Я вдохнул и выдохнул.
А я, оказывается, могу вдыхать и выдыхать, прямо до самого живота.
– Ты был очень болен, – сообщил доктор Сноу. – Я даже не знал, сумеешь ли ты справиться. От тебя до вчерашнего дня даже Шума не было. Давненько я уже таких болезней не видал. – Он очень внимательно поглядел на меня.
– Ну… ага, – сказал я.
– И о стычках со спаклами я тоже очень давно не слыхал, – добавил он.
И я тут промолчал, только дышал глубоко.
– Очень хорошо, Тодд, – сказал доктор. – Сними-ка теперь рубашку.
Я поглядел сперва на него, потом на Виолу.
– Я снаружи подожду.
И она вышла.
Я полез рукой через верх назад и обнаружил, што и промеж лопаток тоже уже ничего не болит.
– Туда пришлось наложить несколько швов, – сказал доктор Сноу, обходя меня сзади и прикладывая мне штуку к спине.
Я отпрянул.
– Холодная.
– Она от тебя ни на минуту не отходила. – Мое замечание он оставил без внимания, прикладывая холодную штуку то туда, то сюда. – Даже поспать.
– Сколько я уже здесь?
– Сегодня пятый день.
– Пятый день?! – Он даже рта раскрыть не успел, штобы сказать да, как я уже откинул одеяло и полез вон из кровати. – Нам надо убираться отсюда!
На ногах я был малость нетверд, но стоять – стоял.
В дверь просунулась Виола:
– Я пыталась им это объяснить.
– Вы здесь в безопасности, – сказал доктор Сноу.
– Нам это и раньше говорили, – отрезал я, глядя на Виолу в поисках поддержки, но она только поскорее убрала с губ улыбку, после чего до меня наконец-то дошло, што я стою посреди комнаты в одних только дырявых и сильно ношенных трусах, которые отнюдь не прикрывают всего, чего следует.
– Эй! – вскрикнул я, поспешно заслоняя руками некоторые важные части анатомии.
– Здесь для вас максимально безопасно, – сказал сзади доктор Сноу, протягивая мне штаны из аккуратной стираной стопки у кровати. – Мы были одним из основных форпостов в прошлой войне. Мы умеем себя защитить.
– То были спаклы. – Я повернулся спиной к Виоле и быстро полез ногами в штанины. – А это люди. Тысячи людей.
– Или так говорят слухи, – покачал головой доктор Сноу. – Хотя это просто численно невозможно.
– Ни про какие числены я не в курсе, – возразил я. – Зато у них есть ружья.
– У нас тоже есть ружья.
– И лошади.
– У нас тоже.
– А люди у вас к ним есть? – полез на рожон я.
На это он ничего не сказал, чем я остался весьма доволен. Хотя, конечно, нечем тут быть довольному. Я застегнул штаны.
– Нам надо идти.
– Вам отдохнуть надо, – попробовал возразить доктор.
– Мы не станем сидеть тут и ждать, пока объявится армия. – Я жестом включил в «мы» Виолу, не глядя, не глядя, не глядя на то место, где сидел бы пес, ожидая, што включу и его.
На одно тихое мгновение мой Шум заполнил комнату псом, Мэнчи, от стены до стены, как он лает лает и хочет какать и лает опять.
И умирает.
Про это я тоже не знаю, што сказать
(его больше нет, его больше нет).
Я пуст. Совсем пуст, весь.
– Никто не заставит тебя ничего делать против воли, Тодд, – сказал доктор Сноу. – Но старейшины деревни захотят поговорить с тобой, прежде чем ты уйдешь.
– Об чем? – Я сжал губы.
– О чем угодно, што могло бы нам помочь.
– Да как я-то могу вам помочь? – Я схватил чистую рубашку. – Армия придет сюда и поубивает всех, кто в нее не вступит, вот и весь сказ.
– Это наш дом, Тодд, – сказал он. – И мы будем его защищать. Другого выбора у нас нет.
– Тогда меня можете вычеркивать… – начал было я.
– Папочка? – спросили из коридора.
В дверях рядом с Виолой стоял маленький мальчик. Настоящий, всамделишный мальчик.
Он таращился на меня широко открытыми глазенками, и его Шум был смешной, светлый, просторный, и в нем был я – тощий и шрам и спящий мальчик – и еще куча всяких теплых милых мыслей про его па и слово папочка повторялось раз за разом и значило што угодно: разные вопрошания про меня, и вот он, папочка, и сказать, што я люблю папочку, и все это в одном слове, звучавшем вечно.
– Здорово, парень, – сказал доктор Сноу. – Джейкоб, это Тодд. Уже проснулся.
Джейкоб очень серьезно на меня посмотрел, засунув палец в рот, потом чуть-чуть кивнул.
– А коза не дает молока, – сказал тихо.
– Правда? – отец встал. – Ну, значит, нам надо пойти и попробовать ее уговорить, а?
Папочка папочка папочка сказал Шум Джейкоба.
– Я разберусь с козой, – сообщил мне доктор Сноу, – а потом пойду к остальным старейшинам.
Я все никак не мог оторваться от Джейкоба. Который точно так же таращился на меня.
Он совсем близко, ближе, чем детишки в Фарбранче. И он такой маленький. Я што, тоже когда-то был такой маленький?
– …я приведу старейшин сюда, и мы вместе подумаем, как ты можешь нам помочь, – продолжал тем временем говорить его отец, потом умолк и молчал, пока я не посмотрел наконец на него. – И как мы можем помочь тебе.
