– Ну вот, любуйся, – сказала Арина.
Вышли из машины.
– Спасибо, – выдохнул Стив.
Когда часа три назад по пути на кладбище он рассматривал дом из-за ветхого того забора (то бишь со стороны улицы Осипенко), обращала на себя внимание просторная веранда, дом оттуда не казался «будкой». Он и отсюда не казался «будкой», но не потому, что здесь тоже была веранда – она была небольшая, гораздо меньше, чем та, – а потому, что под «будкой» Стив понимал нечто другое – скорее вытянутое в высоту, чем распространенное по ширине и долготе поверхности. Если дом внешне и напоминал будку, то будку, положенную набок. Будку, положенную набок, с пристройками.
Перед окнами рос куст шиповника. На крыльце лежали желтые листья. Между двух сосен была натянута веревка с бельевыми прищепками. Устройство для умывания, именуемое рукомойником, было приделано к третьей сосне, ближайшей к дому. Под кривоватым дачным столиком, накрытым клеенкой, Стив заметил ржавый, покореженный мангал – наверное, очень старый, но вряд ли когда-нибудь принадлежавший Анне Андреевне. Все говорило о том, что дом и сейчас обитаем.
Арина подошла к столику и стала стряхивать рукой сосновые иголки с клеенки. Коля, глядя себе под ноги, поплелся к забору в траву – он хотел найти еще один гриб. Приближался Влад, закрывший ворота:
– А ведь нет никого! Конец сезона!
– Не кричи, – сказала ему Арина. – Зачем кричать?
– Смотрите, – сказал Влад, понизив голос. – Все дачи пустые. Литфонд, а не могут сторожа нанять. И сколько же она тут жила?
– Достаточно долго, – сказала Арина.
Стив знал точно:
– Десять лет. С пятьдесят шестого по шестьдесят пятый. Последние десять лет жизни.
И тут же поспешно уточнил:
– Десять лет, но не зим.
– Разумеется, – пробормотал Влад. – Это летние дачи.
Сопровождаемый Владом и Ариной, Стив обходил дом посолонь – posolon, по часовой стрелке – clockwise. Он пожирал глазами все, что видел, любую деталь: окно на чердак, две обитые железом трубы, кривые березки и стройные сосны, окружавшие дачу, а также редкие пни – stumps.
– Третье крыльцо, – удивился Стив.
– Запасное, – сказала Арина. – Сейчас в этих домиках по два писателя живут. Каждому по крыльцу, и одно общее. Так у всех.
– Двенадцать писателей на шесть будок, – сосчитал Влад.
– Будка только у Ахматовой, – сказал Стив.
– Да они тут все одинаковые.
– Нет, – настаивал Стив на своем, – только Ахматова называла свой дом будкой. Теперь это историческое название.
Подошел Коля, он держал гриб:
– А как по-английски «будка»?
– Если говорить kennеl или sentry-box, в данном случае будет неточно. Это все-таки не собачья будка и не караульная будка… Поэтому я перевожу так: budka.
– А правда по-английски дача так и будет дача?
– Cottage. Но и dacha тоже есть. Это после Чехова, – сказал Стив.
– Значит, мы обменялись: вы нам коттедж, а мы вам дачу, – заключил Коля.
– Нет, нет. Это не обмен. В Англии не отказались от коттеджей, в России не отказались от дач. Правильно будет: мы поделились.
– Is it a dacha? – обращался Коля в пространство. – No, it is a budka.
Гриб у него был подберезовиком. Коля сказал:
– Подсосновник.
Помолчали.
– Вообще-то, – сказала Арина, – можем и внутрь зайти, если так уж вам хочется.
Стив не понял:
– Куда?
– Туда. Он ключи рядом с крыльцом прячет. Я знаю.
– Кто прячет ключи?
– Ну, тот, кто арендует эту часть дома.
Стив снова не понял:
– Простите?
Арина наклонила чурбан перед столиком – посмотреть, нет ли ключей под ним. Подвинула дощечку, зачем-то прислоненную к фундаменту.
– По-моему, – сказал Влад, – эта идея не очень хорошая.
– А по-моему, очень хорошая, – и просунула ладонь в щель под крыльцом, к ужасу Стива. – Посмотрим и на место положим.
– Нет, – воскликнул Стив. – Ни в коем случае! Это неправильно! Нельзя!
– Без паники, – сказала Арина, достав мобильник из кармана куртки. – Сергей Анатольевич, наши приветствия! Не сильно отрываю?.. Слушай, мы тут в Комарово рядом с тобой. С нами англичанин, ты, наверное, знаешь… Стив Роут, помнишь, на вечере… Да нет, он Ахматову переводит… Короче, я хочу ему показать… Под окном?.. А где под окном?.. Слева, справа?..
Она протиснулась между столиком и шиповником к стене дома и приподняла с земли край железяки, засыпанной мелкими веточками и сосновыми шишками, – там лежал полиэтиленовый пакетик с ключом.
– Ага! Спасибо! Нашла. Чао!
Сердце Стива сильно забилось. Он и представить себе не мог, что побывает в будке Ахматовой.
– Делов-то, – сказала Арина, открыв дверь. – Милости просим.
Вошли на веранду все четверо. Стив увидел старое дачное кресло, журнальный столик на трех тонких ножках. У стены стояло в собранном виде то, что называлось, как он знал хорошо, раскладушкой. На кухонной тумбе, похожей на ящик, располагались электрические плитка и чайник. Тщательно вытирая ноги о пупырчатый половичок из жесткого пластика, Стив разглядел веник, топор и резиновые сапоги, надо полагать, Сергея Анатольевича.
