Выложив Шурику все подробности относительно исчезнувших студентов, Алиса не смогла уклониться от неожиданно цепких вопросов – и, в итоге, выложила всю историю.
Дождь как раз и подарил ей короткую передышку; теперь, поразмыслив, она уже пожалела, что обратилась к реконструктору. Надо было напрячь Мишаню – поныл бы, но сделал, куда бы делся…
Поздно пить боржоми…
– А я тебе верю, – шепнул вдруг Шурик, и его дыхание защекотало висок девушки. Она подняла глаза к лицу молодого человека. У него, оказывается, ярко-зеленые глаза, в которых пляшут весёлые, сумасшедшие чёртики.
Июль 2015-го года
Хорошо, когда есть кому позвонить.
Содержимое ноутбука Олега Ивановича Семёнова оказалось весьма любопытным. Очень много статей, альбомы с фотографиями, масса видео с разных реконструкторских мероприятий. Ой, а это что? Альбом «Москва-1886» с фотографиями старого дореволюционного города. Часть из них Алиса уже видела на сайте «Вестника живой истории». Правда, имеется нюанс: это не что иное, как качественные цифровые фотографии. Реставрация? Нет. Постановочные кадры? Не похоже. Фотошоп? Девушка быстро перекачала фотки на свой комп и принялась просматривать EXIF и IPTC данные изображений. Нет, не фотошоп. Только камера «Кенон».
И что получается? А то, дорогая моя, что эти снимки Москвы девятнадцатого века, сделали цифровым аппаратом, а потом искусственно состарили, чтобы выдать за сделанные старинной камерой сто с лишним лет назад. И где, скажите на милость, были её глаза, когда она просматривала эти фотографии на сайте журнала? Семёнов, разумеется, может не знать характерных особенностей старой фотографии и неизбежно возникающих при этом эффектов. Вот, например: из-за технических особенностей тогдашнего процесса фотосъёмки, объекты композиции должны оставаться неподвижными в течение четырёх-пяти секунд. Помните знаменитое «Сейчас вылетит птичка»? Недаром большинство людей на старинных фотографиях стоят в таких неестественных позах! Когда человек слышит от фотографа «не шевелитесь», он, конечно, замирает – но получается это у него крайне неловко, и не может укрыться от глаз зрителя. Ну не было у тогдашних фотографов короткой выдержки, которая повсеместно используется сегодня! А фигуры на фото, где люди изображены в движении, всегда слегка размыты. Вот потому старые мастера фотографии и предпочитали постановочные кадры. А здесь…
Вот, к примеру, снимок: пролётка, запряжённая мосластой клячей. Экипаж движется, это хорошо видно – и, тем не менее, чёткость изображения безупречна. Да, фотография состарена, но ошибиться, тем не менее, невозможно: если бы она была бы сделана старинным фотоаппаратом, ноги бегущей лошади были бы размыты.
Так что, стоит настоящему специалисту хорошенько изучить эти якобы «старинные» фотографии, и он неизбежно обвинит автора в фальсификации.
Алиса снова принялась вглядываться и в снимки. Нет, как хотите, а это не постановка. Да вот хотя бы… кадр пойман на оживлённой улице, снимок не подвергался обработке – и, тем не менее, над мостовой, на фоне неба, нет никаких проводов, этого проклятия фотографов, работающих в жанре городского пейзажа!
Нашёлся на ноутбуке и обширный архив статей. Алиса открывала файлы один за другим, наскоро просматривала, переходила к следующему… и так – пока не наткнулась на отдельную паку, содержащую обширную подборку материалов с общим названием «Путевые заметки или путешествие в Сирию». В этих заметках в литературной форме было описано путешествие Семёнова с сыном по Ближнему Востоку. Только не по нынешнему, раздираемому арабо-израильскими курдско-турецкими и прочими конфликтами – а по тому, старому, девятнадцатого века. И самое интересное: текст обширно иллюстрирован фотографиями, несомненно, сделанными с натуры! Вот, к примеру: сам Семёнов в пробковом шлеме, рядом с ним дочерна загорелый Иван верхом на лошади. И, если судить по мелким цифиркам в углу кадра, именно в это самое время Иван числился в школе больным и уроков не посещал…
Дойдя до описания событий в Александрии, до беседы с немецким археологом Алиса не выдержала и захлопнула ноутбук. Даже выругалась в сердцах, от общей непонятности ситуации.
На первый взгляд, Семёнов просто пишет научно-фантастическую книгу в форме путевых заметок, эдакие приключения а-ля Индиана Джонс. Только вместо нацистов – злодей-бельгиец, который строит путешественникам козни.
Если бы не фотографии!
Еще в ноутбуке отыскалась снимки барона Корфа. В обширном помещении, на стенах которого развешано холодное оружие в изрядных количествах. Кроме барона, в зале (это именно зал, а не комната!) оказались и другие люди. Они заняты фехтованием – элегантные, старомодные позы, в руках шпаги и палаши. А эти двое, в смешных трико, похоже, боксируют, только перчатки у них какие-то несерьёзные, маленькие. Разве такие способны смягчить сильный удар?
Что это, тот самый аристократический клуб, о котором упоминалось в биографии барона? Он, вроде, был энтузиастом искусства фехтования и, выйдя в отставку, путешествовал по Европе, учился у тамошних тренеров со смешным названием «фехтмейстеры». А потом, вернувшись в Россию, основал собственный клуб. Видимо, снимок сделан в его стенах, а люди на заднем плане – ученики барона.
