– Так! – ответил Стив живо. – Я буду всю ночь работать с Ахматовой!
Магазин закрывался через полчаса.
Стива подкинули. («Мы тебя подкинем», – сказала Арина, и Стив подумал, что этот глагол очень правильный: состояние легкой подкинутости уже давно располагало Стивом.)
Все торговые точки в Комарово рядом с платформой – здесь попрощались. От грибов к ужину Стив категорически отказался и не захотел слушать, как надо готовить грибы. Уже потемнело порядком. Семья грибников в самом что ни на есть приподнятом настроении отправилась в город, а Стив, слегка обалдевший, смотрел им вслед – как они поворачивают на Привокзальную улицу и уезжают по ней в сторону железнодорожного переезда. Через минуту Стив обнаружил себя у дверей одноэтажного домика с белыми стенами и красной крышей – это был магазин «Продукты».
Подкинутый Стив тут вспомнил слово «подкидыш». Как раз про него. Большой комаровский подкидыш. Откроется дверь магазина «Продукты», выйдет хозяин и крикнет жену, они оглядят Стива-подкидыша, возьмут его под руки и заботливо введут в магазин.
Этого не случилось.
Он смело вошел в торговый зал магазина «Продукты», но тут же остановился, чтобы сосредоточиться и понять, чего же он хочет.
Стив был голоден, он с утра ничего не ел, и всё же, несмотря на аппетит, он строго определил себе иметь умеренный ужин. Кроме того, он решил ограничить себя выбором аутентичной еды, отвечающей исключительности обстоятельств.
– Эти огурцы соленые? – спросил Стив, показывая на банку на полке.
– Маринованные, – ответила продавщица.
– А есть ли соленые огурцы?
– Есть квашеная капуста.
– Очень хорошо, – сказал Стив.
Продавщица поставила на прилавок небольшой контейнер с квашеной капустой, круглый и, если быть точным, четырехсотпятидесятиграммовый. Too much, – подумал Стив, но тут же отогнал эту внезапную мысль.
На витрине он разглядел плавленые сырки, один из них назывался «Дружба». О «Дружбе» Стиву доводилось читать у Довлатова и других авторов, но он никогда не пробовал «Дружбу». От одного лишь вида плавленого сырка потекли слюнки – it made his mouth water. Попросил «Дружбы» две штуки.
«Черный хлеб», – вспомнил Стив, без чего нельзя. (Именно черный. Или иначе – ржаной.) Ему дали полхлеба, минимальную расфасовку.
Тогда Стив спросил:
– Есть ли баранки?
– Баранок нет, бублики есть. Последний остался.
– Могу ли я на него посмотреть?
Продавщица надела на правую руку прозрачный полиэтиленовый мешочек, словно это была варежка или перчатка, взяла из коробки бублик и молча показала Стиву.
– Это бублик?
– А что же еще?
– Это мак?
– Берете или не берете?
– Конечно, беру.
Еще он взял бутылку простой питьевой воды, потому что, вспомнив об электрочайнике, передумал кипятить колодезную воду для остужения и помышлял ее кипятить только для зеленого чая. Он также положил себе обойтись без электроплитки – отчасти этим определялся выбор продуктов. Он был очень доволен тем, что отказался от грибов, которые ему предлагала Арина: никогда прежде грибов не жарил и не хотел теперь осквернять дачу Ахматовой неумелой поварской колобродицей.
Продукты ему сложили в полиэтиленовый мешок без картинки, с ним он и вышел из магазина.
Вздохнул полной грудью.
Стив не то чтобы оттягивал предбудущие ощущения – …ushchie-oshchushche… – но Стив был отчаянным кофеманом, а тут за невысоким заборчиком столики под зонтами и вагончик круглосуточного кафе возникли перед глазами Стива. Требовалось окончательно собраться с мыслями, а для этого очень хорош интернет за чашечкой кофе.
