Виола с Хильди так и чесали впереди, но теперь остановились: Виола глядела во все глаза, широко раскрыв от удивления рот.
– А што я тебе говорила, – прокомментировала довольная Хильди.
Виола так и кинулась к ограде перед домом и уставилась на строение, буквально пожирая его глазами: сначала всю металлическую часть, сверху вниз и обратно, потом сбоку набок. Я встал рядом и тоже смотрел, целую минуту не зная, што сказать (заткнись, а?).
– Говорят, лебедь, – буркнул я наконец, – што бы это такое ни было.
Она проигнорировала меня и повернулась к Хильди, так и сверкая глазами:
– Это что, правда «Экспансия-3500»?!
– Што? – это я.
– Старше, Ви-щен, – покачала головой Хильди. – «Экс-3200».
– Мы уже дошли до седьмых «Эксов», – заявила Виола.
– Ничуть не удивлена.
– О каком шлепаном дьяволе вы тут толкуете? – слегка взорвался я. – «Экшпанция»… чего?
– Овца! – где-то в отдалении бухнул Мэнчи.
– Это наш поселенческий корабль, – объяснила Хильди, будто удивившись, што я не знаю таких простых вещей. – «Экспансия», класс три, серия двести.
Я посмотрел на одну, на другую. В Шуме Тэма летел космический корабль, и его корпус спереди совпадал с домом, только перевернутым.
– А, да. – Я старался припомнить, о чем это они, и в то же время притвориться, што знал это с самого начала. – Вы же строили дома из первого, што было под рукой.
– Вот именно, щен, – кивнул Тэм. – А ежели было настроение, делали из них произведения искусства.
– Енто ежели твоя жена – инженер, который может заставить твои дурные скульптуры стоять стоймя, – заметила Хильди.
– А ты-то откуда все это знаешь? – требовательно вопросил я у Виолы.
Она вперила взгляд в землю.
– Ты же не хочешь сказать… – начал я, но осекся.
Я все понял.
Ну, естественно, я все понял.
Слишком, как водится, поздно, но все-таки понял.
– Ты – поселенец, – сказал. – Вы были новыми поселенцами.
Она так и продолжала таращиться в землю, но плечами пожала.
– …но ваш корабль, который разбился, – он слишком маленький для поселенцев.
– Это был только разведчик. Материнский корабль был «Экспансия», класс семь.
Тэм и Хильди ничего на это не сказали. Тэмов Шум светло сиял любопытством. От Хильди, понятное дело, не доносилось ничего, но я каким-то образом чувствовал… она знает, а я нет, Виола ей рассказала, но не мне… и пусть это из-за того, што я просто ее не спрашивал, но все равно на вкус это было так же кисло, как на мысль.
Я посмотрел на небо.
– Значит, она сейчас там? Твоя «Экшпанция», класс семь?
Виола кивнула.
– Вы привезли еще поселенцев. Еще больше народу в Новый свет.
– Все сломалось, когда мы разбились. Я никак не смогу с ними связаться. Предупредить, штобы они сюда не садились. – Тут она ахнула и впервые посмотрела на меня: – Ты должен предупредить их.
– Он не мог говорить об этом, – быстро перебил я. – Быть того не может.
Виола сморщила все лицо:
– Почему?
– Так, и о чем кто говорит? – полюбопытствовал Тэм.
– Сколько? – Я смотрел на нее в упор, чувствуя, как мир в очередной раз непоправимо меняется. – Сколько у вас там поселенцев?
Виола набрала воздуху в грудь, прежде чем ответить, и вот бьюсь об заклад, этого она Хильди еще выложить не успела.
– Тысячи, – сказала она. – Их там тысячи.
16Ночь без извинений
– Они еще много месяцев сюда не доберутся. – Хильди протянула мне вторую порцию пюре из картошки.
Мы с Виолой с такой силой уписывали еду, што разговоры все остались Хильди и Тэму. Ну, они и говорили.
– Космические путешествия – это тебе не то, што в видаках показывают. – По Тэмовой бороде бежала струйка бараньей подливки. – Штобы хоть куда-то попасть, нужны годы, и годы, и годы пути. Шестьдесят четыре – штобы долететь из Старого света в Новый, к примеру.
– Шестьдесят четыре года? – Я оросил округу пюре.
– Большей частью ты все равно лежишь в заморозке, – кивнул Тэм. – Так што время мимо тебя идет… если ты, конечно, не помрешь в пути.
Я недоверчиво воззрился на Виолу:
– Тебе што, шестьдесят четыре года?
– Шестьдесят четыре старосветских года. – Тэм простучал пальцами по столу, словно што-то считал. – Што составляет… сколько же? Около пятидесяти восьми-девяти новосветских.
– Я родилась уже на борту, – покачала головой Виола. – Пропустила весь сон.
– Значит, или твоя ма или па стояли на вахте. – Хильди откусила кусок чего-то смахивающего на репу, а потом объяснила мне, специально для непонятливых: – Это те, кто бодрствует и ведет корабль.
– Оба, – кивнула Виола. – А до них – мать моего отца и еще раньше дед.
– Так, минуточку, – вмешался я. – Стало быть, если мы в Новом свете всего двадцать с чем-то лет…
– Двадцать три, – поправил Тэм. – Хотя кажется, што дольше.
