Виола падает Виола Ид спакл крики и кровь и нет ПОСМОТРИ НА МЕНЯ не смотри на меня пожалуйста посмотри на меня он бы нас убил Бен пожалуйста прости Аарон! беги! И-Д еще больше их нам надо выбираться отсюда ПАДАТЬ падать темная кровь Нож мертв бежать Я убийца пожалуйста нет СПАКЛ Виола Виола Виола…
– Виола, – попытался крикнуть я, но кругом черно совершенно черно и нет звуков черно и я пал и права голоса у меня нет…
– Виола, – попробовал я еще раз, но в легких у меня вода и в животе боль и боль боль в…
– Аарон, – прошептал я себе и никому больше. – Беги, это же Аарон.
И я снова упал и стало черно.
…
– Тодд?
…
Мэнчи.
– Тодд?
Собачий язык у меня на лице значит я чувствую лицо значит я знаю где оно у меня и воздух больно врывается в легкие и я открываю глаза.
Мэнчи стоит у меня над головой, переминаясь с ноги на ногу, нервно облизываясь, все еще с пластырем на глазу, расплывается весь, его трудно…
– Тодд?
Я пробую позвать его по имени, штобы успокоить, но кашляю, и в спину втыкается острая боль. Я все еще лежу на пузе в грязи, куда шлепнулся, когда Аарон…
Аарон.
Когда Аарон стукнул меня по голове своим посохом. Я попробовал приподнять голову, и слепящая боль сразу же прострелила всю правую половину черепа, и вниз, в челюсть, и мне целую минуту пришлось лежать, скрежеща зубами и просто пережидая боль и пожар в голове, прежде чем хотя бы попытаться снова заговорить.
– Тодд? – проскулил Мэнчи.
– Я тут, Мэнчи, – наконец выдавил я, но вместо слов из груди вырвался какой-то рык пополам с соплями и еще кашлем…
Который пришлось срочно прекратить из-за жуткой боли в спине.
Спина.
Я задавил еще один приступ, и тут из кишок во все остальные части тела хлынул холодный ужас. Последнее, што я видел перед тем, как… Нет.
О нет.
Я покашлял немного внутри горла, стараясь не шевельнуть ни мускулом (разумеется, без толку) и пережидая боль, давая ей дойти до приливного пика, и затем еще раз попытавшись открыть рот так, штобы это меня не убило.
– Во мне есть нож, Мэнчи? – прохрипел я.
– Нож, Тодд, – гавкнул он, ужасно обеспокоенный. – Сзади, Тодд.
Он кинулся снова вылизывать мне лицо – нормальный собачий способ успокоить. Мне оставалось только дышать и не шевелиться – хотя бы минуту. Я закрыл глаза, втянул внутрь воздух, несмотря на жалобы легких, и без того вроде бы уже полных.
Я – Тодд Хьюитт, подумал я, и это была крупная ошибка, потому што на меня сразу обрушилось всё, всё остальное, рухнуло и потащило куда-то вниз: и спачья кровь, и Виолино лицо, и ужас на нем – передо мной ужас. И Аарон выходил из леса и утаскивал ее с собой…
Я принялся плакать, но боль от рыданий оказалась такая, што меня буквально парализовало и как огнем обожгло мне изнутри руки и спину, и делать было решительно нечего, кроме как страдать и ждать, пока оно пройдет само.
Медленно-медленно я стал выпрастывать из-под себя руку. В голове и спине стало так больно, што я, кажется, на некоторое время отключился, но потом пришел в себя и медленно-медленно поплелся рукой вверх назад на спину, перебирая пальцами по мокрой грязной рубашке и мокрому грязному рюкзаку, который, с ума сойти, все еще на мне, назад и вверх, пока она не оказалась у меня под пальцами…
Рукоятка ножа. Торчащая у меня из спины.
Я должен быть мертв.
Мертв.
Я мертв?
– Не мертв, Тодд, – сообщил Мэнчи. – Мешок! Мешок!
Нож и правда торчал из меня, высоко между лопатками, боль очень конкретно меня об этом информировала, но нож для начала прошел сквозь рюкзак, и што-то в нем не дало ножу воткнуться прямо в…
Книга.
Книга ма.
Я снова медленно пощупал пальцами, и да, Аарон размахнулся и вонзил нож в книгу, которая не дала ему пройти на всю длину насквозь и в меня.
(А вот мне со спаклом это удалось.)
Я снова закрыл глаза, и постарался вдохнуть как можно глубже (што оказалось совсем не глубоко), и задержал дыхание, пока не обхватил, как мог, рукоятку ножа, но потом мне пришлось опять задышать и подождать, пока боль пройдет, и тогда я попытался его вытащить. Это самое трудное дело на свете и мне пришлось подождать подышать и попробовать снова и я потянул и стало больнее больнее будто стреляло ружье и я невольно орал и наконец почувствовал как нож вышел у меня из спины.
Минуту я охал, и хватал ртом воздух, и пытался снова не зареветь, держа нож от себя подальше, прямо с книгой и рюкзаком.
Мэнчи еще лизнул меня в морду.
– Хороший мальчик, – сказал я, хотя хрен его знает зачем.
На то, штобы скинуть с плеч лямки, ушла целая вечность, но наконец я сумел отшвырнуть от себя нож и все остальное. Но даже после этого встать все равно не вышло, зато вышло опять отключиться, потому што Мэнчи снова лизал мне лицо, и пришлось открывать глаза и кашлять внутрь.
