Постскриптум. Поможет ли России Путин? — страница 31 из 75

Второй важнейший вопрос относился уже к геополитике: какую роль будут играть Соединенные Штаты в современном мире? На форуме не было ни одного представителя администрации США, за исключением главного советника Обамы по экономике Ларри Саммерса. Все остальные были заняты домашними делами: их накопилось в Америке так много, что администрации Обамы было не до Давоса. «Означает ли это, что США сегодня слишком ослаблены и слишком заняты собственными проблемами, чтобы осуществлять эффективное глобальное лидерство? И в случае, если США не способны вести за собой мир, то какие другие державы смогут вместе решать наиболее сложные глобальные вопросы?» — задавался вопросом обозревать «Файнэншл таймс» Гидеон Рахман.

Вопрос действительно не праздный. Благодаря гигантским финансовым вливаниям из бюджета американская экономика к концу 2009 года зашевелилась. Но Барак Обама уже признал: дефицит бюджета США в 2010 году достигнет полутора триллиона долларов! Это рекорд — такого дефицита у Америки еще никогда не было.

«Год тому назад участники Давоса широко приветствовали избрание Обамы, называя это лучом света в темные времена, наступившие для международных отношений. Сейчас, двенадцать месяцев спустя, многое изменилось… А сам г-н Обама как-то уменьшился в объемах», — писал Гидеон Рахман.

И действительно: с президентом США даже на Западе связывают сегодня гораздо меньше надежд. Ему уже не столько аплодируют, сколько сочувствуют. Это не означает, что Америка уходит с позиции мировой державы номер один, но означает, что ей приходится действовать в условиях дефицита — и не только бюджетного, но и дефицита сил и возможностей. «Это ужасно — быть президентом в эпоху дефицита всего, и прежде всего — финансовых средств», — в сердцах сказал мне мой старый знакомый, обозреватель «Нью-Йорк таймс» Том Фридман. А Майкл Эллиот, главный редактор международного издания журнала «Тайм», высказал мнение, что «Америку будут по-прежнему просить о том, чтобы она поддерживала мировую стабильность — даже в то время, когда ее экономическая мощь относительно уменьшается. Это крайне сложный политический кульбит — ведь США вполне могут обмануть ожидания».

Третий ключевой вопрос — сможет ли Китай занять место Америки в качестве глобальной державы номер один? И если да — то когда? Некоторым в США уже мерещилось мрачное будущее: 2040 год, господствующий в мире Китай, отправляющий свои войска в самые разные районы земного шара, и пришедшая в упадок, загнанная на мировые задворки Америка, находящаяся по своему весу где-то между Бразилией и Аргентиной, и робко наблюдающая за ростом китайской мощи. «Я убежден: подъем Китая остановить нельзя. Не случайно президент Обама говорил: «Китай не согласится на второе место»«, — писал обозреватель газеты «Интернэшнл геральд трибюн» Роджер Коэн.

Наконец, в Давосе-2010 был зафиксирован конец так называемого Давосского консенсуса . «Давосский консенсус» состоял в том, что есть безусловные лидеры мирового развития — это страны Запада и примыкающие к ним государства, прежде всего Япония, и есть остальные, которые должны учиться у лидеров и следовать за ними. Этот западный консенсус не выдержал давления со стороны новых, растущих центров силы.

Конечно, утвердившиеся к концу XX века мировые лидеры — США, Европа, Япония постараются сохранить свои позиции. Америка по-прежнему лидирует в Давосе по числу своих представителей из сферы финансов и бизнеса.

Однако темпы перераспределения мировой мощи стали для многих неожиданными. В 1996 году, в труде «Столкновение цивилизаций», Сэмюэл Хантингтон писал, что Запад будет неизбежно утрачивать свою господствующую роль в мире, поскольку его относительный вес в мировой экономике, а значит — и политике будет неуклонно снижаться. Но это будет, как подчеркивал Хантингтон, долгий процесс. И до сих пор Запад делал ставку на длительность этого процесса. И вдруг, в последние год-два выяснилось, что этот процесс может быть не таким уж и долгим, а тенденция к падению удельного веса Запада в мировой экономике развивается ускоренными темпами.

Более того. Когда начинался кризис, многие западные экономисты говорили: поскольку рухнула американская экономика, то и Китай — как страна, сильно зависящая от экспорта в Америку, будет серьезно поражена кризисом. Невозможно, утверждали они, отделить американскую экономику от китайской, или китайскую от американской, они слишком тесно связаны. Но когда в 2009 году Китай показал 8-процентный рост экономики, выяснилось, что степень его зависимости от США хоть и высока, но не критична. И в Давосе был сделан единственно возможный вывод: раз один лидер идет вниз, то неизбежно появляются другие лидеры. Западу с этим крайне трудно смириться. И все же постепенно там начинают к этому привыкать. 