Хорош – нет, ну до чего же хорош! Безупречная осанка, фигура, а уж улыбка! Улыбка очень его красит, между прочим. А вот на всех фотографиях, найденных в интернете, барон серьёзен до невозможности. Что ж, остаётся предположить, что этот барон Корф Евгений Петрович и правда родом из прошлого? А если это так, то, значит….
Хватит метаний! Примем за рабочую версию то, что сбылся и этот прогноз Герберта Уэллса – машина времени существует на самом деле. Ну, может не машина, а некий магический портал, вроде старого платяного шкафа из сказочных «Хроник Нарнии». Не суть. Главное – имеется нечто, позволяющее проникать из настоящего времени в девятнадцатый век и возвращаться обратно.
Отсюда следует очевидный ход: надо искать порталы. Дрон, кончено, что-то лепетал насчёт того, что «червоточины» закрылись, но это же не повод, чтобы не убедиться в этом самой. Тем более, средство к тому есть: в позаимствованном на столе Семёнова файлике, среди прочего, оказался чертёж «искалки». Необходимые бусинки тоже в наличии, так что, вроде бы, ничего не мешает…
Останавливает одно – Алиса, подобно подавляющему большинству сверстниц, совершенно не умела работать руками. Необходимость возиться с проволокой, что-то там резать, сгибать, паять, как сказано в приложенной к чертежу инструкции, вгоняла её в ступор. Что же, снова обращаться к Шурику? Он так уже немало знает…
Нет! Алиса даже вскочила – настолько простая мысль пришла ей в голову. Спасибо, конечно, дорогой товарищ гусар, но на этот раз мы обойдёмся без твоей помощи. Алиса схватила мобильник и быстро нашла в телефонной книжке нужную запись – «Юлий Алекс.»
Трубку взяли сразу.
– Добрый день, дядя Юля! – защебетала девушка. – Это я, Алиса, не забыли меня еще? Можно я загляну к вам сегодня?
Июль 2015-го года
Человек ушедшей эпохи.
Любого, кто видел его впервые, Юлий Алексеевич Лерх удивлял крайним сходством с Александром Васильевичем Суворовым. Невысокий, сухонький старичок, те же седоватые волосы, венчиком окружавшие небольшую лысину, та же пружинистая походка, не дающая поверить в паспортные 73 года владельца. С углублением знакомства сходство тоже усугублялось – язвительностью, остротой выражений и степенью невыносимости для окружающих Юлий Алексеевич мало уступал великому полководцу. Правда, пойти по военной стезе ему не пришлось: армейская карьера ограничилась сержантскими лычками в войсках связи в 60-х годах. В табели о рангах советского Минпросвещения он тоже не добрался до маршальских должностей.
Юлий Алексеевич вышел на пенсию заведующим учебной лаборатории МГПИ им. Ленина, но работать не перестал – как и прежде, студенты, неравнодушные к физике, механике, да и вообще к экспериментальной науке, были в его доме частыми гостями. И сам он, к радости нового завлаба, что ни день, появлялся в институте. Впрочем, «к радости» – это, пожалуй, сильно сказано: коллеги, занимавшие начальствующие должности, порой откровенно избегали общения с Лерхом, виной чему был его острый язык и саркастическая манера общения. Но что поделать, если и лабораторию и мастерские при ней Юлий Александрович собрал в своё время по винтику, своими руками? Институт не относился к числу ВУЗов, щедро снабжаемых современной аппаратурой (это вам не МАИ с Бауманкой!), а потому в заначках лаборатории попадались оборудование тридцатых-сороковых годов выпуска, а то и вовсе с «ятями» на шкалах. Но это Юлия Алексеевича нисколько не смущало – у него работало всё. А то, что не работало, оживало в его сухоньких, умелых руках, способных одинаково справиться и с перегоревшей обмоткой электродвигателя от довоенного немецкого станка, и с допотопным детекторным приёмником, и с осциллографом, полученным институтом в конце восьмидесятых, на чём снабжение приборами отечественного производства прекратилось.
Обстановка в дядюшкиной квартире заставляла свежего человека вспомнить одновременно о комнате изобретателя Шурика из «Ивана Васильевича», домике Карлсона и гараже чудаковатого профессора из фильма «Назад в будущее» По всей длине коридора от пола и до потолка тянулись самодельные книжные полки. Они были забиты так плотно, что вытащить из них книгу оказывалось непростой задачей. Юлий Алексеевич тащил в дом все книги, которые полагал достойным внимания; здесь можно было найти учебник математики Киселёва, изданный до Первой Мировой, биографии артистов Малого театра и деятелей науки и классическое серое с синим картушем многотомное издание Жюля Верна. И, конечно – справочники, справочники, справочники…
Не было только фантастики и детективов, за исключением советской классики жанра, вроде Казанцева или Ефремова. С последним Юлий Алексеевич был даже знаком – они даже проживали соседями, в этом самом многоэтажном доме недалеко от метро «Юго-Западная». От памятного знакомства у Юлия Алексеевича остались четыре книжные полки, отданные ему когда-то мэтром отечественной фантастики – с тех пор на них хранились самые любимые издания.