformator has left the guild…» (http://bash.im/quote/391666).

259

Где «Я обнаруживается в качестве деятельного» [430, с. 174].

260

Ср.: «Прозрачность сегодня – высшая, самая раскрепощающая ценность в искусстве и в критике. Прозрачность означает – испытать свет самой вещи, вещи такой, какова она есть… Вместо герменевтики нам нужна эротика искусства» [222, с. 18].

261

«Разве процесс, посредством которого стихи говорят с нами, должен опираться только на смысловую интенцию? Разве одновременно не является истиной и нечто иное, заключенное в их исполнении?» [667, S. 63].

262

Ср. с эпиграфом к «Игре в бисер» Гессе: «…нет ничего, что меньше поддавалось бы слову и одновременно больше нуждалось бы в том, чтобы людям открывали на это глаза, чем кое-какие вещи, существование которых нельзя ни доказать, ни счесть вероятным, но которые именно благодаря тому, что благочестивые и доб рожелательные люди относятся к ним как к чему-то действительно существующему, чуть-чуть приближаются к возможности существовать и рождаться» [143, с. 77].

263

«То ли он украл, то ли у него украли, но что-то такое было…»

264

Так и акцентуированно преувеличенная вежливость становится изысканным оскорблением.

265

Ср.: «Я сказал С.Ав. „Мое лучшее сочинение – это ненаписанная рецензия на мой ненаписанный сборник стихов, продуманная, с цитатами и всем, что положено“. Он заволновался: „Миша, ее непременно нужно написать!“ – но я решил, что это ее только испортит: нарушит чистоту жанра» [130, с. 253].

266

«Мимоходом отметим, что правило Рассела не может быть установлено без нарушения правила. Рассел настаивает, что все элементы несоответствующего логического типа должны быть исключены (например, при помощи воображаемой линии) из фона любого класса, т. е. он настаивает на проведении воображаемой линии именно такого типа, который он запрещает» [48, с. 217].

267

Что не отменяет, конечно, необходимости каждый раз удерживать некоторую условную рамку приемлемого, иначе складывается даблбайнд – рискованная ситуация, провоцирующая не только творчество, но и шизофрению [48, с. 223, 228, 300…].

268

Ср. с требованием Мамардашвили (которое он возводит к Канту), «чтобы мысль, находясь в движении, не разрушала бы сама себя» [347, с. 41].

269

Ср.: «Перформативные противоречия кажутся мне исключительно важными в деле философского обоснования, потому что представляют собою альтернативу как логической дедукции, так и интуиции» [572, с. 19].

270

Ср. с так называемой «трилеммой Мюнхгаузена» [8, с. 40].

271

Хотя всё-таки нельзя согласиться с трактовкой Хесле перформативного противоречия как такого, где «содержание моей речи противоречит ее форме» [572, с. 19], поскольку это сводит его опять к оппозиции классических категорий.

272

Ср.: «Что остается сказать? Только это: событие сбывается. Тем самым мы говорим из того же о том же ради того же. По видимости, это не говорит ничего. Это ничего и не говорит, пока мы слышим сказанное как голую фразу и выдаем ее на прослушание логике… Надо неотступно преодолевать помехи, легко делающие подобную речь недостаточной. Помехой этого рода оказывается также и речь о событии в виде доклада. В нем только наговорены повествовательные предложения» [556, с. 406].

273

Джалал ад-дин Руми (у которого, правда, слона в темноте ощупывают зрячие) отмечает: «И так каждый, потрогав одну часть, [потом] понимал его как ее, где бы ни услышал [о слоне]. Из-за места, куда они смотрели, слова их стали противоречивыми», а чуть ниже призывает: «О ты, на корабле тела отправившийся в сон, ты видел воду, смотри же на воду воды!» [454, с. 89].

274

Что весьма наглядно показали Лакофф и Джонсон на примере исследования метафор: «Насколько мы знаем, никто открыто не придерживается позиции омонимии в сильном смысле, согласно которой концепты, выраженные одним и тем же словом (как два смысла слова buttress или множество смыслов, связанных с предлогом in), независимы и не имеют значимых взаимосвязей. Те, кто придерживается концепции омонимии, стремятся причислить себя к сторонникам омонимии в слабом смысле. В рамках последней взаимозависимость, наблюдаемая между концептами, и их взаимосвязь объясняются сходством, которое внутренне присуще самому концепту. Однако, насколько мы знаем, никто не пытался детально разработать теорию сходства, которая бы работала на таком широком языковом материале, который мы обсудили. Хотя на словах все теоретики омонимии отстаивают слабую версию, на практике, похоже, существуют только теории омонимии в сильном смысле, так как никто не пытался дать исчерпывающее описание понятия сходства, необходимого для функционирования слабой версии теории» [280, с. 146–147].

