– Я имею в виду: вы явились сюда с конкретной целью, или это был эксперимент, ради установления самой возможности такого перехода? А то мне показалось, что у молодого человека на этот счёт свои планы.
И Юлий Александрович показал на Романа.
– Значит, это вы с сестрой познакомили Никонова с Геннадием? – допытывалась Алиса. – И те террористы в прошлое попали из-за вас?
– Не, ну откуда мы знали? Оля тогда с Геннадием всерьёз любовь мутила. То есть это она думала, что всерьёз. Я же полгода, как дембельнулся – а тут такая история! Что мы вообще могли понять? Олька в школе историю не особо уважала, я в армии забыл все, что выучил – а Гена всё на свете знал, излагал, как по бумажке!
«Что-то я всё время оправдываюсь? – в который раз осадил себя Ромка. – Почему, какую тему не возьми – девица-журналистка всё поворачивает так, что мне приходится объяснять, что я не виноват, не хотел, и вообще был не при делах?..»
Проблема была в том, что девушка Ромке нравилась, и спорить с ней не хотелось совершенно. Тёмные волосы, узкий, точёный профиль, немыслимые сапфировые глаза… Хотелось соглашаться, поддакивать, вызывать улыбку на очаровательном личике. Хотелось… а вместо этого – град острых, как осколки стекла вопросов, и ни единого шанса перевести разговор на другую тему – например, на то, что она собирается делать сегодня вечером?
Да что ж это такое, в самом-то деле?
– Молодые люди, чайник вскипел!
В дверях гостиной возник старик-учёный. Из-за спины его выглядывал Евсеин; эти двое уже час как уединились под предлогом приготовления чая, и из-за неплотно закрытой двери доносился невнятный бубнёж, обильно пересыпанный малопонятной терминологией. Гиляровский некоторое время прислушивался к ним, но не выдержал – вернулся в гостиную и теперь развлекался «допросом с пристрастием», который Алиса устроила владельцу квартиры.
После того, как гости из прошлого и члены «комитета по встрече» перевели дух, Ромка предложил сгонять в ближайший магазинчик, купить что-нибудь к чаю. В холодильнике нашёлся закаменевший кирпич бородинского, жалкий кусочек масла да пара банок консервов – брат с сестрой, получив доступ к порталу, быстро приохотились питаться «на той стороне».
А Алиса всё не унималась:
– Ну ладно, я понимаю, портал закрылся. Но почему, пока он был открыт, вы не вспомнили о немолодой женщине, которая все глаза выплакала, разыскивая пропавшего сына? Его Валентин зовут, кажется? Что, трудно было дать ей знать, что с ним всё в порядке?
– Валентин? – Ромка отвёл глаза. – Так он… в общем, убили его. Давно ещё, мы тогда были с Геннадием заодно. Мы и узнали-то об этом только потом, Владимир Алексеич просветил…
Он кивнул на Гиляровского. Репортёр пристроился на тахте и с интересом вслушивался в беседу.
– Это вы о том бедолаге, которого застрелили на Хитровке? Да, не повезло пареньку. Две пули – одна в сердце, другая в лёгкое – так мне сказали в университетском морге. Сразу умер, без мучений.
– Умер? – ахнула Алиса, прижав ладони к щекам. – Несчастная мать! Вы бы видели, что она мне… в смысле, что в блоге Стопкина написано! Я читала – прямо сердце разрывалось!
Из осторожности Алиса пока не стала открывать всех козырей. заявила, что прочла об истории со странным бредом пациента из института Сербского и исчезновениями людей в анонимном блоге в интернете – и увлеклась расследованием. Разумеется, о визите в квартиру Семёновых девушка тоже предпочла умолчать.
– Да, надо как-нибудь объяснить… – согласился Ромка. – Сын всё-таки. Хотя, самого-то Валентина мне вот нисколечко не жаль. Он с самого начала был с Геннадием, и только и думал, как бы сделать что-нибудь эдакое… выделиться, короче, хотел, ботан! Потому, наверное, и на пулю нарвался.
Алиса кинулась возражать, но Роман уже перехватил инициативу:
– И вообще, по какому праву вы меня допрашиваете? Кто вы такие со своим дядей Юлием? Подумаешь – прочли что-то там, встретили нас на улице, так и что с того?
Он посмотрел на Алису с нескрываемым подозрением:
– Кстати, я понимаю, расследование, интернет, то-сё… а скажите-ка мне, откуда вы зёрнышки к «искалке» взяли?
Алиса поперхнулась чаем и беспомощно уставилась на Гиляровского. Тот хохотнул:
– То-то, дорогая коллега! Вот вам совет старого газетного волка – внимательно следите за словами. Теперь молодой человек вас не оставит в покое, пока вы ему не ответите…
Роман кивнул с мрачной решимостью.
– Да вы, Роман Дмитрич, не переживайте. – продолжил репортёр. – У мадемуазель Фроловой имеются кое-какие профессиональные секреты, и она не спешит их раскрывать. Давайте отнесёмся к этому с сочувствием – не сомневаюсь, что рано или поздно всё прояснится.
Алиса, почувствовав поддержку, очаровательно улыбнулась Гиляровскому. Ромка нахмурился – опять он остался в дураках!
– Вот так, Роман Дмитрич, и действует наш брат газетчик, – усмехнулся Гиляровский. Хоть мы с мадемуазель Фроловой и разделены сотней с лишком лет, а всё же – собраться по цеху. Так что, нам палец в рот не клади, верно, барышня?
