– Конечно.
– Покрепче, с заменителем сахара, если есть, и капельку молока.
Это займет его на время.
– Да, и можно воспользоваться вашей ванной?
– Туалет в коридоре.
– Мне бы именно в ванную. Женские проблемы. Уж извините.
– А-а-а… Ну тогда… – Он колебался. Потом смущенно произнес: – Наверху, слева от лестницы.
Людивина торжествующе сжала кулаки. Окажись ванная на первом этаже, ее план провалился бы.
Она быстро поднялась по ступенькам, увидела слева дверь, как он и сказал, и нашла ванную. Пустила воду, чтобы заглушить скрип пола, и посмотрела на дверь напротив. Если она правильно сориентировалась, именно там окно с занавеской. Людивина осторожно взялась за ручку вспотевшей ладонью. Она уже злилась на себя за приступ паранойи.
Но уже поздно, она зашла слишком далеко, чтобы отступить.
Дверь не поддалась. Заперта.
Внутри что-то зашевелилось. Кто-то, поправилась она.
Ах ты, черт!
Внизу умолкла кофемашина. Людивина не слышала, где Бардан.
Она попала в ловушку собственных измышлений.
Вариантов было всего ничего. Ворваться или отступить.
Но если Бардан – тот, кем она его считает, после ее визита он не рискнет оставить добычу дома. Он явно прочитал ее взгляд. И он хитер. Что-нибудь заподозрит и поймет. Как только Людивина уйдет, смертный приговор Хлое будет подписан.
Почему ты так уверена? Какого лешего ты прицепилась к коллеге?
Готова ли она поставить на карту жизнь этой женщины?
Она вспомнила семейную фотографию Хлои с мужем и дочерьми – ту, что висела на холодильнике. Ту, что лежала теперь в ее бумажнике.
И поморщилась. От злости на себя. На свои проклятые навязчивые идеи.
Она сделала шаг назад.
И с яростью врезала ногой по замку. Выверенным движением от бедра, чтобы усилить удар, который она оттачивала на тренировках по единоборствам.
Дерево громко затрещало, в комнате кто-то подпрыгнул, и Людивина ворвалась внутрь, держа руку на кобуре, готовая выдернуть пистолет.
Усатый мужик в трусах-боксерах свернулся калачиком на кровати у стены, до смерти напуганный вторжением.
Она все сразу поняла, а Бардан уже бежал вверх по лестнице, перепрыгивая через две ступеньки.
Людивина откинула голову назад, сгорая от стыда и злости на себя.
Жан-Феликс Бардан ошеломленно смотрел на нее из коридора.
Она облажалась.
Расследование ослепило ее. И она перегнула палку.
48
Длинные цепи безмолвно свисали с потолка ангара. Пыль и стойкий запах промышленной смазки заполняли помещение.
Людивина сидела на старом чурбане. Дальше, справа от нее, находилась дверь в подвал, в яму, где для нее все началось. Теперь ход был огорожен лентами. Прямо перед ней лежала огромная бетонная плита, закрывавшая вход в колодец «Гектор».
Генерал де Жюйя в безупречно отглаженной форме массировал затылок. Взгляд его полупрозрачных глаз блуждал по заросшему пустырю.
– Ориентация старшего сержанта Бардана – его личное дело, Ванкер, – произнес он. Тон был настолько суров, что даже акцент размазался под его тяжестью.
– Его ориентация ни при чем, генерал, – после паузы ответила Людивина, чтобы ее не заподозрили в гомофобии. И без того слишком много обвинений.
Он взглянул ей в лицо голубыми глазами. Твердо и устало.
– Я на это надеялся. – И вздохнул – раз в десятый с начала разговора. – Ну и как мы с вами поступим? Знаете, когда я решил перевести вас к себе, кое-кто в главном управлении возражал. Мол, то, что вы пережили в прошлом году, помешает вам анализировать. Как можно сохранять непредвзятость в деле о похищении, когда тебя тоже похищали? Я же утверждал, что в этом как раз ваша сила. – Генерал пристально посмотрел на нее. – Я ошибался, Людивина?
Она вспомнила фотографию Хлои Меньян и ее родных, лежавшую в бумажнике. Это фото она взяла не для расследования, а для себя. Чтобы доказать себе, что ей не все равно. И она собирается спасти эту женщину. Просто хотелось держать ее рядом. Как послание. От женщины к женщине. Как знак сестринской солидарности.
Послание от жертвы к другой жертве, призналась она себе.
Не дождавшись ответа, де Жюйя закусил губу. И положил руку Людивине на плечо.
– Если вы позволите расследованию поглотить себя, вы не только не принесете пользы, но и никого не спасете. Хуже того, вы себя погубите, – сказал он, смягчившись.
Она кивнула.
– Старший сержант Бардан не станет подавать жалобу, – уточнил генерал. – Он ценит полицейское братство и считает, что это будет контрпродуктивно. На сей раз вы проскочили. Но после эпизода с арестом Антони Симановски мне стало казаться, что вам изменяет проницательность. Скажу честно, я встревожен.
– Простите, генерал. С каждым часом у меня растет страх, что мы слишком мало делаем для спасения Хлои Меньян. Я… Я совершила ошибку.