275

Кастанеда в аналогичном смысле использовал термин «пузырь восприятия» [см. 249].

276

«Иметь сознание – значит иметь тавтологию: понимаем, потому что понимаем» [347, с. 47].

277

Применительно к интернет-технологиям говорят о пузыре фильтров, неизбежно возникающем в поисковых системах и социальных сетях [см. 693].

278

Культура здесь понимается в максимально широком безоценочном смысле как всё то, что создано человеком (Ср.: «Культура – это всё, т. е. вся совокупность проявлений человеческого мышления и деятельности. …Культура – это специфически человеческий способ бытия» [415, с. 7]). И в этом смысле, противостоя номинально природе как всему остальному (предположительно внешнему и только открываемому человеком), культура, тем не менее, парадоксальным образом включает и природу – постольку, поскольку освоение и представление человеком природы (в том числе и в качестве объективно и независимо от человека существующей) ведется и осуществляется так или иначе всё равно неизбежно культурными средствами и способами.

279

В стремлении избежать возникающих из-за этого парадоксов Маркус Габриэль готов отказаться от мира вообще [650], трактуя по классической традиции мир в качестве вещи и не рассматривая других вариантов.

280

«Это – принцип дополнительности, сформулированный Нильсом Бором в квантовой механике [66], а затем перенесенный на любое научное описание [327; 329]» [453, с. 9]. Ср.: «Классическая логика оказывается недостаточной для описания внешнего мира. Пытаясь это осмыслить философски, Бор сформулировал свой знаменитый принцип дополнительности, согласно которому для воспроизведения в знаковой системе целостного явления необходимы взаимоисключающие, дополнительные классы понятий» [384, с. 102]. «Недостаток информации компенсируется ее стереоскопичностью – возможностью получить совершенно иную проекцию той же реальности, перевод ее на совершенно другой язык» [328, с. 45].

281

Хоружий отмечает, что не-философия (НФ) Ларюэля «решает не „научные“, а исключительно философские задачи, точнее даже сказать внутри-философские, и привлечение науки целиком этим задачам подчинено. В соответствии с такой установкой, НФ берет некий удобный ей условный образ квантовой механики, условную „квантовую науку“ – и использует ее как источник метафор и вольных интуиций, как sui generis фонд альтернативных философии содержаний. И эти метафоры и интуиции оказываются эффективны для истинных целей НФ – для расширения философского пространства за пределы собственно философии, в Не-Философию. Естественно также, что для таких целей достаточна и даже предпочтительна вовсе не настоящая квантовая механика как цельный, не допускающий произвольного обращения дискурс со своим уставом, а только отдельные выхваченные ресурсы квантовой механики – отдельные понятия, парадигмы, факты, законы, как то корпускулярно-волновой дуализм, соотношения неопределенности Гейзенберга… При этом, привлекая все эти содержания, НФ толкует и переиначивает их совершенно по-своему, отнюдь не сверяя и не соотнося своего толкования с исходной наукой, откуда они берутся» [577, с. 2].

282

Ср. с так называемой проблемой следования правилу [см. 46; 128; 267], сформулированной Витгенштейном [109, §§ 143–242].

283

Даже независимо от собственного желания, даже стремясь только к воспроизведению традиционных образцов. В этом смысле предложенное Леви-Стросом разделение культур на «холодные» и «горячие» не является принципиальным. По замечанию Ассмана, например, «холодные» культуры «живут не в забвении чего-то, что помнят „горячие“ культуры, а в другой памяти. Эта другая память требует воспрепятствовать вторжению истории» [28, с. 72].

284

Ср.: «Под „культурой“ я понимаю некий единый срез, проходящий через все сферы человеческой деятельности (художественной, нравственной и т. д. и т. п.) и формально, типологически им общий в смысле определенного предметнознакового механизма, а не содержания» [343, с. 298].