– Это уж точно, – развёл руками Роман. – От вас ничего не скроешь.
Мобильник Алисы издал звонкую трель. Девушка схватила аппаратик – «Шурик рекон.» Фу, чёрт, неудобно… придётся выкручиваться, а как?
Извинившись, Алиса шмыгнула в прихожую:
– Ой, Шурик, прости, я сейчас очень-очень занята, давай в другой раз?
И не дожидаясь ответа, сбросила вызов.
Ну вот, теперь ещё и думай, что ему говорить…
День первый
Слушать тоже надо уметь
Я вышел из опорного пункта на Садовой-Черногрязской в семнадцать-ноль-ноль. Лейтенант Скворцов, участковый, принимавший заявление, которое сейчас лежало у меня в папке, не стал скрывать радости, осознав, что ему представился шанс спихнуть криминалистическую загадку века на коллегу. Он торопливо выложил всё, что знал об авторе заявления, и ретировался, отговорившись неотложными делами. Вообще-то, будь я полноценным сотрудником – мог бы и прихватить его с собой – но стажёру это не положено, так что идти «на операцию» пришлось в гордом одиночестве. И, судя по тому, как поспешно покинул сцену лейтенант Скворцов, визит этот запомнится мне надолго.
– Здравствуйте, сержант Онуфриев, следственный отдел Басманного ОВД Москвы. Провожу проверку по вашему заявлению.
Дверь, приоткрытая на ширину цепочки, не дрогнула. Гражданка Коробова Антонина Сергеевна внимательно изучала мое удостоверение. За её спиной, в глубине квартиры, надрывалась собачонка.
– Как мне позвонить вашему начальству, убедиться, что вас в самом деле ко мне прислали?
Я вручил бдительной гражданке картонный квадратик с отпечатанными реквизитами ОВД Басманный. Дверь захлопнулась. Антонина Сергеевна наводила справки, я покорно торчал на лестничной клетке. А шавка всё лаяла и лаяла.
Ждать пришлось умеренно – минут семь. Потом цепочка звякнула, меня впустили.
– Вы проходите на кухню, только разуйтесь, я недавно помыла полы. Вот, тапочки возьмите. Это моего сына – он редко заходит, у мальчика ответственная работа…
И Антонина Сергеевна сделала значительное лицо.
Что ж, хоть не стала держать в прихожей. Я понимающе покивал: «А как же, да, конечно, ответственный сотрудник…»
Хозяйка при ближайшем осмотре чем-то напомнила мне нашу школьную завучиху – такая же основательная, непреклонная, и с таким же крашенным «под каштан» перманентом на голове…
А в квартирке-то чисто, чтобы не сказать, стерильно. И корицей пахнет… ну точно, домомучительница! Главное – не позволить ей взять себя к ногтю, как одного шведского мальчишку. Разобраться с этим бредом, написать отчет и забыть всё, как кошмарный сон. Спокойствие, только спокойствие, как говорил герой той же книжки – два часа позора, и дело в шляпе!
Я надел тапочки и проследовал на кухню. «Домомучительница» величественно указала на окно:
– Вот, посмотрите и убедитесь!
Я посмотрел. Перед самым окном – реденькая крона тополя, за ней просматривается улица архитектора Казакова, почти во всю длину, до самого Университета землеустройства. Действительно, недурной наблюдательный пункт… Вдоль тротуаров множество припаркованных автомобилей. У дома напротив копошатся таджики в оранжевых жилетах со светоотражающими полосами – То ли починяют тротуар, то ли уродуют фасад офисного особнячка… Я покосился влево – Антонина Сергеевна ждала, сохраняя значительное выражение на лице.
– И что я должен увидеть?
– А ничего! – торжествующе заявила бдительная гражданка, – потому что они уже ушли. Несколько часов назад! Вы бы ещё позже приехали!
Похоже – имеем тяжелый случай…
Фрекен Бок властно указала мне на табурет, сама тоже уселась. Ей на колени тут же вскочила кудлатая белая шавка. Я собак люблю, но только не таких вот карманных тварей, с мозгом размером с куриный, и таким же интеллектом. Не собака, а два кило склочности, истерики и мелочной злобы.
Я раскрыл папку и продемонстрировал Антонине Сергеевне её писанину:
– Ваше заявление?
– Мое. – не стала скрывать «домомучительница». – Но, должна официально заявить: пока вы теряли понапрасну время, появились новые безобразные факты! Вот, прошу… – и гражданка Коробова протянула мне серебристую коробочку дешёвой корейской мыльницы.
– Эти шпионы снова появлялись вчера, под вечер. Как раз после того, как ваш сотрудник отмахнулся от моего требования немедленно прислать на нашу улицу наряд! Он даже заявление отказывался принимать – взял только, когда я при нём собралась звонить на Петровку. А вот если бы ваши коллеги выполняли свои обязанности так, как полагается…
Я слушал, старательно кивая в паузах и тихо сатанея.
– Так вот, шпионов этих встречала та самая девица, о которой я писала в заявлении. Она приехала вот на этом авто. Присмотритесь: на фотографии можно различить номера. Впрочем, я их записала, сейчас… и дама потянулась к листочку на серванте. Я же сделал то, что от меня ожидали: стал покорно просматривать кадры на экранчике мыльницы. Фотографий было удручающе много.