Торранс уловила сомнение в глазах коллеги.
– Почему вы в это не верите?
– Не знаю. Просто интуиция. Эти девушки чересчур важны для него, он не рискнет прятать их слишком далеко. С момента похищения они его собственность. Как вещи. Самое дорогое мы держим при себе. Но моя интуиция сейчас…
– Да, я в курсе. Забудьте. Никто не умер, пострадало только ваше самолюбие. Бардан переживет. В том, что вы сказали, есть логика. Но Ксавье Баэрт действует и мыслит иначе, он ведь психопат.
Тень все еще занимала Людивину, подсознание время от времени выбрасывало ее на периферию мыслей. И Людивина произнесла:
– У меня на языке крутится идея, но я не могу ее сформулировать.
– О чем?
– О подписи трех поколений Симановски. Примерно так.
– А подробнее?
– Зачем они помещают сперму Робера в тела жертв?
– Идея ваша, вам и отвечать.
– По традиции, из уважения… Потому что ради этого стали убийцами.
– Но убивают в такой извращенной форме, потому что это доставляет им удовольствие.
– Все так. Харон III следит за добычей, готовится к захвату и держит жертву при себе максимально долго.
– Зачем?
У Торранс были ответы на эти вопросы, но она подыгрывала Ванкер, чтобы помочь ей сформулировать идею.
– Чтобы их мучить.
– Но зачем он их мучает? – настаивала Люси.
– Потому что ему нравится быть всемогущим. Он наслаждается властью. Правом даровать жизнь или смерть.
– А дальше?
– Ну… не знаю.
– Чем все заканчивается?
– Смертью.
– Нет, смерть – следствие. На чем держатся принципы, заставляющие его терзать девушек?
– Ну-у… На удовольствии.
Торранс протянула к Людивине ладонь, как бы говоря, что вывод верный.
– Именно это не дает вам покоя? – спросила она. – Удовольствие, которое он испытывает?
Людивина поморщилась. Это все не то.
Мотивация сексуальная, Эрос и Танатос переплетаются, потому что в тот период, когда он выстраивал свою сексуальность, к его детским фантазиям примешивалась смерть. Он искал любви и привязанности, а получал только унижения и оскорбления. Фигура женщины должна была быть жестокой. Возможен инцест.
Все это ничего не давало.
Он пытает, потому что ему это нравится.
Страницы протоколов прокручивались в голове. Опрос соседей жертв. Семьи. Выводы экспертов. Отчеты о вскрытиях.
Он их насилует. Снова и снова.
Внезапно тень всплыла на поверхность, и внутренний свет сфокусировался на ней.
ОН ОСТАВЛЯЕТ В НИХ СВОЮ ДНК!
Прежде чем подчиниться, уступить место ДНК деда, он сам живет в этих девушках. Отбеливатель не для того, чтобы очистить их перед ритуалом, на это ему плевать, а для того, чтобы отмыть от спермы!
Людивина щелкнула пальцами.
– Думаю, у меня есть способ уличить Ксавье Баэрта, – объявила она. – Но для этого нужно вернуться в Бордо.
52
Людивина не захотела, чтобы ее встречали в аэропорту. Решила арендовать машину и ни перед кем не отчитываться.
Ближе к обеду она вошла во двор оперштаба криминальных расследований Жиронды, где ее уже ждал жандарм в форме. Его угольно-черные усы сверкали на солнце и трепетали, словно крылья бабочки.
– Майор Ларошфуко, – весело представился усач. – Они только что привезли тела. Хотите кофе или…
– Нет, прямо в лабораторию, – суховато ответила она.
Если Ксавье Баэрт запер Хлою Меньян без воды, ей осталась жить всего несколько часов. Не было времени ни на расшаркивания, ни на знакомство.
Все было организовано за ночь, в срочном порядке. Разбудили судью в Бордо и родных Анн Кари и Клер Эстажо. Им сообщили, что тела будут эксгумированы немедленно, на рассвете, для дополнительного исследования.
Людивина изложила свою теорию Торранс и генералу де Жюйя. Ей приходилось вести похожее дело: извращенец насиловал и отмывал тела жертв хлоркой. Людивина тогда выяснила, что в фаллопиевых трубах можно найти ДНК, несмотря на отбеливатель. Они хорошо защищены, расположены глубоко и довольно быстро впитывают сперму после эякуляции. Сколько бы отбеливателя ни влили во влагалище, сперма остается нетронутой.
Ксавье Баэрт – сексуальный садист. Он насиловал женщин, превращал их в неодушевленные предметы ради своего удовольствия, и только когда приходило время избавиться от них, вводил внутрь замороженную сперму деда. Ставил семейную подпись.
Если они сумеют найти его ДНК хотя бы в одной из жертв, связь будет установлена. Они получат улику и арестуют его.
Это не поможет найти Хлою, но они хотя бы убедятся, что негодяй не окажется на свободе уже в эту субботу.
Ради Хлои доверься Сеньону и остальным. Теперь это их работа. Они на ринге.
Они всё найдут.
Майор привел Людивину в казарму из тесаного камня.