285

Ср.: «Достаточно комплексные системы способны применять различение системы и окружающего мира также и к самим себе. Но это возможно лишь в том случае, если для этого они проводят собственную операцию, в ходе которой и осуществляется это самоприменение. Другими словами, они способны отличать себя самих от их окружающего мира, но это осуществляется лишь как внутрисистемная операция» [330, с. 66–67].

286

«Неужели мы так и будем считать универсальным противопоставление природы и культуры?.. Будем ли мы и дальше забывать, что сами выковали эту оппозицию в условиях нашей жизни, и выковали достаточно поздно?.. Надо ли по-прежнему разделять мир надвое, опираясь на ту культуру, что ограничена во времени и пространстве?» [197, с. 118–119].

287

«…Расположение сознания и его образований мы должны представлять в измерении, которое я и называл неразделимым континуумом „бытия – сознания“» [342, с. 89].

288

«…Это скольжение, начинающееся с крайних точек и идущее к центру и дальше вниз, заставляющее вращаться и объекты и субъекты вокруг практики квазиобъектов и медиаторов» [283, с. 149].

289

«Монолитность всякой культуры – иллюзия. Восемнадцатый век кажется нам очень законченной, выразительной и монолитной культурой. Только специалисты помнят, что в этом веке для одного читателя существовало только рококо, а для другого – новомодный Руссо, а третий еще не шел дальше Вергилия и Корнеля, а четвертый упивался лубочной „синей библиотекой“, а многие совмещали и одно, и другое, и третье. Такая же живучая иллюзия, что в русском Серебряном веке все только и читали что Блока: ничего подобного, все читали стихи из журнала „Нива“. Наверное, лучше сказать, что мозаичность – дело дистанции: изблизи она режет глаз безобразными контрастами, а издали сливается в ровный колорит, как у пуантилистов» [131, с. 28–29].

290

«По мере работы над „Волей к власти“ Ницше все больше понимал, что вплотную упирается в границу выразимости, что дальше уже писать невозможно: задача выразить невыразимое не могла иметь лингвистического решения» [402, с. 707]. «„Воля к власти“ осциллирует между произведением и черновиками, между метафизикой и антиметафизикой… С одной стороны, Ницше не закончил эту книгу потому, что не хотел метафизического окостенения своей мысли… С другой стороны, будучи „собранной“ в книжную форму, „Воля к власти“ обладает такой подрывной ницшеанской силой, что разрывает собственную метафизическую ткань и в этих разрывах демонстрирует нам контуры иного, антиметафизического мышления. „Воля к власти“ словно мерцает между бытием и небытием. То, как она нам дана, включает в себя как собственное несуществование, так и потенциальные существования возможных текстовых конфигураций» [402, с. 727]. «Сама постановка вопроса о правильном прочтении этой книги лишена смысла, как раз потому, что в силу своей природы она представляет собой бесконечную комбинацию множества смыслов, принимающую ту или иную конфигурацию в зависимости от того, кто читает, как читает, в какую эпоху читает. При таком подходе невозможно никакое окончательное прочтение, как изначально невозможно окончательное написание „Воли к власти“. Эта книга являет собой катастрофу классического смыслополагания и интерпретации» [402, с. 731].

291

Независимо от поставленных целей и достигнутых результатов интерпретативные механизмы не могут не продолжать действовать: «Как можно утверждать, что миры разобщены, если перевод является самой сутью установления отношений между ними? Как можно говорить, что миры разобщены, если мы не перестаем их объединять? Сама антропология… принимает участие в этой работе по установлению отношений, составлению каталогов и музеев, направлению миссий, организации экспедиций и опросов, созданию карт, анкет и баз данных» [283, с. 190].

292

Ср.: «Позитивно мы говорим о едином как о форме целого, о тождестве как о внутренней интеграции и о единичности как об устойчивой самотождественности вещи. Негативно же мы говорим о едином-целом как об ощетинившемся островке универсума, о тождестве как о наводящем апатию разрушении идентичности („все едино“, „повсюду одно и то же“) и о единичности как об исключительности, несравнимости» [334, с. 18].

293

Поскольку невозможно освободиться «от эха интертекстуальности. Так мне открылось, – замечает Умберто Эко, – то, что писатели знали всегда и всегда твердили нам: что во всех книгах говорится о других книгах, что всякая история пересказывает историю уже рассказанную. Это знал Гомер, это знал Ариосто, не говоря о Рабле или Сервантесе» [607, с. 25].

