К скале прислонено што-то длинное и блестящее.
Шум услужливо показал картинку: острога, которой спакл бил рыбу в реке.
– Не смей, – предостерег его я.
На секунду, всего только на секунду я задумался, как ясно все это вижу – вот он, стоит в реке, – как легко его читать, пусть даже и все в картинках.
Но секунда прошла очень быстро.
Потому што дальше я увидел, как он прыгает за копьем – в Шуме увидел.
– Тодд? – говорила Виола. – Опусти нож. Он не…
Он прыгнул. И в тот же миг прыгнул я. (Посмотрите на меня.)
– Нет! – закричала Виола, но мой Шум ревел, и крик мне показался разве што тихим шепотом.
Потому што мчась наперерез ему через лагерь с ножом в руке уже налетая на этого спакла с его тощими коленками и локтями а он в это время падал в сторону своего копья я думал и швырял в него вместе со своим тяжелым красным-красным Шумом чувства слова и картинки всего што я знал пережил все те разы когда я не сумел воспользоваться ножом и каждая частица меня орала Я тебе покажу, кто тут убийца!
Я долетел до него раньше, чем он до копья, въехал плечом со всех сил. Мы грохнулись на землю посуше, покатились, кругом сплошные руки-ноги, прямо как с пауком драться, и он бил меня по голове, но это были так, шлепки, и я понимал понимал понимал…
што он гораздо слабее меня.
– Тодд, прекрати! – кричала где-то Виола.
Он кое-как отполз, но я стукнул его в висок кулаком, и он был такой легкий, што от одного этого удара полетел вверх тормашками на кучу щебня, и оглянулся оттуда, раскрыл рот, издал какой-то шип, а из его Шума хлестали ужас и паника.
– ПРЕКРАТИ! – заорала Виола. – Ты што, не видишь, как он испуган!
– Вот и хорошо! – проорал я в ответ.
Потому што Шум мой уже было не остановить.
Я шагнул к нему, он попытался уползти, но я схватил его за длинную бледную лодыжку и выволок с камней на землю, и он ужасно, невыносимо скулил, а я уже заносил нож.
Виола, видимо, куда-то дела Мэнчи, потому што схватила меня за руку и оттянула назад, не давая мне прирезать спакла, и я толкнул ее всем собой, штобы стряхнуть, но она все равно не отпустила, и мы теперь уже с ней покатились прочь от спакла, который вжался в какую-то каменюку, в ужасе выставив руки перед лицом, для защиты.
– Опусти меня! – кричал я.
– Тодд, пожалуйста! – кричала она, выкручивая мне руку. – Пожалуйста, прекрати!
Я вырвал у нее руку и другой, свободной, оттолкнул от себя, и стоило мне отвернуться, как спакл порскнул низко вдоль самой земли…
к своему копью…
сомкнул пальцы на древке…
И тогда вся ненависть взорвалась и изверглась во мне подобно вулкану, полнокровным ярким алым…
И я пал на него…
и вогнал нож ему в грудь.
Он с хрустом вошел отклонился в сторону ударившись о кость и спакл закричал самым ужасным ужасным криком а темно-красная кровь (красная, она красная, у них красная кровь!) хлынула из раны и вслед за ней взлетела тонкая рука и ногтями впилась мне в лицо и я вытащил нож и ударил еще и изо рта у него вырвался такой долгий скрипучий с привизгом вздох и громкий бульк а руки и ноги так и метались кругом и он посмотрел на меня своими черными черными глазами и Шум у него был полон боли и удивления и страха…
И я еще вдобавок повернул нож…
а он не умирал и не умирал и не умирал… и наконец со стоном и дрожью всем телом умер. И его Шум сразу умолк. Совсем.
Мне спазмом схватило живот, я выдернул нож и зашлепал по грязи назад.
Руки… нож… Везде была кровь, нож покрыт кровью, даже рукоятка, и обе руки, прямо до плеч, и вся одежда спереди, и на лице тоже пятно – я его вытер, смешалась с моей собственной кровью из царапин…
Меня уже снова окатывало дождем, но ее все равно было больше, чем в принципе бывает, крови…
Спакл лежал там, где я
где я его убил.
Где-то рядом задыхалась и хватала ртом воздух Виола. Я поднял на нее глаза, и она отшатнулась, попятилась, сжалась…
– Ты не понимаешь! – заорал на нее я. – Ты ничего не понимаешь! Они начали войну. Они убили мою ма! Все это, все што произошло, это они виноваты! Они!
А потом меня вырвало.
И рвало еще долго.
А когда Шум начал успокаиваться, вырвало еще.
Лбом я уткнулся в землю. Мир встал и стоял неподвижно. Так и стоял.
Со стороны Виолы не было слышно ничего, только ее тишину. Рюкзак тяжело навалился мне на шею. На спакла я смотреть не мог. Ну и не смотрел.
– Он бы нас убил, – выдавил я наконец, обращаясь к земле.
Она не ответила.
– Он бы убил нас, – повторил я.
– Он был напуган! – крикнула она, голос сломался на половине фразы. – Даже я видела, как ему страшно!
– Он пытался схватить копье. – Я наконец поднял голову.
– Потому што ты кинулся на него с ножом!
Я увидел ее: глаза расширены и становятся все более пустыми, как в тот раз, когда она сбежала в себя и принялась раскачиваться.
