Я дрожал с ног до головы, зато стоял; еще дышал, кашлял, трясся и смотрел на него.
– Пошли, Мэнчи, – скомандовал я и потащился обратно через пепелище на вершину утеса.
Просто шагать и то было тяжело, словно земля могла в любую минуту уйти из-под ног, потому што я весил, наверное, больше горы, хоть и меньше пера, но я шел, шел и шел. Держал утес в поле зрения, к нему шел, не куда-нить, и вот дошел, и уже даже полез вверх, первые шаги сделал, потом следующие, потом схватился за какие-то ветки, не давая себе упасть, вылез на верхушку, прислонился к дереву, подпер себя им, посмотрел вниз.
– Это точно он там? – поинтересовался мальчик.
Я прищурился сквозь деревья в ту сторону, откуда приполз только што.
Да, лагерь, да, на берегу, так далеко, што отсюда это просто точки среди других точек. Кстати, у меня же до сих пор Виолина сумка через плечо висит. Я поискал бинок, поднес к глазам, но руки ходили ходуном, и разглядеть ничего не выходило. Они были достаточно далеко, штобы ветер сносил Шум, но я точно почувствовал там ее тишину.
Точно, да.
– Аарон, – сказал Мэнчи. – Виола.
Так, хорошо, стало быть, они все-таки настоящие. Несмотря на прыгающую картинку, я успел-таки различить его, стоящего на коленях за какой-то молитвой, и ее, распростертую перед ним.
Непонятно, што там происходит. Непонятно, чем он занят.
Но, по крайней мере, это точно они.
После всей этой ходьбы падений кашля умирания это правда они ради бога это наконец-то правда они.
Возможно, я еще не опоздал. И только по тому, как судорожно взлетела грудь и как схватило горло, я понял, што всю дорогу думал, я действительно опоздаю.
Но нет, не опоздал.
Я согнулся и (заткнись) заплакал, я плакал и плакал, но хватит, надо прекратить, потому што столько всего придется обдумать, придумать, теперь все зависит от меня, только от меня, надо найти какой-то способ спасти ее, спасти…
– Што мы будем делать? – снова спросил мальчик.
Он так и стоял поодаль, с книгой в одной руке и ножом в другой.
Я принялся тереть глаза. Думать, думать, сосредоточиться, не слушать…
– А што, если это жертвоприношение? – спросил он.
– Какое жертвоприношение? – я невольно посмотрел на его.
– Которое ты видел у него в Шуме. Жертва…
– Да почему он здесь-то будет его делать? Зачем тащиться в такую даль и делать его посреди какого-то идиотского леса?
– Возможно, ему придется, – сказал он тем же тоном. – Пока она не умерла.
Я шагнул вперед и почти потерял равновесие.
– От чего умрет? – рявкнул я; голова опять заболела и закружилась.
– От страха. – Он чуть попятился. – От разочарования.
Я отвернулся.
– Не стану я этого слушать.
– Слушать, Тодд? – бухнул Мэнчи. – Виола, Тодд. Туда.
Я снова оперся о дерево. Мне надо подумать. Крепко, еть, подумать.
– Мы не можем просто туда пойти, – выдавил я. – Он нас услышит.
– И убьет ее, если услышит, – подтвердил мальчик.
– Я не с тобой разговариваю, – огрызнулся я и выкашлял еще дряни, отчего голова пошла кругом, и кашель прихватил хуже. – Я с собакой разговариваю.
– С Мэнчи, – сказал Мэнчи и лизнул меня в ладонь.
– И я не могу его убить, – закончил я.
– Ты не можешь его убить, – отозвался мальчик.
– Даже если захочу.
– Даже если он этого заслуживает.
– Значит, должен быть какой-то другой способ.
– Если она не слишком испугается при виде тебя.
Я снова уставился на него. Все еще там, стоит. Книга, нож и рюкзак.
– Уйди, а? – сказал я. – Уйди нафиг и никогда больше не возвращайся.
– Возможно, ты пришел слишком поздно. И ее уже не спасти.
– От тебя все равно никакой пользы, – прикрикнул я.
– Но я же убийца, – сказал он.
Нож окрасился кровью.
Я закрыл глаза и скрипнул зубами.
– Не лезь, – прошипел я. – Просто не лезь.
– Мэнчи? – сказал Мэнчи.
Я открыл глаза. Мальчик благоразумно пропал.
– Да не ты, – сказал я Мэнчи и почесал его за ушами.
Потом посмотрел на него внимательнее. Повторил:
– Не ты.
И задумался. Посреди облаков завитков блесков сияний боли гула трясучки и кашля я задумался.
И думал думал.
И почесал уши пса, моего глупого проклятого чертова отличного пса которого никогда не хотел но который все равно ошивался рядом и пошел за мной в болото и укусил Аарона когда тот пытался меня задушить и нашел Виолу когда она потерялась и лизал мне руку своим маленьким розовым языком и глаз у него до сих пор полузаплывший потому што он туда схлопотал от мистера Прентисса-младшего и хвост сильно короче чем был спасибо Мэтью Лайлу за то што его оттяпал когда мой пес мой пес! кинулся на человека с тесаком спасать мою шкуру и который всегда здесь вот он рядом и тащит меня из тьмы в которую я падаю и говорит мне кто я такой когда я сам забываю.
– Тодд, – пробормотал он, зарываясь мне носом в ладонь и лупя задней ногой по земле.
