— Так, Наташа, где тут ближайшее отделение милиции?
— Вон там.
— Идти долго?
— Полчаса где-то.
— Веди, только дворами.
Я застегнул Сомову руки впереди, перекинув на запястья его пакет, чтобы посторонним не были видны металлические браслеты, взял у Наташи тяжелый чемодан, вручив ей тот, что полегче.
— Ну что, пошли?
Глава двадцать восьмаяОтступление четвертое
Отдел милиции ютился в старом дореволюционном здании цвета детской неожиданности. На крыльце стояли сотрудники, перед окошком дежурного скандалили ветераны.
Пристегнув Сомова к очередной трубе, я ввалился в дежурку, махнув удостоверением:
— Коллеги, пакетом не богаты? Вещдоки бы мне упаковать.
Замотанный помощник дежурного покопался в столе и протянул мне большой конверт серой бумаги:
— Пойдет?
— Конечно! Данке шон.
Я сунул в конверт «наган» и доллары, перемотав их шарфом, чтобы скрыть характерные очертания.
— Товарищ капитан, можно печать, изъятое опечатать?
Капитан поднял на меня отрешенное лицо, быстро оттиснул по углам и в середину конверта штамп «Для пакетов» и снова уткнулся в журнал происшествий.
Я дал моим спутникам расписаться на месте печатей, указав их в акте изъятия как понятых, а потом потащил Сомова во внутренние помещения:
— Пойдем, в туалет тебя свожу…
— О спасибо, начальник, уже давно хочется.
В уборной, дождавшись, когда жулик сделает свои дела, я снова нацепил ему наручники вперед, продев руки в лямки баула, а потом, проверив, что никого рядом нет, засунул переделанный газовик стволом вверх во внутренний карман фуфайки, предварительно протерев его и заботливо застегнув одежду арестанта на все пуговицы.
— Э, ты что творишь, начальник?
— Это если ты себя неправильно поведешь, или рот откроешь не вовремя, будешь убит при попытке вооруженного побега. А кто тебе револьвер в тюрьме дал — я не знаю. Все, пошли.
Такси до Пулково обошлось мне очень дорого, нет совести у питерских таксистов. Приехав в аэропорт, я еще раз проинструктировал своих подопечных:
— Наташа, теперь ты отдельно, мы не знакомы, просто соседние места. Я не смогу помочь с чемоданами, поэтому все сама. В городе все будет позади, а пока так. Давай, а мы тут с Андреем поговорим.
— Андрюша, веди себя хорошо, и я тебе помогу. Не скажу, что ты в наше СИЗО не попадешь, но сделаю так, чтобы вышел ты оттуда побыстрей. И не болтай, пожалуйста. Узнаю, что в камере язык распустил — найду… Понял ли меня?
— Да понял, я все, понял, начальник.
— Ну а теперь пошли проходить досмотр, не хрен здесь сидеть.
Когда я потащил Сомова мимо рамок металлодетектора, навстречу мне выскочил сержант из группы досмотра:
— Куда пошли? Давайте через рамку проходите.
— Через какую рамку? Конвой, у меня оружие, на нем наручники. Что смотреть будешь, я и так говорю, что мы запищим. Вот документы.
— Ладно, только мы все равно командиру корабля сообщим, что на борту оружие. Дальше на его усмотрение, может потребовать сдать оружие в сейф экипажа.
— Ну конечно, это ваши дела, поступай, как положено.
— Ладно, проходите, удачи.
Три часа в «чистой зоне» тянулись очень медленно, но хотя бы здесь был минимальный шанс встретиться с ребятами шефа. Главное было не заснуть, а то с Сомова станется достать и поиграться с револьверчиком. В полете я отвел Сомова в туалет, куда мы втиснулись вдвоем, под удивленными взглядами пассажиров, оружие я у него забрал, в будущей реальности оно ему ни к чему, а то потом забуду, знаю я себя. Ну, наконец, в иллюминаторе заходящего на глиссаду «сто пятьдесят четвертого» мелькнула гладь реки, знакомые с детства дома, раздался стук вышедших шасси, мы почти дома.
— Разрешите, товарищ майор?
— Мля, Паша. А ты где был все это время… Шмидт обосрался, с дизентерией в больничке лежит, но он хоть отзвонился, а ты где гулял? Бухал, что ли, все это время? Ты у меня точно на дежурствах помрешь… Не ожидал я от тебя такого.
— Я, товарищ начальник, ваших претензий не понял. Жулик из Питера доставлен, в дежурке с утра сидит, со всеми документами, следователь в курсе. Я дома только вещи оставил и к вам. Мне бы отгульчик на сегодня, а то устал я что-то…
— Не понял! Ты что, один летал? А как тебе человека отдали? Ты не звиздишь случайно?
— Алексей Александрович, жулик в дежурке сидит, что мне звиздеть. А выдали, потому что я очень обаятельный, а культурные питерцы это ценят, не то что вы… Могу я на сегодня быть свободным?
— Иди, разп… разгильдяй, отдыхай. Завтра чтоб без опозданий на службе был.
— Куда ты полез?
— Наташ, держи лестницу. Вот здесь две половинки кирпича в яме, они не закреплены, пакет будет там.
— А они не испортятся?
— Нет, тут вода только весной на дне ямы проступает, на такую высоту не поднимается. Может, деньги немного отсыреют, но их потом просушить можно будет. Тем более нам же не годами тут хранить, я думаю, за несколько месяцев вопрос решится.