294

«Власть же по своей природе есть дифференцирующее единение, беспредельная мощь бытийственного рассеивания, которое служит собиранию мира в единой (не)перспективе запредельного постижения. Здесь вездесущее различие уже неотделимо от всеобщности. В начале всего лежит не идея или сущность, а бесконечно малое различие, делающее возможным круговорот интегрирующего разъединения» [338, с. 272].

295

Выстроенный, конечно, по модели алфавитной письменности индоевропейских языков, этот принцип никоим образом не сводится только к описанию тех или иных естественных языков и соответствующих видов письменности. «Как показал Н. С. Трубецкой, некоторому принципу, притом более абстрактному, подчиняется само расположение букв в алфавите, т. е., сказали бы мы, подчиняется сам „конкретный алфавитный принцип“. Трубецкой, вполне справедливо, полагал, что таким абстрактным алфавитным принципом выступает – в греческом алфавите и производных от него, в частности в славянских, – принцип счета в десятичной системе (благодаря чему алфавит распадается на группы знаков по 9 знаков в каждой) [715, S. 22]» [497, с. 73].

296

«Трикстер паразитарен, но паразитарность его, с позволения сказать, конструктивна. Разрушая и профанируя ценности культуры и цивилизационный ресурс как их предметное воплощение, трикстер, в то же самое время опосредуя процесс их отчуждения, готовит место для синтеза новых ценностей и приращения цивилизационного ресурса» [415, с. 134].

297

Нельзя не отметить, что – парадоксальным образом – явно сформулированный и осмысленный антропный принцип позволил, проясняя место человека в мире и положение его в космосе, значительно ограничить действие неосознанно предполагаемых и, соответственно, совершенно незаметных антропоцентристских установок [см. 37].

298

Баумгартнер претендует даже на метакритику!

299

«…Классификацию, которую доктор Франц Кун приписывает одной китайской энциклопедии под названием „Небесная империя благодетельных знаний“. На ее древних страницах написано, что животные делятся на а) принадлежащих Императору, б) набальзамированных, в) прирученных, г) сосунков, д) сирен, е) сказочных, ж) отдельных собак, з) включенных в эту классификацию, и) бегающих как сумасшедшие, к) бесчисленных, л) нарисованных тончайшей кистью из верблюжьей шерсти, м) прочих, н) разбивших цветочную вазу, о) похожих издали на мух» [67, с. 85].

300

Переводчик книги на русский язык А. Г. Черняков комментирует: «“Der Unterschied von Sein und Seiendem ist in der Zeitigung der Zeitlichkeit gezeitigt”. Многозначность глагола “zeitigen” порождает, как это часто происходит у Хайдеггера в ключевых местах текста, полифоничность, полисемантичность этой формулы. “Die Zeitlichkeit zeitigt (sich…)” – „временность временит (себя)“, себя откладывая, отстраняя – (отсюда экстазис), здесь она вызревает и выявляется как время. И в этом временении, вызревании, выдерживании-настаивании, настоянии и сопутствующем откладывании на будущее – ожидании и откладывании бывшего (удержании) – вызревает, выявляется, временится онтологическое различие» [561, с. 424].

301

«Der Sachverhalt ist eine Verbindung von Gegenständen (Sachen, Dingen)» [107, с. [5]].

302

Ср.: «Свобода есть доступная для Dasein при определенной его ориентации способность выбирать – в рамках заданного его брошеностью, но поддающегося расширению и переконструированию мира – предметы своей заботы и осуществлять по отношению к этим предметам осмысленные произвольные действия» [409].

303

Ср.: «Мы понимаем сделанным, а не сделанное, т. е. мы понимаем, сами установившись в качестве события в мире вместе с законами этого мира» [342, с. 85].

304

«Поиски единства и простоты всегда были важнейшей стратегией ученых в их деятельности по добыванию истинного знания. Более того, можно показать, что все крупные движения идей в науке диктовались не столько попытками разрешить противоречия между теорией и аномальными экспериментальными результатами, сколько стремлением к единству и простоте теоретического знания» [353, с. 175].