– …то ты стартовала еще до того, как мы вообще сюда приземлились? Ну, или твой па или дед, или кто там еще.
Я обвел остальных взглядом: почему их не удивляет то же, што и меня?
– Но зачем? Зачем вы полетели, понятия не имея, што тут вообще и как?
– А зачем полетели самые первые поселенцы? – пожала плечами Хильди. – С чего люди вообще ищут себе новый дом?
– С того, што старый больше не годится для жилья, – сказал Тэм. – С того, што место, которое ты покидаешь, так испортилось, што оставаться там смысла нет.
– Старый свет стал грязен, жесток и многолюден, – объяснила Хильди, вытирая рот салфеткой. – Он разваливался на кусочки, люди ненавидели и убивали друг друга. Счастливых никого не осталось, все страдали, кто так, кто эдак. По крайней мере, так было все эти годы назад.
– Я не знала, – вмешалась Виола. – Я его никогда не видела. Мои мама и папа… – Тут она опять куда-то отплыла.
А я все думал про то, каково это – родиться на космическом корабле, на самом всамделишном космическом корабле. Расти, пока мимо плывут звезды… лететь, куда душе угодно, а не торчать на какой-то трепаной планете, которая тебя даже не хочет. Куда угодно… Если одно место не годится, найдешь себе другое. Настоящая свобода, во всех направлениях, куда ни плюнь. Есть ли на свете што-то круче этого?
Я даже как-то не заметил, как за столом сгустилось молчание. Хильди растирала спину Виоле, а у той глаза были мокрые и по щекам што-то текло, и она опять начала качаться взад и вперед.
– Што? – возмутился я. – Што еще не так?
Она только сморщила лоб.
– Да што такое?
– Думаю, мы уже достаточно поговорили про ма и па нашей Ви, – очень мягко сказала Хильди. – Думаю, щеночкам обоего пола пора на боковую и баиньки.
– Да еще же совсем не поздно. – Я поглядел в окно: вон и солнце еще не село. – Нам в поселение нужно…
– Поселение называется Фарбранч, – сказала Хильди. – И мы отведем вас туда первым же делом завтра поутру.
– Но те люди…
– Я хранила тут мир еще с тех пор, когда тебя и на свете не было, щен, – молвила Хильди по-доброму, но вполне твердо. – Я могу справиться с тем, што будет. И с тем, чего не будет.
Ртом я промолчал, а то, што имел сказать мой Шум, Хильди оставила без внимания.
– Могу я спросить, чего вам понадобилось в Фарбранче? – поинтересовался Тэм, обирая кукурузный початок.
Прозвучало это куда менее любопытно, чем свидетельствовал его Шум.
– Нам просто туда надо, – ответствовал я.
– Обоим?
Я глянул на Виолу: плакать она перестала, но лицо все еще было опухшее. Отвечать не стал.
– Работы там невпроворот. – Хильди встала и взяла свою тарелку. – Ежели вы за этим. Им в садах всегда нужны лишние руки.
Они с Тэмом убрали со стола и понесли посуду на кухню, оставив нас с Виолой одних. Мы слышали, как они болтают там, но так тихо и без Шума, што кто их знает о чем – ничего не различишь.
– Ты правда думаешь, нам стоит задерживаться тут на всю ночь? – как можно тише спросил я.
Но ответила она таким свирепым шепотом, будто я ничего не спрашивал, – и совсем не про то:
– Если мои чувства и мысли не хлещут наружу с громкостью никогда не затыкающегося крика, это еще не значит, што у меня их нет!
– Чего? – оторопел я.
– Каждый раз, как ты думаешь, Она просто пустая, или У нее внутри ничего нет, или Надо бросить ее тут с этими двоими, я это все слышу, понял? Я слышу каждую твою глупую мыслишку! И я понимаю гораздо больше, чем хотела бы!
– Да? – прошептал я в ответ, хотя мой Шум отнюдь не шептал. – Зато каждый раз, как ты што-нибудь думаешь, или чувствуешь, или тебе в голову приходит очередная глупая мыслишка, я этого не слышу, так што откуда мне хоть што-то про тебя знать? Как я могу догадаться, што происходит у тебя унутри, если ты все держишь в секрете?
– Я ничего не держу в секрете! – Она даже зубами скрипнула. – Я – просто веду себя нормально.
– Только не здесь, Ви.
– Тебе-то откуда знать? Ты удивляешься всему, што они говорят. У тебя што там, дома, школы не было? Ты вообще ничему не учился?
– История – не самое важное дело, когда пытаешься выживать! – выплюнул я вполголоса.
– Вот тогда-то она как раз важнее всего! – молвила Хильди, внезапно обнаружившаяся в конце стола. – И если вам двоим еще недостаточно этого глупого спора, штобы понять наконец, как вы устали, значит, у вас от усталости все мозги отшибло. Пошли.
Мы с Виолой уничтожили друг друга взглядом, но послушно встали и поплелись за ней в просторную гостиную.
– Тодд! – гавкнул из угла Мэнчи, слишком занятый бараньей косточкой, штобы встать.
– Наши гостевые комнаты мы давно приспособили для других целей, – сообщила Хильди, – так што спать вы будете на диванах.
Мы помогли ей постелить постели. Виола – все еще насупленная; мой Шум – алый и весь гудящий.
– Так, – сказала Хильди, когда мы закончили, – а теперь извинитесь друг перед другом.