Как видно, веранда одновременно служила кладовкой и кухней.
Направо вела застекленная дверь – Арина открыла ее и посторонилась, приглашая Стива переступить первым порог.
Стив сделал шаг и оказался в комнате.
В комнате Ахматовой.
– Ну, проходи же, Стив, мы тоже хотим.
Но он оцепенел. Очнулся, когда его отодвинули в сторону.
Перед ним была печка-голландка, когда-то она грела Ахматову – Стив сожрал ее глазами немедленно; у противоположной стены стояли бок о бок два старых шкафа – Стив сожрал их глазами немедленно; стол у окна – Стив его сожрал, и еще раз сожрал, и еще раз глазами сожрал. Странно, что предметы не исчезли, – столь ненасытен и всепоглощающ был взгляд Стива. Арина с опаской следила за гостем.
– Тю-тю, – коснулась его плеча.
– Можно? – спросил Стив сдавленным голосом.
– Можно – что?
– Сесть на стул.
– Да кто ж не дает?
– За стол.
– Да садись на здоровье.
Стив сел.
Стул был старый, неустойчивый, аутентичный.
Стол был старый, письменный, аутентичный. С выдвижными ящиками. И перед окном.
Стив сидел за столом и смотрел в окно, как смотрела когда-то Ахматова.
За второй дверью – там, по-видимому, коридор (Стив помнил описание этого дома, богатого какими-то чуланчиками и закутками), за второй дверью отец и сын обсуждали рычажки электрораспределительного щита. «Мам, щелкни выключателем!» Стив слышал, как Арина щелкала выключателем за его спиной, но свет не зажигался. «Мам, а теперь?» – «Слушайте, оставьте в покое электричество! Еще светло».
– Какой ты впечатлительный, Стив.
Он сказал:
– Не представляю.
– Чего же ты не представляешь?
– Они здесь живут и работают.
– А, ты про этих. Так они на разных половинах дома. У Валерия Георгиевича большая веранда, но там печки нет. А у этого веранда маленькая, зато комната с печкой.
– Что же они пишут?
– Прозу пишут. Прозу обыденной жизни. – У нее защебетал телефон птичьими голосами. – Вот, легок на помине.
Стив перевел взгляд с раздернутой занавески на деревянный стакан, из которого торчали шариковые ручки – колпачки у них были явно обгрызены.
– Да, вошли, без проблем, спасибо, – говорила Арина. – Чай зеленый? В пакетиках?.. Так ты же электричество отключил… Ладно, разберемся… По-моему, да… По-моему, очень… На грани потрясения… Сидит за столом, кайф ловит… Туалет – это не главное, не переживай… А может, ему переночевать здесь, как думаешь?.. Очень остроумно. – Она вышла на веранду. – Нет, не со мной… Ты дурак?.. У меня, между прочим, муж здесь… И нам еще грибы дома чистить… Да, спрошу. – Появилась в дверях. – Стив, ты хочешь переночевать здесь?
Стив спросил:
– По-настоящему?
– По-игрушечному. – И в телефон: – Да, хочет. – И Стиву: – Только чистого белья нет. Есть одеяло и подушка.
– Я не буду спать, я буду бодрствовать.
– Он будет бодр… бодрст-во-вать… Зараза, не выговорить!..
– Мам, щелкни еще!
Арина протянула свободную руку к выключателю, и свет на сей раз в самом деле включился – прямо над Стивом зажглась подвешенная к потолку лампочка.
Стив боялся поверить в происходящее – to believe in what’s happening. Все это походило на жестокий розыгрыш. Разговор телефонный, между тем, продолжался, но теперь Арина ограничивалась короткими ответными репликами, а в основном слушала. По ее «ну да», «о’кей», «само собой разумеется» Стив догадывался, что даются ей наставления. Отец и сын перемещались по комнате, трогая что-то и передвигая. Они то входили, то неведомо зачем выходили, то в одну дверь, то в другую. Наконец Влад бесцеремонно сел на кровать, покрытую шерстяным одеялом, – на старую деревянную кровать как бы с аутентично лакированными и обшарпанными спинками… – у Стива на душе защемило. Но он вспомнил, что кровати у Ахматовой не было здесь, а был здесь, он читал когда-то, матрац на кирпичах, и сразу как-то отлегло.
– Слушай, повтори ему сам, – сказала Арина и передала телефон Стиву.
– Здравствуйте, Стив. Никаких особых правил нет. Пожалуйста, не забудьте завтра перед отъездом положить ключ на место. Не знаю, открыта ли со стороны коридора дверь к соседу, туда заходить нельзя: это чужое. Ночью будет холодно, вы умеете топить печь? Дрова лежат за плитой на общей кухне, вход со стороны коридора. Надеюсь, плиту вы разжигать не будете (Стив тут вспомнил о второй трубе на крыше), ее сто лет никто не топил. Что касается печки, Стив, тяга отличная! Будьте осторожны, задвижку уберете, когда прогорят угли, иначе вы угорите. Вы знаете, что такое задвижка? Вода в колодце отличная, питьевая, но рекомендуется кипятить. Не отпускайте ручку, пока не взяли ведро, иначе ведро полетит вниз и вас ручкой ударит. Сообразите. И что касается еды. Ну там только чай зеленый в шкафчике, и, кажется, всё. Рекомендую сходить в магазин на станцию. Сковородка, кружки там, вилки, ложки и тому подобное – всё на веранде. И да – перед уходом отдерните занавески, пожалуйста. Это для того, чтобы наркоманы видели, что в комнате нет ничего ценного. На ночь занавески я лично задергиваю. Но это как вам нравится. Вы же за впечатлениями приехали, не так ли?