– У меня идея, – сказал я.
– А што, если она не сработает? – осведомился мальчик из-за дерева.
Я оставил эту реплику без внимания и снова взялся за бинок. Несмотря на тряску, нашел Ааронов лагерь и стал разглядывать местность вокруг. Они у самого берега реки, а рядом раздвоенное дерево, сухое и безлистное, как будто в него когда-то попала молния.
Сойдет.
Я взял Мэнчи обеими руками за голову и заглянул в глаза.
– Мы спасем ее, – сказал я ему. – Мы вдвоем.
– Спасем ее, Тодд. – Он изо всех сил завилял обрубком.
– Не получится, – встрял мальчик, но в поле зрения не полез.
– Тогда просто не лезь, – сказал я в воздух и, кашляя как проклятый, стал кидать в Шум псу картинки того, што ему нужно сделать. – Это просто, Мэнчи. Беги себе и беги.
– Беги и беги! – согласился он.
– Хороший мальчик. – Я снова почесал ему уши. – Хороший.
Я вздернул себя на ноги и наполовину поковылял, наполовину скатился с утеса в горелую деревню. В голове теперь стучало, словно это отравленная кровь билась в жилах, и весь остальной мир ритмично дергало в такт с ней. Если совсем сощурить глаза, с крутящимися огнями становится можно жить, да и все остальное приблизительно стоит на месте. Приблизительно.
Так, первым делом мне нужна палка. Мы с Мэнчи прочесали горелые дома, ища што-нибудь подходящего размера.
Почти все было черное и осыпалось, но мне и такое сойдет.
– Фот эфу, Фодд? – предложил Мэнчи, зубами вытаскивая одну, длиной с половину него, из кучи обугленного хлама, некогда бывшей, возможно, стопкой сложенных стульев. Да што тут у них вообще случилось?
– Отлично! – Я отобрал у него находку.
– Это не сработает, – из темного угла заявил мальчик; в руке слабо блеснул нож. – Ты ее не спасешь.
– Спасу.
Я оторвал от палки пару щепок покрупнее. Обуглился только один конец, но это как раз то, што мне надо.
– Понесешь? – я протянул палку Мэнчи.
Он взял ее в зубы, пожевал, штобы пристроить удобнее, умостил.
– Афа!
– Молодец! – Я выпрямился и чуть не упал. – Теперь нам нужен огонь.
– Ты не сможешь развести огонь. – Мальчик уже ждал нас снаружи. – Ее костровой коробки больше нет.
– Ничего-то ты не знаешь, – бросил я, не глядя на него. – Бен меня всему научил.
– Бен мертв, – заметил он.
– Ррраным-рррано поутру, – заголосил я громко и четко, отчего волнистые очертания мира сделались еще страньше и пошли блестками, – когда солнце встааааало…
– Тебе сил не хватит развести огонь.
– Дева кликала меня во долине низкооооой, – я нашел хорошую плоскую досточку и ножом проковырял в ней ямку. – Ты ж не обмани меняяяяя. – Я закруглил конец другой палочки. – Ты да не остааааавь…
– Как ты мог так обойтись с бедной девушкой? – скорбно заключил он.
Я проигнорировал его.
Вставив круглый конец палочки в ямку, я принялся крутить ее между ладонями, как следует вдавливая в дерево. Ритм движений отлично сочетался с толчками в голове. Перед глазами поплыли картинки: мы с Беном в лесу, соревнуемся, у кого первого пойдет дым. Он, разумеется, всегда выигрывал, а у меня по большей части вообще никакого огня не получалось. Зато иногда – получалось.
Иногда – да.
– Давай, – сказал я себе.
Я потел, кашлял, голова кружилась, но я заставлял руки работать. Мэнчи лаял на лес – просто штобы помочь.
И тогда из ямки поднялся маленький пальчик дыма.
– Ха! – заорал я, и прикрыл его от ветра ладонями, и принялся дуть, штобы пламя занялось.
Я подкладывал сухой мох и щепу, и когда проклюнулись первые язычки, это была почти радость, первая за неизвестно какое время. Я подбросил маленьких веточек, подождал, пока они разгорятся, потом добавил других, побольше, и вскоре передо мной уже плясал настоящий костерок. Настоящий!
Минуту я оставил его погореть спокойно. К счастью, мы под ветром и дым до Аарона не дойдет.
Я еще и по другим причинам на ветер рассчитывал, да.
Прокрался обратно на берег, к пристани (хватаясь на каждом шагу за стволы, штобы устоять на ногах).
– Давай, давай, – вполголоса приказал я себе и выровнялся, штобы пройти по доскам.
Они заскрипели под ногой, и один раз я почти што кувыркнулся в реку, но все-таки добрался до привязанной в самом конце лодки.
– Она потонет, – предрек мальчик, стоя по колено в воде.
Я спрыгнул в лодку и после отчаянной качки и кашля сумел-таки встать в ней во весь рост.
Шаткая, узкая, крутится.
Но плывет.
– Ты понятия не имеешь, как править лодкой.
Я вылез, проковылял по причалу и побрел обратно, в деревню. Там я искал и искал, пока не нашел деревяху, достаточно плоскую, штобы служить веслом.
Вот и все, што мне нужно.
Мы готовы.
Мальчик стоял, держа в руках мои вещи, с рюкзаком на спине, с пустым лицом. Никакого слышимого Шума.