никовского сигнала, тихо прокрадусь в комнаты своих уже довольно взрослых детей, молча попрошу у них прощения, некрасиво заплачу.
Чтобы не разбудить, укроюсь в ванной – в моей ванной есть окно, и можно встречать новый день.
27 марта
23.55
Сегодня все-таки вытащила ребенка Павлика в обувной магазин, это мука, конечно, заставлять его что-то примеривать, выбирать и так далее, обычно он любит спрашивать: «Мама, это фигня или дорого?», точно выражая Мысль о сути вещей; кроссовки купили, здоровские Caterpillar. Вечером ребенок Павел неудержимо хвастался перед сестрой (известной в городе модницей), сестра вела себя обычно: причитала, что «в этой семье, как чужжая», и «все-то брату покупается, конечно», при напоминании о позавчера купленных джинсах и майке с Суперменом брезгливо скривила рот, всем видом показывая, что не стоит даже упоминать о такой безделице.
Наконец-то Наша весна стала напоминать Традиционную – когда листочки, ручейки, птички и все такое, днем было тепло, солнце; здорово таскаться по улицам, рассматривать девочек, подслушивать разговоры и немного чувствовать себя частью Чего-То-Большого, то ли города, то ли вообще.
Мира? С сыном гуляли по Набережной, обновили его ботинки и мой шелковый платок, праздно шатающиеся люди привычно меня развлекали, в полном восторге от Женщины в Алом Костюме со смелой мини-юбкой из драпа, чорных туфлях на вот такеееенном каблуке, и банкой «джина-тоника» в руке, с чувством выговаривающей в трубку: «Мама. Да, я действительно курю. Ты же видишь».
Никакого, как его, сексизма или женского шовинизма, но чаще всего на мальчиков пялиться скушшшшно, наша городская маленькая толпа мужчин делится на а) гопов с Металлурга и б) приличных Молодых Людей. Гопы мне не нравятся как класс ☺, а приличным Молодым Людям – полнейшее уважение, но разглядывать их неинтересно, простите все.
А когда я с восхищением смотрю на Девочек (девушек, женщин, старушек) – я просто чувствую себя веткой дерева, на которой разом лопнули все почки. Неожиданно.
Столько миров можно открыть, просто рассматривая Их.
Ну и подслушивая, конечно.
Сегодня девица вся в чорном, плащ с дутыми полами, чорный шарф, чорный берет, лихо заломленный, плюс ярко-розовые колготки – говорит своему спутнику, гопу с Металлурга: «Неужели мы не можем встретиться нормально, без спиртного и секса?» – сначала развеселилась, потом прониклась. Думаю: «Ну а какого черта? Неужели действительно, нельзя встретиться нормально?..»
А девочки-подростки – ооооо, вообще, обожаю! Если так подумать, да фиг с ним, со св. Валентином, пусть бы он у нас был, но плюс вся эта замечательная девочковая одежда!
И вообще, я шла вот только что, пару часов назад, по улице, с мокрыми ногами в ярко-желтых ботах «роверс», в черном-черном пальто и шелковом платке на голове, бандана, мне идет, и думала: а какого вот черта я сто миллионов лет не ходила вот так по улице, просто так, в никуда, и какого черта я не делала таких-то и таких-то приятных и важных вещей: не красила волосы разноцветными перьями, не играла с детьми в скрэббл, не выращивала какого-нибудь глупого цветка в горшке, не каталась на дурацких коньках, не ела греческий салат, не разговаривала, наконец, с Неизвестными?
00.25
А ведь – удивительное рядом – два года назад тоже была весна. Так же она пахла, да не особенно чем-то и пахла, если разобраться: нагретой землей, чернеющей из-под снегов, собачьим дерьмом, старыми кожаными куртками, мокрыми пальто, смешными беретами с прибамбасами и модными кепками, ящиками с пенсионерской рассадой для дач, тонкими чулками, долгами за квартплату и водой, водой, водой – а все равно ведь весна, вот в чем дело.
После дурацкой ссоры с В. из-за дурацких сердечек мы не разговаривали два дня, и это было по-настоящему страшно. Я не выдержала первая, написала смс. Какую-то бредовую, типа «Грузите апельсины бочками. Братья Карамазовы». В. мгновенно отреагировал: «Графиня изменившимся лицом бежит к пруду», хорошо читать в детстве одни и те же книжки.
Мы помирились, естественно, но.
Если предыдущие три месяца наш с В. чудесный роман был идеальным – в том плане, что касался только нас двоих, то теперь сюда зачем-то въехал и мой муж, и его жена («Я, может, что-то забыла? может быть, здесь кто-то из нас не женат? кого-то у порога не ожидает верная, но слегка поднадоевшая подруга жизни?» – говорится вздрагивающим истеричным голосом).
Мы хотели и много чего предпринимали для того, чтобы отношения между нами снова были только наши, чтобы они никого не обижали, никому не делали больно, благие намерения, известно, куда приводящие, а что же, это тоже жизнь.
Приклеились друг к другу, чего уж там.
Старались встречаться каждый день, иногда совершенно беспонтово – буквально на пятнадцать минут, успевая поцеловаться, а иногда и нет – условия не позволяли.
Я была очень счастливой и всякий раз при виде В. хотела с разбегу бросаться ему на шею или скакать на одной ножке, потому что казалось: мне снова восемь лет, и новогодние каникулы, и дома елка, и много еды, и мультфильм про мистера Фикса с его планом, и все хорошо.
