Испытание турбин
Разбираю старые заметки (на «бумажных носителях»). Встречаются удивительные, а обстоятельств записи вспомнить не могу. Вот, например:
«Рассказал, как бросали куриц в турбину. Один раз бросили замороженную, и пришел турбине кердык».
Кто это мне рассказал? Когда? Что-то из области авиастроения?.. Про что это?
Ток-шоу
Проснулся перед включенным телевизором. Мои уже спали. Показывали ток-шоу, с Нагиевым. Толстая, старая, дремучая бабища, держащая белый веер, хвасталась молодым супругом, он сидел рядом с ней и говорил, что брак у них по расчету – за каждый месяц жизни с ней он получает квадратный метр жилплощади. Тут же присутствовала якобы ее дочь, она кричала: мама, с кем ты связалась, ты слышишь, он даже ничего не скрывает! Тут они стали обсуждать взаимоотношения его и ее, знает ли он, что она любит больше всего на свете, он сказал, что больше всего на свете она любит макароны, – о да, я люблю макароны, созналась бабища, я хочу, чтобы их было много, хочу в них купаться. Нагиев сказал, что у них все предусмотрено, вот сюрприз. Двое внесли в студию ванну с макаронами. Бабища завизжала от восторга и под возгласы дочки «мама, ты просто дура» стала раздеваться. Оставшись в черной комбинации, она потопала к ванне, перешагнула через край и села в макароны, это было встречено дикими аплодисментами публики. Пока она плескалась в макаронах и пела: «Я очень люблю макароны, я очень люблю макароны!», ее молодой партнер торопливо раздевался до пояса. Он тоже полез в ту же ванну, в брюках. Нагиев призывал и дочку последовать их примеру, но та заорала: нет, нет, ни за что! Те же двое окатывали друг друга макаронами, на голове у героини лежали макароны. Визг, восторг, конец передачи. Мне хотелось протереть глаза. Я был трезв (уже), и это не было плодом моего воображения.
Плохая погода
Звонит Коля Федоров: «Смотри, проспишь Божье Царство (так бабушка его говорила). Спишь, спишь, а тут Цветкова убили». Кто такой Цветков? Губернатор Магадана, оказывается. Его застрелили на Новом Арбате, в центре Москвы. Золото, рыба, нефть. Первое убийство губернатора, до сих пор не поднимались выше вице-.
Улица. Двое навстречу – поравнялись – расходимся. Услышал, как один вяло спрашивал у другого: «Не знаешь, снайпера не поймали?» – Это о маньяке-снайпере в пригородах Вашингтона (недавно застрелил, кажется, десятого). Обсуждается на наших улицах. Их маньяк!
(А почему бы не обсуждать, если они даже специально спутник запустили, чтобы отслеживать все перемещения в округе Вашингтон?)
В Публичке нельзя получить «Красное колесо», ни одного тома. «Перевозится в другое здание».
Зачитался библиографией Солженицына.
Пасмурный день был. К ночи снег пошел, мокрый.
Пожелание
Сон тяжелый, мрачный, с каким-то как бы преступлением, что ли, и я причастен к этому делу, сам же я пьян во сне. Запомнилась лишь последняя фраза – некто мне говорит: «Желаю, чтобы ты это забыл, когда проснешься». Я и забыл, тут же проснувшись.
Про Довлатова
Главным редактором был Святослав Владимирович Сахарнов. Он один из немногих в «Костре», о ком Довлатов отозвался по-доброму. Мне кажется, Сахарнов это помнил всегда и хотел ему отплатить тем же. В преклонном возрасте, через пятнадцать лет после смерти Довлатова, он мне говорил:
– Да я и не замечал его. Молчаливый был, не выпячивался. Написал статью, что-то там про Дюма. Принес, мне понравилась. Конца только нет. Я попросил конец переделать. Он ушел, переделал.
Колдовство
Мне известен только один достоверно успешный пример применения креативной магии.
Берется кусок говна (натуральный кусок говна – отнюдь не в метафорическом смысле) и помещается в музейном пространстве.
Некоторое, достаточно большое число посвященных произносят – хором и по отдельности – малопонятные за пределами данного круга лиц заклинания трансфигурации.
И – о чудо! На наших глазах кусок говна превращается в произведение искусства!
Истребление памятников
Идолоборчество – то же, что и идолопоклонство, только с другим знаком.
Коллективный Чикатило-идолоборец, взяв инструмент, идет на охоту.
Есть сексуальное извращение сродни пигмалионизму, только круче – коллективно насиловать монументы, испытывая солидарное наслаждение.
Праздниковедческое
В Англии вчера сжигали чучела Гая Фокса. Пытаюсь представить у нас подобный праздник: чучела Степана Халтурина сжигаются повсеместно, пекутся в память о спасении царя пироги. Ладно, Халтурин все-таки, в отличие от Гая Фокса, подпалил фитиль и действительно угробил неповинных людей. Ну, тогда нам, возможно, было бы правильнее сжигать чучела Александра Ульянова и всенародно веселиться, вспоминая обстоятельства его казни.
А поскольку «пороховой заговор» в историческом отношении вообще событие очень сомнительное, лучший аналог английскому празднику мог бы таким быть: ежегодные народные ликования в честь процесса над участниками право-троцкистского блока с карнавальным сжиганием чучел Бухарина и Рыкова, например.