Он энергично помахал рукой:
– Нет-нет, никакого самобичевания, терпеть этого не могу. Ваш послужной список – лучший во всех отделах расследования. И не забывайте, вы пользуетесь поддержкой самых влиятельных политиков после прошлых дел. Так что без нытья, это на вас не похоже. Вы облажались – вот, собственно, и все. А теперь выше голову и вперед!
Людивина подняла на него изумленные глаза. Она ждала, что он ее немедленно уволит.
– Вы сами сказали, что каждый час на счету, – добавил он. – Поэтому я не спрашиваю, нужен ли вам отгул для передышки.
Она нахмурилась. Он не снимает ее с дела?
– Майор Торранс очень опытна, – продолжил де Жюйя, – но мы работаем командой, и она, как и все, более эффективна в окружении лучших из лучших.
Людивина встала и вытянулась в струнку.
– Свободны! Вернемся к разговору позже. А пока включайте свой мозг, который в прошлом творил чудеса. Вы здесь именно для этого!
Людивина кивнула и направилась к выходу, ни о чем больше не спрашивая. Она не верила своей удаче. Де Жюйя окликнул ее:
– Строгая непреклонная жандармерия отжила свой век, лейтенант. Как вести дела и служить людям, если сами не будем людьми?
Она кивнула и искренне улыбнулась в ответ. Прежде чем покинуть ангар, она бросила последний взгляд на зарешеченный вход в подвалы.
Они закрыли врата в преисподнюю, но дьявол на свободе, и его яд медленно просачивается в их вены.
Людивина направлялась к заданию штаба, когда заметила Фреда Вронски, который сворачивал нечто вроде косяка.
– Все легально, – объявил он, не отрываясь от дела.
Людивина машинально отметила, что его борода выглядит менее ухоженной и блестящей, чем при их первой встрече. Ему тоже пришлось нелегко в эти девять дней. Сорокалетний хипстер постепенно превращался в элегантного бродягу.
– Вы все еще тут? – спросила она.
– Пока ваша команда на месте, здесь должен быть представитель геологического бюро. Из соображений безопасности, и если вдруг возникнут технические вопросы. Мне не повезло, я у них дежурный холостяк, вот в Орлеане и решили, что смогу продержаться еще немного.
– Сочувствую.
– Вы поймали мерзавца? Журналисты с полудня твердят о крупных арестах.
– Не могу вам сказать, – ответила она, подмигнув.
Он поднял ладонь в знак понимания:
– Конечно. Вам не надоели походные условия? Вечерами здесь скучно…
– Мне казалось, вы не ночуете в лагере. Переселились в гостиницу? Дайте помечтать: горячий душ? Нет, верх роскоши: ванна?
При этих словах она засмеялась, ей нужно было расслабиться. Но глаза Вронски сверкнули, и Людивина с досадой подумала, что он мог неправильно истолковать ее слова.
– О, так я вам не совсем безразличен? У меня тут приятель живет в пятнадцати километрах. У него не дворец, конечно, но все лучше лагеря. Не хотите выпить пива после смены?
Ну вот, началось! Людивина посетовала было на себя, но спохватилась: она имеет право шутить и дурачиться, не флиртуя при этом. Пусть привыкает.
– Я на службе. И все еще на дежурстве, – ответила она и пошла дальше.
Вронски нагнал ее, держа в пальцах не до конца свернутую сигарету.
– Да ладно вам, вы же как-то периодически развлекаетесь?
– Фред… Вас ведь так зовут? Понимаете, я здесь не ради развлечений.
Людивина ускорила шаг, надеясь, что он отстанет, но инженер не отцепился. Он облизал край бумажки, ловко распределил табак и свернул самокрутку.
– Значит, вы считаете, что мы здесь встретились случайно? – спросил он. – В этой гнилой шахте, вы и я… просто вот так? Без всякой причины?
– Что вы, причина есть. Как раз касается и меня, и вас: психопат, убивающий женщин.
– Ладно, тогда секс без обязательств. Предлагаю расслабиться без лишних слов.
На этот раз Людивина остановилась и посмотрела на него в изумлении. Кажется, он не шутил. Наоборот, вынул сигаретку изо рта и скалил зубы, очень собой довольный.
Потрясающе. Охота на убийцу, серьезный промах на работе, выговор генерала, а теперь еще и отбиваться от этого болвана? Когда уже кончится этот проклятый день…
Она лишь покачала головой и ушла, не удостоив его ответом. Вронски хихикнул у нее за спиной, но остался на месте.
– Вот же черт, я был уверен, что вы скажете «да»! – крикнул он вслед. – Не сдерживайтесь, всегда говорите то, что думаете, мадемуазель! Слушайте интуицию!
По части интуиции Людивина сегодня проявила себя во всей красе, что верно, то верно.
Она пропустила его слова мимо ушей, гордо проследовала дальше и захлопнула за собой дверь.
Рьес был в штабе один. Он продолжал сортировать файлы и принимал поступающие документы, чтобы составить полные досье на каждого члена семьи Симановски.
– Никаких новостей от Торранс? – войдя, спросила Людивина.
– Нет.
Он не отрывал глаз от экрана ноутбука, и Людивина невольно задалась вопросом: он так себя ведет, потому что сосредоточен, или ему известна история с Барданом? Интересно, все уже знают? Де Жюйя, ясное дело, ничего не сказал, в этом она не сомневалась, а сам Бардан? Может, он отомстил, рассказав о подвиге великого профайлера Людивины Ванкер?