– Мы не проводим вскрытия на месте, – сообщил он, – но генерал попросил нас взять образцы очень быстро. Здесь это попроще, чем договариваться с университетской больницей Бордо об аренде прозекторской. Но мы соблюдали все правила…
Людивина жестом дала понять, что ей все равно и надо идти дальше. Ларошфуко указал на дверь в конце коридора.
Два тела лежали рядом на отдельных столах, в транспортных мешках на молнии, сияющих белизной под мощными неоновыми лампами. Ее поприветствовал лысый коротышка с живыми глазами и внешностью марафонца. Безупречно-белый халат не оставлял сомнений касательно его должностных обязанностей.
– Доктор Мелен, – представился он. – Мы готовы начинать.
Его ассистент, верзила, похожий на панка в костюме медбрата, помог открыть мешки и подготовить тела. У него было столько дырок от пирсинга, что казалось удивительным, почему он не протекает. Наблюдая за его действиями, Людивина задавалась вопросом, надевает ли он снова все эти цацки, закончив работу, или переучился и отказался от племенных украшений. Дырки зияли повсюду. Мочки сильно вытянуты. Брови, щеки, нос и губы изъедены круглыми шрамами, словно он переболел черной оспой.
Анн и Клер хорошо сохранились, если не считать запаха гнилого мяса, прогорклого железа и кислоты, от которой щипало в носу. У Людивины от этого запаха побежали мурашки по коже.
Восковая кожа таяла по мере обезвоживания. Местами трескалась. Волосы стали сухими и ломкими. Перед погребением их подкрасили, но в могиле они поблекли, словно акварельные пигменты выцвели до зеленого и коричневого. Ассистент расстегнул брюки Анн, и ее таз издал неприятный глухой звук. На ней не было трусиков – бальзамировщик не захотел утруждаться.
Людивина решила вмешаться.
– Не будем досаждать им своим присутствием, – сказала она. – Их память оскорбили и без нас. Мы с майором подождем в коридоре. Сообщите, когда закончите.
Никогда раньше Людивина не отступала. Она видела больше вскрытий, чем требовалось, чтобы доказать свою стойкость. Но нынешнее было особенным. Она знала, что произойдет дальше. Две обнаженные женщины на столах под безжалостным светом. Патологоанатом вскроет низ живота, чтобы добраться до гениталий. Она помнила эти звуки и запахи. А Харон и без того ужаснул ее, так что хватит. Ну и для Анн и Клер так лучше – приватная медицинская процедура, только они и специально обученный персонал.
Мелен вышел через час, держа в руках два пакетика с маркированными пробирками.
Ларошфуко забрал их.
– Это моя обязанность, – заявил он, шевеля густыми усами. – Я сам отнесу все в лабораторию.
– Недавно отправили сравнительный образец главного подозреваемого, мои коллеги из ПО подтвердили это утром.
– Если это он, мы скоро все узнаем.
– При условии, что в трубах обнаружился генетический материал, – вмешался доктор Мелен. – Я взял образцы, но не могу гарантировать, что ДНК там есть.
– Когда можно ждать результата? – нетерпеливо спросила Людивина.
– Приказы поступают с самого верха, – напомнил майор, – значит все сделают сегодня. До вечера.
Она протянула ему визитку:
– Пожалуйста, позвоните, как только узнаете.
Мелен вернулся к трупам, майор поспешил во двор, и Людивина осталась одна.
Дело было сделано.
Она чувствовала опустошение. Не осталось никаких конкретных целей.
На глаза почему-то навернулись слезы, она разрыдалась и никак не могла остановиться.
Горячие слезы. Слезы вины, тоски, разочарования. Слишком большая эмоциональная нагрузка.
Утешало лишь то, что ее никто не видит. Она спряталась тут, словно умирающий зверь.
Это напомнило Людивине стихотворение, которое все время читал один из сыновей Симановски. Забавно.
53
Запах сосен и морских брызг, которые срывались с гребней волн, пошел ей на пользу. Людивина гуляла по деревянному променаду вдоль пляжа в Лакано-Осеан. Она ехала сюда и думала об одержимости Жана Симановски серфингом. Катается ли он теперь, став Ксавье Баэртом? Может, он хочет утопить в море свою истинную сущность? Что, если скольжение по воде позволяет заглушить жажду крови, крики женщин? Обретает ли он на доске равновесие, которого лишен в жизни?
Зарыв ступни в песок, Людивина съела панини, потом мороженое, потом еще блинчик. Она заполняла себя. Я заедаю тревогу.
Она пожалела, что не взяла спортивный костюм и кроссовки, чтобы долго бегать по прибрежным тропинкам. Это вымотало бы ее и заняло ум, который зациклился на одной теме.
Марк перезвонил – утром она безуспешно пыталась с ним связаться.
– Ты хотела сказать, что едешь домой? – первым делом спросил он.
Его слова застали ее врасплох. Домой. Ужасно глупо – и она тут же отругала себя, – но это ее надломило, горло перехватило, на глаза навернулись слезы.
– Ты меня слышишь? – встревожился он.
Людивина глубоко вздохнула, чтобы успокоиться, и сделала вид, будто все в порядке.
– Да, извини.
– Эй, что с тобой?
Он просчитал ее за два слова. При других обстоятельствах Людивина вспылила бы, но сейчас почти гордилась, что любимый человек так легко ее понимает.