305

Ср.: «Нам представляется, что взаимоотношения между наукой и культурой близки по типу юнговской синхронистичности» [353, с. 259]. «Связь по типу синхронистичности предполагает целостность культуры… Выступая компонентами системы культуры, они „ведут“ себя согласованно, „проявляя тенденцию“ к столь характерному для синергетических систем кооперативному, когерентному поведению» [353, с. 263].

306

Конечно, наука тоже предполагает научение, но там важна, скорее, завершенность этой – по сути, подготовительной – фазы: научился, усвоил всё открытое ранее, стал ученым – можешь приступать к собственным, новым исследованиям, можешь идти и дальше развивать науку. Продолжение учения для уже сформировавшегося ученого становится излишним, существуя разве что как дань краткой ограниченности человеческой жизни.

307

Весьма показательна фигура Яна Амоса Коменского – крупного философа и педагога в одном лице [см. 258].

308

Фуко, например, проводит прямые параллели между школой и тюрьмой [545, с. 248–284].

309

Недаром изобретатели и всякие прочие умники всегда подвергались в России гонениям [см. 509].

310

«Многознание уму не научает…» – это понял еще Гераклит [540, с. 195].

311

Правда, упрекнуть каждый из них, будучи специалистом, может только кого-то одного, максимум – нескольких…

312

«Не бойся совершенства – ты никогда его не достигнешь!» [169, с. 463].

313

Ср., например, с практикой учительства дона Хуана [250].

314

См., например, авторский вариант в учебных пособиях [401; 532].

315

Розов приводит хороший пример – Московский университет остается Московским университетом, хотя меняются его официальные названия, строятся новые здания, сменяют друг друга поколения студентов и преподавателей.

316

Как это может показаться из дискуссии Крипке [267] и Бейкера с Хакером [46].

317

Как это в различных версиях представлено Блуром [630] и Макгинном [685].

318

Витгенштейн подчеркивает: «Повинуясь правилу, я не выбираю. Правилу я следую слепо» [109, с. 167].

319

«Мимоходом отметим, что правило Рассела не может быть установлено без нарушения правила. Рассел настаивает, что все элементы несоответствующего логического типа должны быть исключены (например, при помощи воображаемой линии) из фона любого класса, т. е. он настаивает на проведении воображаемой линии именно такого типа, который он запрещает» [48, с. 217].

320

Эту фразу (которая принадлежит Э. д’Орсу) приписывают Сальвадору Дали [421, с. 34].

321

Сартр говорил: «Человек – это прежде всего проект» [461, с. 323].

322

Доминионами (англ. dominion, от лат. dominium – владение) исторически назывались фактически независимые государства в составе Британской империи (позднее – в составе Британского Содружества), равные по статусу и никоим образом не подчиненные одно другому ни в одном из аспектов своей внутренней или внешней политики. Термин «доминионы культуры» ввел К. А. Свасьян [464], используя его, правда, скорее как синоним для «сфер» и «областей» культуры.

323

Причем принципиальной особенностью такого выделения будет отсутствие какого-либо общего основания или универсального фундамента (какой вводится, например, в марксистском учении о так называемых «формах общественного сознания» [см., например: 253]), что позволяет избежать жесткой редукции и дает возможность отчетливо поставить вопрос о специфике отдельных доминионов (культура в данном случае выступает простой внешней рамкой указания на общий горизонт, который образует полная совокупность соответствующих сфер и областей).

324

Ср. с кардинальными способами или видами мышления и действия, которые выделяет Андре Мерсье [см. 367, с. 233–234].

325

А. В. Смирнов, например, настаивает на необходимости понимать каждую «восточную культуру как целостность, включающую язык, литературу, историю, религию, доктрину, право, общественную мысль, философию, искусство (разумеется, выделение таких сфер может быть различным, но важна именно целостность)» [481, с. 18].

326

Ср.: «Здесь очерчивается пространство, каждая частичка которого есть место дифференциации, точка зрения на целое, пытающаяся восстановить это целое полностью, но под специфическим углом зрения. Эти пучки представлений, организующих огромное количество одновременно связных и субъективных видений мира, являются для социолога совершенно отдельным объектом исследования. И действительно, социальные особенности (singularités) являются носителями видений мира только потому, что эти видения объективно составляют часть их собственного утверждения в социальном мире, которому они принадлежат» [245, с. 271; см. также: 155].

327

Ср. обсуждение его книги в [33].

328

В смысле отображения ими мира [ср. 449].