Стив сам не знал, дорого ли ему сейчас это ощущение нереальности – возможно, нет, и тогда он нуждался в простых подтверждениях наличия под подошвами тверди, в предметах – весомости, в пище – вкуса и в частности в кофе – аромата и крепости, но никак не горьковатости, ценимой российскими потребителями; а может быть, да, и тогда эта зыбкость, тревожащая душу… тут он терял мысль. Мимо проходил товарный поезд, он был одновременно реален и нереален – что может быть очевиднее грохочущих вагонов-цистерн? – но поезд был бесконечным, действительно бесконечным, вагоны все шли и шли, шли и шли, шли и шли, и в какой-то момент Стив сказал себе: «Не может быть» – в тот же миг состав прекратился.
Самым фантастическим было то, что он сидел за столиком в этом придорожном монрепо с чашечкой эспрессо перед собой и ключом от дачи Ахматовой в кармане.
Он набрал заветное: «будка Ахматовой», – посыпалась лавина ссылок. «Ахматовская “будка” не может стать музеем…» «Петербургские писатели опасаются за сохранность дачи…» Стив узнал, что несколько лет назад домик Ахматовой ограбили – унесли старый сундук, хранившийся на чердаке. А кроме того, на этот мемориальный объект регулярно покушаются некие коммерческие структуры. Стив не вдавался в подробности местных склок, его больше заинтересовало сообщение Светланы Крючковой.
Актриса Светлана Крючкова рассказывала: «Мы снимали в “будке” фильм об Ахматовой. И знаете – я все время чувствовала ее присутствие».
Стив не видел этого фильма и не знал, как выглядит актриса Крючкова, но Крючкова играла Ахматову, а Стив Ахматову хорошо представлял. Он и Крючкову теперь представлял похожей на Анну Андреевну. Для пущей убедительности Стив простым движением пальцев увеличил размер шрифта на экране. Во время съемок актрисе казалось, что кто-то подсказывает ей текст роли. А вот еще: двое из съемочной группы – «двое наших мужчин», как назвала их Крючкова, – захотели переночевать в будке – обоих донимали таинственные шорохи, а одного подбросило на кровати.
Так и сказано: «…подбросило на кровати».
Стив поднял глаза: к нему подходил человек в тюбетейке. В одной руке он держал бутылку, в другой – башенку взаимовставленных одноразовых стаканчиков.
– Хвост поверху. Не унывай. Уныние – грех.
– Это не так, – ответил Стив.
– Не грех? – удивился Тюбетейка. Он улыбался, его глаза выражали заботу.
– Я не унываю. И не пью, – поспешил добавить Стив, потому что он увидел, как Тюбетейка отделяет пластмассовый стаканчик от прочих, вложенных друг в друга. Получился даже не один, а целых три неразлепленных стаканчика – был бы один, ветерок мог бы сдуть его со стола, а утяжеленную комбинацию из трех он лишь опрокинул. Строенный стаканчик совершил полукруг по столу и уткнулся в блюдце с чашечкой кофе. Не надо было поднимать, а Стив поднял и поставил и, хуже того, придержал рукой на столе, чтобы не опрокинуло снова.
Тюбетейка плеснул ему водки.
Стив отдернул от стаканчика руку, словно отклонив угощение, но было поздно уже – стаканчик, наполненный на треть, больше не боялся ветерка.
– Будем живы, – сказал Тюбетейка.
– Я много не пью, – принужденно чокнулся Стив и сделал маленький глоток.
– А я неделю уже. Скоро конец. Ты где живешь? Я – на проспекте Ветеранов. Недалеко от торгового центра. А ты?
– На улице Рубинштейна.
– Ты знаешь, кто такой Рубинштейн? Ты слышал оперу «Демон»?
– Я слышал оперу «Демон».
– Где ты мог слышать оперу «Демон»?
– В записи семьдесят четвертого года.
– Ты из какой страны?
– Акцент? – спросил Стив.
– Видно же.
– Из Англии.
– Бекингем, – сказал Тюбетейка. – Только не говори мне, что Нельсон великий адмирал. Британский флот – это миф. Вспомни Нахимова. Испанский – тоже миф. Потерять Великую армаду… Голландский – ничего не скажу. Но все в прошлом.