– Они убили всех в Новом свете! – сказал я.
– Идиот! – она яростно затрясла головой. – Чертов ты траханый ИДИОТ!
«Етьский» она не сказала.
– Сколько раз тебе еще нужно, штобы понять наконец: все, што тебе говорили, неправда! – Она продолжала пятиться, лицо искривилось. – Сколько еще раз?
– Виола…
– Разве не всех спаклов убили в войну? – Господи, как же я ненавижу этот ужас у нее в голосе. – А? Разве не всех?
Последний гнев улетучился из моего Шума, и я понял, каким же дураком опять был…
Я обернулся к нему, к спаклу…
Я увидел лагерь…
Рыбу на лесках…
Увидел (нет нет нет нет нет) страх, который так и бил из его Шума…
(Нет нет нет пожалуйста нет.)
И внутри уже ничего не осталось, но я все равно выр…
И да, теперь я убийца… убийца… убийца…
(Пожалуйста, нет) я – убийца.
Меня начало колотить, так сильно, што я уже стоять не мог. Кажется я снова и снова твердил нет а страх из его Шума эхом гудел вокруг и от него было не убежать он просто был здесь… и здесь… и здесь… и везде и меня так трясло што я уже и на четвереньках устоять не мог и просто упал в грязь но все равно видел кровь кровь повсюду и никакой дождь не мог ее смыть.
Я крепко зажмурился.
Осталась одна чернота.
Чернота и ничто.
Я еще раз все испортил. Еще раз сделал все неправильно.
Откуда-то совсем издалека Виола назвала мое имя. Очень издалека, совсем.
Я один. Здесь и всегда один.
Еще раз имя.
Из этого самого далека меня кто-то тянул за руку. Но мне понадобилось услышать клочок Шума – не моего, – штобы открыть наконец глаза.
– Там, наверное, еще они, – прошептала Виола мне в ухо.
Я поднял голову. Мой собственный Шум был полон такого страха и мусора, што слушать никак не получалось, да еще дождь этот шел, такой же проливной, как и раньше, и я потратил целую глупую секунду на раздумья о том, высохнем мы когда-нибудь или как, и вот только тогда я его услышал – неясное бормотание за деревьями. Никак не разберешь, но точно есть. Там.
– Если раньше они и не хотели нас убивать, – сказала Виола, – то теперь точно хотят.
– Нам надо идти.
Я попытался подняться на ноги, но так трясся, што пришлось пробовать раза два. Все-таки встал.
В руке все еще был нож. Липкий от крови.
Я бросил его наземь.
У Виолы было совершенно ужасное лицо: горе, и страх, и кошмар, и все это – из-за меня, на меня, но, как всегда, выбора у нас не было, поэтому я просто повторил: «Нам надо идти», – и пошел забирать Мэнчи, которого она положила в сухой ложбинке под самым каменным козырьком.
Он спал. Спал и дрожал от холода, когда я взял его на руки и зарылся лицом в шерсть… в дыхание… в знакомый запах псины…
– Скорее, – сказала Виола.
Я обернулся. Она озиралась кругом, а Шум шептал сквозь лес, сквозь дождь, и лицо ее было залито ужасом.
Она посмотрела мне в глаза, и держать этот взгляд было настолько невыносимо, што я отвел свой…
И успел различить у нее за спиной какое-то движение.
Там разошлись кусты.
Я увидел… как она увидела… выражение моего лица и обернулась как раз вовремя, штобы прямо на нее из лесной чащи выступил Аарон.
Он схватил ее за шею одной рукой а другой вдавил ей в лицо какую-то тряпку и я закричал и сделал один шаг и услышал как кричит она и она пыталась драться размахивала руками но Аарон крепко держал ее и к тому времени как я сделал второй шаг и третий она уже обмякла от того што было на тряпке а к четвертому и пятому он просто уронил ее на землю а Мэнчи так и был у меня на руках и на шестом шагу он полез к себе за спину а у меня ножа при себе не было зато был Мэнчи так што я просто бежал к нему на него и на седьмом увидел как он вытаскивает из-за спины деревянный посох и крутит его в воздухе и посох прилетает мне со всей силы в висок и
КРАК
и я падаю а Мэнчи вываливается у меня из рук и я шлепаюсь животом об землю а в голове так ужасно гудит што я даже не могу схватить ее рукаим и весь мир превращается в желе причем серое и сделанное из боли и я уже на земле и все куда-то валится вбок а руки с ногами почему-то вдруг очень много весят и их никак не поднять и рожа у меня наполовину в грязи а наполовину нет так што мне видно как сверху смотрит Аарон и Виолу видно у него в Шуме а еще ему видно мой нож как он светит красным из грязи и он его берет а я понятное дело пытаюсь уползти но все такое тяжелое и ползти не выходит и я просто смотрю как он стоит надо мной.
– Ты мне больше не нужен, мальчик, – говорит он, подымает нож, и последнее, што я вижу, это как нож летит вниз со всей силой держащей его руки.
Часть V
26Конец всего
Падаю нет падаю нет пожалуйста помогите Падаю Нож Нож Спакл спаки все вымерли все спаки вымерли ВИОЛА прости пожалуйста прости у него копье ПАДАЕТ Пожалуйста пожалуйста Аарон сзади! он идет за тобой! ты мне больше не нужен мальчик