Шум у него был честный, искренний, серьезный. Уверен, он и правда так думает. А еще я уверен, што он ошибается.
– Возможно, – с улыбкой сказал доктор Сноу. – А возможно, и нет. Ты еще даже деревни не видел. Пошли, Джейк. – Он взял сына за руку. – На кухне есть еда. Бьюсь об заклад, ты проголодался. Через час вернусь.
Я дошел с ними до двери, проводил взглядом. Джейкоб – все так же с пальцем во рту – оглядывался на меня, пока они с отцом не вышли из дома.
– Это сколько… вот это? – спросил я вслух, все еще глядя им вслед. – Я даже не понимаю, сколько ему.
– Ему четыре, – отозвалась Виола. – Он мне сам сказал, наверное, раз восемьсот. Как-то маловато, чтобы за козами ходить.
– Только не в Новом свете, – покачал головой я.
Обернулся. Виола стояла руки в боки и смотрела на меня внимательным взглядом.
– Иди поешь, – сказала она. – Нам надо поговорить.
33Карбонел Даунс
Она отвела меня на кухню, такую же чистую и светлую, как спальня. Река так и бежала снаружи, птицы Шумели, музыка…
– Што это вообще за музыка? – Я подошел к окну и выглянул наружу.
Мне то и дело казалось, што я ее почти узнал… но, если прислушаться, это была одна сплошная путаница: звучали голоса, они менялись местами с другими голосами, все это ходило кругами само вокруг себя.
– Это из громкоговорителей в основном поселении. – Виола вынула из холодильника тарелку холодного мяса.
Я сел за стол.
– У них там што, праздник какой?
– Нет, – ответила она (как будто на самом деле сказала «погоди у меня»). – Не праздник.
Она взяла еще хлеб, и какой-то оранжевый фрукт, какого я никогда в жизни не видел, и еще красного цвета напиток со вкусом ягод и сахара.
Я вгрызся в еду.
– Ну, рассказывай.
– Доктор Сноу – хороший человек, – начала она, как будто это мне было знать важнее всего. – Он правда очень хороший и добрый и очень много сделал, чтобы спасти тебя, Тодд. Честно.
– Ага. И в чем же тогда дело?
– Эта музыка играет круглые сутки. Весь день и всю ночь. – Она смотрела, как я ем. – Тут, в доме, ее едва слышно, но в поселении ты собственных мыслей не слышишь.
Я помолчал с полным ртом хлеба.
– Прямо как в пабе.
– В каком пабе?
– В пабе в Прен… – Я вовремя заткнулся. – Так, а откуда мы, по ихнему мнению?
– Из Фарбранча.
Я вздохнул.
– Придется соответствовать. – Я откусил от фрукта. – Там, откуда я, в пабе всю дорогу крутили музыку, штобы заглушить всеобщий Шум.
Она кивнула:
– Я спросила, зачем они это делают, и он сказал: «Штобы мужские мысли оставались их частным делом».
Я пожал плечами:
– Жуткий гам получается, но в этом есть свой смысл. Один из способов справиться с Шумом.
– Мужские мысли, Тодд, – сказала она. – Мужские. И, если помнишь, он сказал, что старейшины придут и обратятся к тебе за советом. Под ними он тоже имел в виду мужчин.
Мне в голову пришла ужасная мысль:
– У них што тут, тоже все женщины умерли?
– Нет, женщины здесь есть. – Она покрутила в руках нож для масла. – Очень чистые. Готовят. Рожают детей. Все живут в большом бараке за городом, откуда не смогут лезть в мужские дела.
Я положил полную вилку мяса.
– Я уже видел такое, когда искал тебя. Мужчины спят в одном месте, женщины в другом.
– Тодд, – сказала Виола, не отрывая от меня взгляда, – они меня просто не слушали. Ни единого моего слова. Ничего, что я говорила про армию. Называли меня «малышкой» и только что по головке не гладили. – Она скрестила руки на груди. – И единственная причина, по которой они собираются говорить хотя бы с тобой, это то, что на дороге стали появляться караваны беженцев.
– Уилф, – вырвалось у меня.
Она обежала меня глазами, читая Шум.
– А. Нет, его я здесь не видела.
– Так, погоди-ка. – Я проглотил еще немного красного напитка; такое впечатление, што у меня годами ни капли во рту не бывало. – Как мы оказались настолько впереди армии? Как так вышло, што я тут уже пять дней валяюсь, а нас еще не захватили?
– Мы провели в лодке полтора дня. – Она поковыряла ногтем што-то в столешнице.
– Полтора дня, – повторил я. – Получается, мы проплыли много миль.
– Очень много миль, – подтвердила она. – Я просто плыла по течению, даже не гребла. Слишком боялась останавливаться в тех местах, которые проплывала. Ты мне не поверишь, чего я насмотрелась… – Она отвлеклась, умолкла, качая головой.
– Голые люди и стеклянные дома? – осведомился я, вспомнив предостережения Джейн.
Она странно на меня посмотрела.
– Нет, – поджала губы. – Просто бедность. Ужасная, кошмарная бедность. Некоторые деревни выглядели так, словно нас там живьем съесть готовы, так что я просто плыла и плыла вперед, а тебе становилось все хуже и хуже, а потом как-то поутру я просто увидела доктора Сноу и Джейкоба на реке – они рыбу