– Я пойду, – сказал Стив.
– Подожди. Можно тебя попросить? У меня в лесу машина стоит. Мне не выехать. Видишь какой. Ты сможешь. Отвези меня в город, на проспект Ветеранов, пожалуйста. Я покажу дорогу.
– Я без прав, – сказал Стив.
– Я тоже без прав.
– Я не вожу.
– Совсем?
– В России – совсем.
– Почему?
– Много сумасшедших на дорогах.
– Это да. Но мы с тобой тихо.
– И потом, я уже выпил.
– Это не считается.
– Считается. – Приподняв стаканчик, Стив провозгласил: – На здоровье.
– За здоровье, – поправил Тюбетейка. – Почему вы все говорите «на здоровье»? За здоровье!
Выпили, причем Стив теперь уже до конца – он теперь точно не сядет за руль.
Он знает, как надо. Он просто оговорился.
– В остальном отличный русский язык, – сказал Тюбетейка.
– Моя бабушка русская.
– Я сам наполовину еврей, – сказал Тюбетейка. – Жаль, что мы не встретились раньше. Значит, не повезешь?
– Нет, – сказал Стив.
– Пойдем тогда к Веронике.
– Нет, – сказал Стив.
– Ты знаком с Вероникой?
– Нет, – сказал Стив.
– Ее знают все. Вероника Репинская. Идем. Ты ей понравишься. Увидит – упадет.
– Нет. У меня другие планы.
– Не шути, – сказал Тюбетейка, он достал телефон, стал, путаясь, набирать.
– Я не пойду.
– Пойдешь. – Набрал. – Здравствуй, красавица. Узнаешь? Как дела? Все мысли только о тебе. Тут рядом сидит, нет, увидишь – упадешь. Англичанин. В очках. Нет, без очков. Он хочет тебе сказать кое- что. Я трубку даю, – дал трубку Стиву.
Стив встал: он говорил с женщиной.
– Здравствуйте, Вероника. Это недоразумение. Мне нечего вам сказать…
– Во-первых, я не Вероника, – сказала трубка усталым женским голосом, – во-вторых, вы пьете с Игорем, скажите мне, долго ли он собирается быть в Белоруссии. Он обещал приехать в понедельник. Сегодня четверг.
– Секунду, – сказал Стив. – Он сам ответит.
Стив протянул телефон Тюбетейке:
– Спрашивает, когда ты вернешься из Белоруссии.
– Это кто?
– Вероятно, жена.
– Чья?
– Вероятно, твоя.
– Мы же договаривались, ты мне сюда не будешь звонить. Это дорого, ты забыла?
Стив взял пакет с продуктами и пошел прочь. Он слышал еще:
– Я тебе сам позвоню, мы же договорились… В понедельник не смог… А сегодня вторник еще…
А может быть, действительно вторник, и Комарово находится где-нибудь в Белоруссии?.. Магазин уже был закрыт, лампа на столбе освещала каменную стену, за которой пряталось что-то архитектурно-строительное – не то вилла, не то терем. Стив шел медленно, не совсем уверенный в правильности направления. Проход вдоль стены вывел на Морскую улицу – ее пустынный вид оживляла фигура единственного пешехода. Пожилой мужчина в длинном плаще ковылял в направлении станции и тянул за собой сумку на колесиках. Под его ногами суетилась короткая тень, сначала она от него отставала, а теперь захотела его перегнать – здесь, под уличным светильником. Стив разглядел лицо человека и сразу расхотел спрашивать, как отсюда попасть в Кудринский переулок. Что-то подсказывало ему: торопиться не надо. Он как будто боялся загубить поспешным движением зыбкую логику невозможных обстоятельств – вот он придет, а ключ откажется проникать в замочную скважину, или еще лучше – будки Ахматовой не будет на месте. Из двух возможностей – «будки Ахматовой не будет на месте» и «в будке Ахматовой ночует Стив» – ему самому менее фантастической казалась первая.