Деревня: летнее
Холодильник на веранде, на нем резиновая перчатка. Без перчатки нельзя открывать – ручка бьет током.
На столе большая кастрюля черники. Ешь не хочу.
Ташка прочитала «Анну Каренину» (трудно читается) и «Что делать?» (сны смешные). Митька – «Мертвые души»: «Дурацкая книга, ничего не происходит». Не «Гарри Поттер». Читал, однако, внимательно, – я протестировал; помнит, как звали одного из сыновей Манилова.
Жарко. Дождя здесь не было. Яма почти пересохла.
С Ташкой и дедом отправились рыбу ловить на Дальние Камни. Коту наловили уклеек.
Старики вспоминали цыгана Романа – как дед учил его, восемнадцатилетнего, азбуке и счету, а когда тот смог сосчитать в магазине рубли (тогда еще был здесь магазин), ему сказал кто-то: с ума сошел, ты же белобилетник, тебя теперь в армию заберут! – и он, испугавшись, прекратил учебу.
Ночью крысиные бои над нами – мы с Митькой спим в сарае; не спим то есть. Громыхаем. Нас не боятся. Выскакивают из щелей по одной – и сразу обратно. Писк. Кажется, одна партия пришла мочить другую.
Утром дед объяснил: «Так у меня там мешок комбикорма». Стало быть, со всей деревни идут отрядами.
Одна попалась в крысоловку. Тут же была извлечена и брошена на дорожку. Мгновенно появился кот, схватил – и с глаз долой. Сволочь какая. Живых бы ловил.
День. – Кабаньей тропой за речку Ливицу (почти пересохшую). Даже поганок нет. Возвращались через Машихино – Митька наступил на гадюку. Обошлось.
Сон в сарае. – Будто бы мы – дед, Митька и я – переходим Ла-Манш по висячему мостику. Сильный ветер, мостик качает, закручивает. Я посмотрел вниз и увидел, как дышит морская поверхность нелопающимися пузырями. Не дошли – решили вернуться.
Копчение рыбы. Родители прочитали поэму Григорьева – про доску, как мы ее купили на Сенной у бомжа, мемориальную, с места дуэли Пушкина – дед поражен.
Ташка кормит цыплят, поливает из шланга задумчиво огород, разговаривает с котом, который ловит гусениц.
Марина
Общее впечатление: не может быть, невозможно поверить. Как это? Была и нету. Уже приплывали, были видны огни города. Все были на борту, радовались, что скоро берег. Особого шторма не было. Никто не видел, как ее не стало. Была – и не стало. Никто не знает, что произошло. Ветка сказала, что поймала себя на мысли: вот Марина приедет и все расскажет, – чуть не сорвалось с языка, говорит.
Она любила смотреть на бегущую воду. У нас в Самлово ее любимое место – у ручья, в овраге. Могла три тарелки мыть час, потому что не хотела отходить от ручья.
Когда несколько лет назад ей угрожала операция на мозге (все обошлось – ничего не было), она сказала Коле (при Вете): «Стану овощем – из больницы меня не забирай, а детям скажи, что летела на самолете и самолет упал в море».
Вот и имя – Марина.
Вертолет, на котором должна была лететь, но в последний момент вся их съемочная группа почему-то пересела на другой. А этот рухнул потом на землю. Была первая катастрофа в серии вертолетных. Передали в новостях. Она позвонила нам, живая, из Хатынги, и попросила отправить кому-то во Францию телеграмму, что живы, связи прямой с Францией у них не было; мы с Веткой ночью пошли на вокзал, там работал телеграф. Это было в середине девяностых.
Машина – в прошлом году; «не подлежит восстановлению», в лепешку; Марина осталась жива.
Все ей надо было сразу, все у нее получалось. Захотела – и получилось. Быстро жила. Объездила полмира. Была на Северном полюсе несколько раз, в пустынях; в Сибири искала метеориты; в Европу, как домой, каталась. У нее были друзья по всему миру.
Летом она через меня разыскивала московских писателей-маринистов; кто-то из них написал книгу о гибели «Курска». Помню, говорила, что поедет на Север, будут снимать фильм о гибели «Курска». Ветка не знает, что они делали в море, не спрашивала. Я так полагаю, снимали фильм о гибели «Курска».
Ветка не пила. «Как же я буду пить, если я не верю?»
Принесла ее фотографию. Ветке она казалась человеком «понятным», мне тоже. Ветка знала наперед, что она скажет. И вот ее нет – и тайна.
Я посмотрел в дневнике – последний раз я ее упоминал три года назад; она спрашивала меня, кто раньше был генсеком – Андропов или Черненко, а я зачем-то записал это. И за три года о ней ни слова. Это было 17 сентября – ровно три года назад – день в день. День в день! Что это значит? Ничего. Ничего абсолютно не значит.
20 июля 2002 Самый невероятный день
Вот что было вчера.
Вчера я оказался у ангела на Александровской колонне.
После «Борея» мы поехали к Налю Подольскому – Паша Крусанов и я. Я был не прав. Я должен был встретить вечером жену на Сенной площади – согласно нашей условной договоренности. Она должна была позвонить мне на мобильник. Она работала с туристкой из США, инвалидом. Я знал, что они будут в Эрмитажном театре, не знал – во сколько.