329

Если удастся так настроить всю систему, чтобы разные отображения друг друга не экранировали.

330

Аналогично Бахтин характеризует полифонию Достоевского: «…перед Достоевским развертывается не мир объектов, освещенный и упорядоченный его монологическою мыслью, но мир взаимно освещающихся сознаний, мир сопряженных смысловых человеческих установок» [43, с. 110].

331

«Культура представляет собой единство, целостность, в которой развитие одной стороны, одной сферы ее теснейшим образом связано с развитием другой. Поэтому „среда культуры“, или „пространство культуры“, представляет собой нерасторжимое целое…» [310, с. 103].

332

Не в смысле абсолютных универсалий, конечно, но в смысле соотнесения вариантов друг с другом – без сведения их к общей основе.

333

«Есть единое человеческое сообщество, где каждый народ наделен своими культурными ценностями и своим достоинством» [197, с. 122].

334

Ср.: «Функцией функции является функция… речь идет о форме, которую можно употреблять на практике универсально, а значит, и самореференциально» [331, с. 274].

335

Разумеется, речь идет о концептуальном пространстве, а не о рекламных вульгаризациях.

336

Ср.: «Не только мир является миром лишь постольку, поскольку он получает языковое выражение, но подлинное бытие языка в том только и состоит, что в нем выражается мир» [123, с. 513].

337

Например, «наука есть нечто такое, посредством чего мы впервые что-то можем испытать, чего не могли бы испытать без науки, и что является таким же источником опыта, как наши ощущения. Ведь сказать, что наука для опыта, означает ввести особые источники опыта. Не теорию или чистые суждения, а источники опыта. Иначе говоря, Кант предполагал существование при этом каких-то особых вещей, которые могут производить опыт, но которые не рождены природой и не являются органами нашего физиологического и психического устройства» [345, с. 294].

338

Одну из самых интересных попыток в современной философии предпринял Франсуа Ларюэль: он обращается к некоторой Всецелости, которую характеризует как „нефилософскую“ и, странным образом, „научную“ и в которой коренится „философское решение“. Такая Всецелость напоминает Спинозу. См.: [675].

339

«Все эти дисциплины, без которых нам не обойтись, расположены тем не менее в одной и той же области, причем расположены перед лицом философии как таковой, состоят в прямом отношении к ней, каким бы образом ни определять это отношение подробнее. Интернациональная ситуация… есть одновременно ситуация философии как таковой. Называть ли это исторической ситуацией, или эпохой в истории бытия, или как-нибудь еще, остается неизменным то, что каждое из названных понятий, привлекаемых для определения и обозначения этой ситуации, соответствует философскому или, если хотите, метафилософскому жесту, но ни в коем случае не может принадлежать одной области знания, той или иной гуманитарной, общественной науке: социологии, лингвистике, истории, политологии, техноэкономике, политической экономии, взятым в специальном смысле, какими бы они ни были» [187, с. 134].

340

«Зеркалом этой эклектичности и мозаичности нашей культуры может служить школа. Это одно из самых болезненных мест сегодняшней культурной жизни. Почему? Потому что объем культуры бесконечен, а сознание отдельного человека конечно, стало быть, мы можем предложить ему лишь ее фрагменты. Отбор этих фрагментов – важнейший элемент единства культуры» [131, с. 28].

341

«Именно этому и соответствует „диковинность“: каждая единичность – это иной доступ к миру» [387, с. 34].

342

Ср. с тезисом Витгенштейна: «Философия… оставляет всё так, как оно есть» [109, с. 130, § 124].

343

«Подобно тому, как конусовидная пуля вынудила армию распределить контроль на поле боя, так и новые машины заставляют военных рассеивать контроль на поле решения задач. В частности, программная структура управления с минимальным центральным контролем, пандемониум, – единственная, которая может использоваться для создания настоящего искусственного интеллекта, и только она позволяет большим компьютерным сетям работать без пробок и заторов трафика. Пандемониум, как и конусовидная пуля, – это технология, которую военным придется принять по чисто прагматическим основаниям» [174, с. 334].

344

Ср.: «Во-всяком случае, в философской энциклопедии статьи „Мир“ не найти» [57, с. 6] – имеется в виду советская «Философская энциклопедия» [533].

345

«Память об этом учит смирению» [59, с. 35].