— О, какие люди. Здоров, Топтыжкин, тебя уже выпустили?
— Я не Топтыжкин. Да, начальник, меня вчера выпустили. Я так понимаю, что это ты обещание выполнил?
— А что случилось-то, гражданин Сомов?
— Следователь дело мое прекратил за примирением сторон.
— Ну видишь, как бывает. Удивительно, правда? Ты сейчас куда?
— Да пойду к потерпевшему, натурально мириться, да перед Клыком повиниться надо, как-то я с ним поступил… Только мне деньги через пару дней пришлют, а пока надо…
— На, Андрей, две тысячи хватит?
— Спасибо, начальник, не забуду. Я пойду?
— Иди. Только, Андрей, не советую в Питере искать тех людей. Ничем хорошим это не закончится.
— Да я понял уже, командир, не поминай лихом.
Глава двадцать девятьЛожь во спасение
Старая сука, моя соседка, опять испортила мне прекрасный вечер выходного дня. Часов в десять вечера, когда ничего не предвещало даже малейших неприятностей, она стала дубасить в стену, с криком, что у меня играет слишком громкая музыка. А мы всего лишь с моей однокурсницей готовили контрольные по общей части уголовного права. Взбесившись от отсутствия реакции с моей стороны, старая перечница прибежала к двери и стала ломиться в нее. Пришлось открывать дверь и громким словом и угрожающими жестами успокаивать старушку. Естественно, творческий вечер был сорван, ограничившись только учебой. Барышня попила кофею и сообщила, что у нее пропало настроение, и обстановка не способствует более тесным тактильным контактам.
В результате я, прихватив за компанию Демона, отправился провожать девушку до ее дома, благо жила она в трех остановках от меня. Всю обратную дорогу я, не на шутку разозленный, обдумывал план мести. Планы были прекрасны и вполне осуществимы, мои криминальные таланты и фантазии сбоя не давали. Единственная закавыка была в пункте, куда спрятать трупы. С соседской шавкой проблем не было, я даже местечко присмотрел, где она могла упокоиться. Сам бы там лежал с удовольствием, мне не жалко. Но вот Алла Никитична была женщиной крупной, с тайным сокрытием ее тела могли возникнуть трудности.
От дурных мыслей разболелась голова, и, промаявшись полтора часа в постели без сна, я понял, что таблетка от головной боли меня совсем не спасает, вышел на балкон подышать свежим ночным воздухом. Пенсионерский двор был тих и печален, свет горел только в нескольких окошках, зато в половине квартир вспыхивали сиреневые отсветы телевизионных экранов. Интересно, что показывают в час ночи такое популярное среди местного народонаселения — «Рабыню Изауру» или «Санта-Барбару»? Последний сериал был для меня терра-инкогнито. Единственное, что я знал о нем, это то, что на протяжении сотни серий там в коме постоянно находился таинственный Сиси. Нагулявшийся Демон счастливо дрых, почти полностью взобравшись своей тушкой на мой матрас, взвизгивая и подергивая лапами в своем беспокойном сне. Я дышал свежим осенним воздухом, оперевшись на металлические перила балкона. Серое низкое небо, темные плотные тучи закрыли звезды, дождя еще не было, в воздухе висела лишь легкая водяная взвесь, которая приносила моему раскаленному лбу некоторое облегчение.
Демон внезапно вскочил, вопросительно и тревожно взлаяв, но, учуяв меня на балконе, прибежал ко мне и встал рядом, положив на перила мощные передние лапы и тяжелую голову. Глядеть на пустую улицу псу быстро надоело, романтики ночного неба он не понимал. Бросив на меня жалобный взгляд, но поняв, что кормить голодную собачечку в ближайшее время не будут, Демон тяжело вздохнул и ушел в квартиру, поближе к мягкому хозяйскому матрасу. Постепенно головная боль отступала, и меня охватило странное умиротворение. Я даже был готов простить соседку, при условии, что ближайшие две недели я не увижу ни ее, ни ее псину.
Внезапно я понял, что рядом со мной кто-то есть. Негромкое шуршание раздавалось слева, я пригляделся и увидел, что из-за балконного ограждения высовывается голова соседской болонки. Заметив меня, мелкая тварь зарычала и оскалила зубы. Решение пришло мгновенно — сейчас ты за все поплатишься, старая дрянь. Я схватил недопсину за пасть и, не дав ей даже тявкнуть, перетащил этот кусок шерсти на свою сторону балкона, после чего, плотно зафиксировав дергающийся в моих руках комок шерсти, вернулся в свою квартиру, плотно прикрыв балконную дверь.
Утро для меня началось рано. Ровно в шесть часов утра в предрассветном сумраке в подъезде раздались крики. Я вынырнул из мутного сна, попытался снова заснуть, но пронзительные вопли соседки, казалось, проникали прямо в мозг. Я со стариковским кряхтением встал и, подтянув трусы, вышел на балкон. Старая хрычовка, собрав вокруг себя небольшую толпу таких же, почтенных матрон, бегала кругами перед подъездом, дико вопя и тыкая руками в сторону кровавых пятен, разметавшихся сочными брызгами на темно-сером асфальте прямо под ее балконом. Старуха бесновалась внизу, привлекая сочувствующих или просто разбуженных из нашего и соседнего дома еще минут пятнадцать, затем устало упала на лавочку, закрыла лицо руками и горько заплакала.