– Чего? – взъерепенилась Виола. – Почему?
– Не вижу, с какой стати это вас касается, – проворчал я.
– Никогда не ложитесь спать в ссоре. – Хильди уперла руки в боки с таким видом, словно с места больше не сдвинется и с удовольствием полюбуется на всякого, кому это не по нраву. – Если вы, конечно, хотите остаться друзьями.
Мы оба промолчали.
– Он тебе жизнь спас? – вопросила Хильди у Виолы.
Та долго смотрела в пол и лишь потом сказала:
– Ага.
– Верно, спас, – поддакнул я.
– А она спасла твою, на мосту. Было дело?
О.
– Во-во. О. Как думаете, это чего-то стоит, а?
Мы снова промолчали.
– Ладно, – вздохнула Хильди. – Хорошо. Двух щенков, столь близких к взрослости, уже вполне можно оставить извиняться самостоятельно, так я думаю.
И она вышла вон, даже не пожелав нам спокойной ночи.
Я повернулся спиной к Виоле, а она – ко мне. Снял ботинки и полез под одеяло на одном из Хильдиных «диванов» – надо понимать, это просто очередное смешное слово для обозначения кроватей. Виола улеглась на свой. Притопал Мэнчи и полез мне на ноги – топтаться, укладываться и дрыхнуть.
Было тихо. Никаких звуков, кроме моего Шума да треска огня в камине, хотя в комнате и так было слишком жарко для него. Скорее всего, снаружи только-только смерклось, но постель была такая мягкая, а камин так пригревал, што у меня уже слипались глаза.
– Тодд? – послышалось со второго дивана.
Я резко вынырнул из омута сна:
– Чего?
Она какое-то время молчала – наверное, придумывала извинения.
Оказалось, нет.
– Што в книге сказано делать, когда ты доберешься до Фарбранча?
Шум мой опять покраснел.
– Не твое дело, што в моей книге сказано, – огрызнулся я. – Это мое имущество и касается только меня.
– Когда ты показал мне карту, в лесу еще… Ты сказал, што нам нужно добраться до этого поселения. Помнишь, што было написано внизу?
– Конечно, помню.
– И што же?
В ее голосе не было ни малейшей издевки, я, по крайней мере, не уловил, но давайте уже называть вещи своими именами, да? Издевка?
– Спи давай, ладно?
– Там было написано Фарбранч, – сказала она. – Название места, куда нам надо идти.
– Заткнись! – Шум у меня опять вскипел.
– Нет ничего зазорного, если ты не умеешь чи…
– Я кому сказал, заткнись!
– Я могла бы помочь…
Я вскочил, с грохотом выкинув Мэнчи с дивана, сгреб кучей простыни с одеялом, потопал в комнату, где мы ели, свалил все это на пол и брякнулся сверху, подальше, в целой комнате от Виолы и этой ее бессмысленной злой тишины.
А Мэнчи, зараза, остался там, с ней. Чего от него еще ждать.
Я закрыл глаза и не спал еще целую вечность.
Видимо, пока не заснул.
Потому што я стоял на тропинке, и кругом были болота, но в то же время это был и город, и моя ферма, и там были Бен и Киллиан, и Виола, и все они на разные лады повторяли: «Што ты здесь делаешь, Тодд?» – и Мэнчи брехал: «Тодд! Тодд! Тодд!» – а Бен схватил меня за руку, штобы выволочь наружу, а Киллиан обнимал за плечи и толкал дальше по тропинке, а Виола разводила костер из коробки у порога нашего дома, а прямо через двери ломил мэрский конь и давил ее в лепешку, и крок с мордой Аарона вылезал из-за спины у Бена, и я орал: «Нет!» – и…
…сидел в постели и потел всем телом, и сердце у меня колотилось, как загнанная лошадь, потому што я ожидал увидеть, што надо мной нависают мэр и Аарон, но это была всего только Хильди.
– Ты какого дьявола тут делаешь?
Она торчала в дверях, со спины омытая утренним солнцем – таким ярким, што мне пришлось даже глаза заслонить ладонью.
– Тут удобнее, – пробормотал я, но в груди у меня било как молотком.
– Вижу, – кивнула она, глядя в мой свежепроснувшийся Шум. – Завтрак на столе.
Запах жарящегося бекона (бараньего) разбудил Мэнчи с Виолой. Я вывел псину на утренний покак, а с Виолой мы ни словом не обмолвились. Пока мы ели, ввалился Тэм – видать, овец кормил. Вот и я бы сейчас этим дома занимался.
Дома, подумал я.
А ну его все.
– Выше голову, щен, – сказал Тэм, ставя передо мной чашку с кофе.
Я выпил, глядя в стол.
– Кто-нибудь объявился? – спросил я у чашки.
– Ни души, – жизнерадостно ответил он. – И денек-то какой хороший!
Я украдкой глянул на Виолу, но она на меня не смотрела. Пока што нам удалось позавтракать, умыться, переодеться и перепаковать поклажу, не сказав друг другу ни слова.
– Ну, удачи вам обоим, – напутствовал Тэм, когда мы уже стояли на пороге, готовясь двигать с Хильди в Фарбранч. – Когда двое людей, у которых никого больше нет в целом свете, вдруг задружаются, это прямо красота.
Понятное дело, мы это никак не прокомментировали.
– Пошли, щенята, – сказала Хильди. – Время не терпит.