В. волшебным образом любил во мне всех Вер, а не выбирал какую-то одну, лучшую, на его взгляд.
Сидим в «Якитории», я безобразно хвастаюсь во время ожидания заказа, как великолепно управляюсь палочками, В. почтительно внимает, сворачивая из бумажной салфетки сначала лягушку, а потом – кораблик. Оригами, тематично, только не будем о журавликах, пожалуйста.
Приносят наши роллы, большое плоское блюдо, и его личный суп с цыпленком и рисовой лапшой, я неловко цепляю гадкими палочками, противотанковым ежом растопырившимися в непослушных пальцах, рисово-водорослевый комок, обильно удобряю его соевым соусом и изящно плюхаю на стол темного дерева, не донеся до квадратной тарелки сантиметров на пять. В. приподнимает светлую бровь, называет меня гейшей и другими японскими словами, которых знает, к счастью, не так много.
Но мы еще не выполнили всех пунктов стратегического плана. Бесславно доев остатки «Филадельфии» со стола, я встаю и следую в якиторовскую уборную, она исполнена очень хорошо – общий просторный предбанник с блестящим никелем, сияющим фаянсом, далее мальчики – прямо, а девочки – налево, символично. Стою, изучаю в высоком зеркале свое бледное в голубоватом свете мощных ламп лицо, серые глаза, длинноватый нос, разноцветные торчащие пряди, входит В. Сдерживая идиотский смех, мы вваливаемся в одну из кабинок – тех, что налево, я нервно стучу задвижкой, надежно закрывая дверь, хохочу, закрывая рот обеими руками.
В. замечает, что мне не хватает серьезного, ответственного отношения к делу. Обещаю исправиться. Настороженно заглядываю в унитазовскую чашу, чисто, чисто, вот и хорошо, вот и славно – я брезглива, правда, иногда об этом забываю…
00.30
Выплывала прекрасная дочь. В трусах, майке и огромных Олафовских тапочках. Напомнила, что завтра у нее соревнования, надо рано вставать, собираться, ехать и «еще, мам, деньги за вступительный взнос, за проезд и покууушать…».
«Лиза, про себя надо говорить: поесть…» – нудно выговорила я.
Дочь поделилась последними новостями: «Звонила Анька, нарастила себе реально крутые дополнительные волосы, прядки, цветные искусственные косички и все такое, мегакруто, хочу тоже…»
Сообщила ребенку, что при таких густейших волосах, как у нее, интегрировать что-либо в их массу было бы безнравственно.
Особенно цветные искусственные косички.
Дочь оживилась и начала торговаться: «Если нельзя косички, тогда можно с Некитом гонять на байке, да? Ребенку нельзя отказывать постоянно!»
Про байкера Никиту в яркой майке с краноре-чивыми надписями спереди «Йа слипой!» и сзади «Йа нимой» я вообще считаю разговор неуместным, о чем ребенку и сообщила.
Разве что чаю себе заварить.
00.40
А вот Олаф давно выбрал свою Веру, с которой ему более-менее хорошо, а остальных предпочитает или не замечать, или бороться с ними, не знаю, что лучше. Все хуже. А я разве не так? Просто мне больше повезло, Олаф – цельный человек, выбирать не из чего. Недавно беседуем с ним.
– Знаешь, – спрашивает, – почему в армии не любят спецназ?
Я не знаю, почему в армии не любят спецназ, а Олафу – как бывшему десантнику – это, конечно же, известно. Точно, шевелит в воздухе пальцами, подбирая слова, продолжает:
– Потому что у пехоты, артиллерии, авиации – задачи прямые и четкие. А путь спецназа – путь хитрости и обмана…
Мы молчим. Олаф закуривает, после событий прошлой зимы ему разрешено курить в кухне. Придвигает к себе малахитовую красивую пепельницу, щурит малахитовые красивые глаза.
– Заповеди рейнджера надо помнить всю жизнь. И потом тоже, – традиционно цитирует из любимой «Великолепой семерки».
А я знаю, что будет далее.
Далее последуют заповеди майора Роберта Роджерса, числом девятнадцать, я хорошо помню некоторые и даже применяю на практике.
Ведь путь женщины – это путь спецназа, путь хитрости и обмана.
Пункт 1: «Ничего не забывай».
Помню все. Законченным врушкам, обитающим в параллельных реальностях, перемещающимся по лабиринтам собственных сложных фантомных построений, это необходимо. Для сохранения бессчетного множества их воспаленных, безумных мирков.
Пункт следующий: «Рейнджер не составляет планов, он действует по обстановке».
Разумеется. Как-то давно Олаф, недоверчивый ревнивец, решил оказаться несколько более осведомленным о моей частной переписке, чем был изначально. Он приобрел прелестную вещицу – миниатюрный кейлоггер, клавиатурный перехватчик, записывает и сохраняет в памяти все нажатия на клавиши беспечных пользователей. Новинку бытовой техники я обнаружила весьма скоро, потому как несколько нарушались функции печати – к примеру, вечный копипаст. Обнаружила, выдернула из USB-разъема, в этот же день молча протянула Олафу. Он сильно покраснел, отвел глаза – черт, впервые ему было стыдно, по-видимому. Я его пожалела, больше этой темы мы не касались.