Лежа там, в грязи, я ничего так не желал, как штобы Ааронов нож все-таки достал меня, добрался до меня, штобы я лежал тут мертвый, как спакл, штобы можно было уже перестать падать в эту яму вниз вниз вниз пока не останется одна только чернота вниз в никуда где просто не будет уже никакого Тодда и он будет не виноват во всем на свете и не сумеет все портить и подводить Бена и подводить Виолу и можно будет уже упасть навсегда в ничто и больше не беспокоиться ни о чем ни о чем.
Но меня, черт возьми, вылизывал Мэнчи.
– Отвали, – я поднял руку, штобы его оттолкнуть.
Аарон мог меня убить. Он так легко мог меня убить.
Нож в шею сбоку, нож в глаз, нож поперек горла. Я был в его власти, убивай не хочу, и он меня не убил. Он должен был знать, што делает. Обязан.
Может, он меня бросил, штобы мэр потом нашел? Но што он вообще делал так далеко впереди армии? Как он сюда добрался без лошади? Сколько он уже за нами шел?
И сколько времени назад он вылез из леса и забрал Виолу?
Я застонал.
Вот зачем он оставил меня в живых. Штобы я знал: он забрал Виолу. Так победишь, да? Так заставишь страдать? Жить и вечно смотреть в Шуме, как он ее утаскивает.
Через меня прямо новая сила пробежала, так што я даже сесть себя заставил, наплевав на боль, и сидел, наклонясь, дышал, пока не смог подумать о том, штобы встать. Клокотание в легких и боль в спине заставили меня снова закашляться, но я стиснул зубы и как-то это пережил.
Потому што теперь мне надо ее найти.
– Виола, – гавкнул Мэнчи.
– Виола, – согласился я и еще посильнее стиснул зубы, а потом попробовал встать.
Но нет, это оказалось слишком, боль выбила из-под меня опору и я опрокинулся назад в грязь и просто лежал там и сражался с воздухом а в голове все плыло и мутилось и было горячо а в Шуме я бежал и бежал и бежал в ништо и весь плавился и плыл в поту и бежал сквозь Шум и из-за деревьев меня звал Бен и я бежал к нему а он уже даже песню пел пел песню которой меня баиньки укладывал она для мальчишек не для мужчин но когда ее слышишь в сердце што-то переворачивается там еще раным-рано поутруууу когда солнце встаааало…
Я пришел в себя. Песня тоже пришла.
Потому што там дальше так:
Раным-рано поутру, когда солнце встало, дева кликала меня во долине низкой: «Ты ж не обмани меня, ты ж да не оставь…»
Я открыл глаза.
Не обмани меня. Не оставь меня. Я должен ее найти.
Должен ее найти.
Я поднял глаза. Солнце уже взошло, но сколько прошло времени с тех пор, как Аарон забрал Виолу, я был без понятия. Точно до рассвета. Сейчас уже было светло, хоть и облачно, – значит, позднее утро, если не за полдень. Хотя с тем же успехом уже мог быть и другой день… но эту мысль я постарался задвинуть подальше. Я закрыл глаза, прислушался. Дождь уже перестал, так што никакого грохота кругом, но и Шума тоже никакого – только мой и Мэнчи, да еще дальняя бессловесная болтовня лесных тварей, живущих своей тайной жизнью… не имеющей никакого отношения ко мне.
Ни звука Аарона. Ни молчания Виолы.
Первое, што я увидел, открыв глаза, была ее сумка.
Уронили во время драки с Аароном. Ему она, понятное дело, без надобности, вот он и бросил ее где была… словно она ничья, словно кому какое дело, што она Виолина.
Сумка, битком набитая всякими глупыми и полезными штуками.
Грудь у меня схватило, и я мучительно закашлялся.
Стоять сил не было, так што я пополз к ней на четвереньках, охая от боли в спине и голове, но все равно полз. Мэнчи взволнованно бухтел: «Тодд! Тодд!» – а ползти пришлось вечность целую етьскую вечность но я дополз до нее до сумки и вынужден был сначала полежать скрючившись от боли и тихо воя прежде чем што-нибудь с нею сделать.
Когда я смог наконец обратно дышать, я полез внутрь и нарыл первым делом пачку пластырей. Остался только один, но и на том спасибо. Дальше пришлось долго снимать рубашку, останавливаться, пытаться дышать, дюйм за дюймом, но наконец она слезла с моей горящей спины и не менее горящей головы, и она вся была в крови и в грязи.
В медипаке я нашел скальпель и разрезал пластырь пополам. Одну половину приклеил на голову – держал, пока не прилепилась, – а вторую, медленно и вкругаля, на спину. С минуту было еще больнее прежнего, пока свойный материал, человеческие клетки, или какого черта она там еще поминала, лез в раны и связывался там со мной. Я стискивал зубы со всей силы, но потом лекарство начало действовать, и в кровь мне как чего-то холодненького накачали. Я подождал, потом все-таки встал – нетвердо поначалу, но хотя бы встал и даже не упал обратно. Минуту целую простоял.
Еще через минуту сделал первый шаг и даже еще один.
И куда мы теперь пойдем?
Куда Аарон ее уволок?
Сколько прошло времени?
Он уже вполне мог быть на полпути назад, к армии…
– Виола? – проскулил Мэнчи.
– Не знаю, парень. Дай мне подумать.
Даже со всеми этими пластырями я все равно не мог толком стоять, но делал лучшее, што мог, и даже оглянуться сумел. Тело спакла маячило на краю поля зрения, но я повернулся так, штобы его не видеть.