ДАВОС-2011: РОССИЯ УЖЕ НЕ «ЛОКОМОТИВ», НО И НЕ АУТСАЙДЕР

«В Давосе растущие экономики выглядят как новые хозяева мира», — написала во время форума мировой элиты в Давосе швейцарская газета «Ле Тан». Именно на новых лидеров экономического роста — и прежде всего Китай, Бразилию и Индию — в Давосе возлагали основные надежды. В то время как страны Запада пребывали в стагнации, именно от новых экономических локомотивов ждали, что они вытащат мир из кризиса. По прогнозу Всемирного банка, развивающиеся экономики, с их средними темпами роста в 6 процентов в год, должны были обеспечить 3-процентный рост всей мировой экономики в 2011 году.

Что касается перспектив стран Запада, то они были неясны. Европа, за исключением Германии и Польши, была еще далека от выхода из спада. В США вроде бы началось оживление, но, по мнению нобелевского лауреата, профессора Джозефа Стиглица, оно какое-то ненастоящее. «Нельзя говорить о выздоровлении, если не падает безработица», — убежден Стиглиц.

В ЕС обстановка была еще хуже. Политика жесткой экономии госрасходов, к которой, за неимением лучшего выхода, прибегали многие европейские страны, означала, что их подорванная кризисом экономика не получит финансовых витаминов, необходимых для возобновления роста.

Таким образом, мир оказался поделенным между странами, продолжающими страдать от кризиса, и странами, преодолевшими его. Россия не вошла ни в первую, ни во вторую категорию. Нам далеко до Китая с его 8 — 10-процентными темпами роста, но мы демонстрировали лучшие экономические показатели, чем все страны Евросоюза. В результате в Давосе-2011 на нас уже не рассчитывали как на один из «локомотивов» мировой экономики (хотя до кризиса нас ставили в один ряд с Китаем и Индией), но и не считали одной из «больных стран» современного мира, как Грецию или Ирландию. Скорее, Россию воспринимали как место, где в условиях посткризисного спада можно и нужно делать деньги.

На Давосский экономический форум Дмитрий Медведев отправился для того, чтобы убедить ведущие западные концерны вкладывать деньги в Россию и участвовать в ее модернизации. Тем более что в годы кризиса десятки, если не сотни миллиардов долларов зарубежных инвестиций ушли из России.

Задача осложнялась тем, что за два дня до открытия форума произошел теракт в Домодедово. Именно эта трагедия стала главной новостью «давосской недели» во всей мировой печати. «Смертоносная террористическая атака на крупнейший международный аэропорт России нанесла мощный удар по попыткам страны взять под контроль проблему внутреннего терроризма — и потенциально по надеждам привлечь в нее больше инвесторов», — так оценила последствия взрыва британская газета «Файнэншл таймс». Вместе с тем в Давосе признавали: в наше время такое могло случиться, где угодно — в Лондоне, Мадриде или Нью-Йорке. «В эпоху глобального террора сцены в московском аэропорту Домодедово выглядят, увы, как хорошо всем знакомые», — писала американская газета «Уолл-стрит джорнэл». А, по словам известного аналитика Роланда Нэша, «это была, прежде всего, трагедия человеческая, а не инвестиционная». В Давосе теракт в Домодедово был воспринят с большой тревогой, но не стал решающим фактором, повлиявшим на настроения зарубежных инвесторов.

В своем выступлении на форуме Дмитрий Медведев сделал упор на то, что, при всех ее трудностях и проблемах, Россия уже стала частью современной мировой экономики, и сформулировал линию, которую можно назвать политикой открытости для зарубежного бизнеса.

Тема Ходорковского, вопреки некоторым ожиданиям, которые были в России, и не только в среде либеральной оппозиции, но и в окружении самого Медведева, обсуждалась мало. Вероятно, потому, что накануне форума, в интервью телеканалу Блумберг-ТВ, Медведев фактически закрыл эту тему, весьма жестко ответив на вопрос о Ходорковском. Он заявил, что российские предприниматели и зарубежные инвесторы, нарушающие законы, могут разделить судьбу экс-владельца компании «ЮКОС» и американского финансиста Боба Мэддофа. Мэддоф, как известно, отбывает в США тюремный срок длительностью 150 лет за создание финансовой пирамиды.

Не всем эти слова пришлись по душе. Некоторые восприняли это как сигнал: в Россию идти еще рано. На этом настаивал, ссылаясь на смерть своего юриста — Сергея Магницкого — в Московском СИЗО, глава «Херитэдж кэпитл» Эндрью Браудер. И было бы неверно считать, что его предупреждения остались без последствий. Но в целом собравшиеся в Давосе западные бизнесмены — жесткие прагматики. Они могут сочувствовать Ходорковскому и быть критически настроены по отношению к российской власти, но не готовы оставить из-за этого перспективы выгодных проектов. Недавний новый вердикт суда по делу Ходорковского не помешал главе концерна «Пепсико» Индре Нойи и президенту фирмы «Боинг» Джиму Альбау — компаний, давно уже работающих в России, высоко отозваться о возможностях для инвестиций в нашу экономику. «В России мы русские, — заявила глава «Пепсико». — Мы намерены расти вместе с этой страной». Показательно и то, что на форуме главы «Роснефти» и американской «Эксон-Мобил» подписали крупный контракт о начале совместной работы над крупным углеводородным месторождением в Туапсинском прогибе, на Черном море. Соглашение предполагает первоначальные инвестиции со стороны «Эксон» в размере 1 млрд долларов.