Мы снова вышли на тропу, та снова влилась в дорогу, которая не так давно шла через мост.
– Когда-то это была главная дорога из Фарбранча в Прентисстаун, – сказала Хильди, закидывая собственный небольшой мешок на плечо. – Или в Новую Елизавету, как он тогда назывался.
– Кто когда назывался? – не понял я.
– Твой Прентисстаун. Раньше он был Новой Елизаветой.
– Никогда такого не было! – У меня аж брови выше по лбу полезли.
Хильди поглядела на меня; ее собственные брови изобразили то, што выделывали мои.
– Да неужто? Ну, стало быть, ошиблась я.
– Стало быть, да!
Виола фыркнула, я послал ей взгляд смерти.
– Нам там будет где остановиться? – спросила она, напрочь игнорируя меня.
– Я вас к сестре отведу. Заместителю мэра в этом году, представляете?
– И што мы будем делать дальше? – спросил я, пинком отправляя ком грязи вперед, на обгон.
– Это, надо думать, будет зависеть от вас. Вы же у нас сами творители собственной судьбы, так?
– Как-то пока што нет, – проворчала Виола, и поскольку в Шуме у меня висели ровно вот эти слова, мы впервые за сегодняшний день переглянулись.
Почти улыбнулись.
Но не стали.
И вот тогда-то мы начали слышать Шум.
– Ага, – Хильди, ясное дело, тоже его поймала. – Вот вам и Фарбранч.
Дорога вынырнула на гребень над долиной, и да, там был он.
Другой город.
Которого быть никак не должно.
Куда Бен хотел, штобы мы дошли. Где нам было бы безопасно.
Я смотрел, как дорога вьется по склону через сады – ровные ряды деревьев, о которых явно и любовно заботились, – с тропинками и ирригашией, а внизу – дома, дома и ручей, легко и плоско бегущий по ровной земле, наверняка на встречу с рекой побольше.
И везде были мужчины и женщины.
Большинство рассеялись по садам и работали, все в тяжелых фартуках; мужчины – с длинными рукавами, женщины – в длинных юбках, рубили с веток похожие на шишки плоды большими ножами, или несли куда-то корзины, или возились с поливочными трубами и всякое тому подобное.
Мужчины и женщины.
Женщины и мужчины.
Пара десятков мужчин, как я погляжу. Меньше, чем в Прентисстауне.
И кто его знает, сколько женщин.
В совершенно другом, новом месте.
Шум и тишина плыли надо всей этой картиной, будто легкая дымка.
Два, пожалуйста, и вот так примерно я это и вижу и сорняки, силос и она могла согласиться, а могла и нет и если служба заканчивается в час, я всегда могу и дальше, и дальше, без конца, и аминь.
Я просто встал посреди дороги и некоторое время хватал ртом воздух, не готовый покамест во все это идти.
Потому што это жутко.
Это даже больше чем жутко, сказать вам правду.
Тут все так, ох, не знаю даже… спокойно. Будто нормальная такая болтовня, с друзьями. Ничего случайного, ничего обидного… и никто ни по чему не тоскует.
Ни единого жуткого, отчаянного, тоскливого желания я не слышу и не чувствую.
– Сдается, мы с тобой ни фига больше не в Прентисстауне, – сказал я Мэнчи, а на самом деле себе под нос.
И секунды не прошло, как до меня донеслось Прентисстаун? Приплыло с ближайшего к нам поля.
И сразу же еще в паре мест – Прентисстаун? Прентисстаун? и вот уже мужчины в садах переставали собирать фрукты, или чего они там делали, разгибались, вставали. И смотрели на нас.
– Шагайте, – скомандовала Хильди. – Шевелите ногами. Это просто любопытство.
Но Прентисстаун! уже бежал по полям, как пожар. Мэнчи прижался поближе к моим ногам. На нас смотрели отовсюду – мы буквально шли через взгляды. Даже Виола придвинулась, так што мы приближались к городу эдакой сплоченной группой.
– Беспокоиться не о чем, – сказала Хильди. – Просто тут много кто захочет встретиться…
Договорить она не успела.
Тропинку нам заступил какой-то мужчина.
– Прентисстаун? – сурово вопросил он, а Шум его сделался неприятно красным и быстрым.
– Здорово, Мэтью, – начала Хильди. – Я тут просто веду…
– Прентисстаун, – перебил он, уже не спрашивая, и смотрел при этом не на Хильди.
А, прямо сказать, на меня, в упор.
– Тебе тут не место, – сообщил он мне. – И тебя тут не ждут.
А в руке у него был нож, самый большой на свете нож.
17Встреча в саду
Рука у меня сама поползла под рюкзак, к моему собственному ножу.
– Не надо, Тодд-щен, – сказала Хильди, не спуская глаз с того человека. – Так дело точно не пойдет.
– Што ты, по-твоему, притащила в нашу деревню, а, Хильди? – сказал он, взвешивая ножище в руке, все еще глядя на меня и… и в его словах слышно неподдельное удивление и… боль?
– Я притащила двух щенят разного пола, которые потерялись, – сказала Хильди. – Мальчика и девочку. Отвали с дороги, Мэтью.
– Никакого мальчика я тут не вижу, – взгляд у него начал тлеть угольями.
Большой был этот Мэтью, плечи как у быка, лицо насуплено: озадаченность на нем написана, а вот нежности да ласки – ни чуть-чуть. На ходячую бурю смахивает, говорящую к тому же.