и бежим быстрее… быстрее…
Тум, тум, тум, тум ногами в землю… Бежать, бежать, бежать, бежать…
Мой Шум пыхтит, как мотор…
Не оглядываться… Пять шагов…
Бежать, бежать…
Три…
ТРЕСК!
И Виола падает.
– НЕТ!!! – кричу я…
А она спотыкается об край дороги, летит на другую сторону и переваливается через…
– НЕТ! – снова кричу я и прыгаю за ней…
Мчу носом вперед по крутому склону, едва перебирая под собой ногами, туда, где она катится в…
Нет…
Только не это… Только не сейчас… Не когда мы уже почти… пожалуйста, нет…
Ее тащит к каким-то низеньким кустам на обочине… она с хрустом врезается в них и остается там, в пыли, лицом вниз…
Я едва успеваю остановиться рядом, я почти не управляю своим движением, падаю в этот кустарник на колени, хватаю ее, переворачиваю на спину, ищу кровь, рану, твержу: «Нет, нет, нет…
нет, нет…»
Я почти слеп от ярости и отчаяния и ложного обещания надежды и нетнетнет…
И она открывает глаза.
Открывает глаза, хватает меня, говорит слабо: «Я не ранена! Я цела!»
– Нет? – Я зачем-то ее трясу. – Точно нет?
– Я просто упала. Честное слово, я увидела, как пуля пролетела у меня прямо перед глазами, и упала. Да цела я!
Я дышу тяжело, дышу, дышу…
– Слава богу, – говорю. – Слава богу.
А мир вокруг крутится, и мой Шум вместе с ним.
Она уже подымается на ноги, а следом и я – стоим в кустах и смотрим на дорогу внизу.
Слева с утеса рушился водопад; дорога была сразу и сзади, и спереди, потому што как раз здесь начинала складываться в гармошку и резкими зигзагами спускаться к подножию водопада.
Чистый прострел от и до.
Никаких деревьев, только этот вот самый низкий кустарник.
– Он нас запросто снимет, – сказала Виола, взглядывая вверх, на перевал, где Аарон уже наверняка добрался до берега, шагает через ревущую воду, прямо по ней шествует, пророк наш, штоб его.
– ТОДД ХЬЮИТТ! – снова донеслось оттуда, слабовато из-за грома водопада, но так, будто вся вселенная орала на нас в один голос.
– Тут негде прятаться. – Виола обшаривала взглядом окрестности. – До самого дна – негде.
Я тоже зарыскал глазами по местности. Склоны слишком крутые, дорога слишком открытая, кустов на обочинах зигзага слишком мало.
Да, прятаться решительно негде.
– ТОДД ХЬЮИТТ!
Виола показала наверх:
– Можно попробовать добраться до тех деревьев на вершине холма… Но там слишком высоко…
Я прямо слышал, как надежда умирает у нее в голосе.
Я завертелся по сторонам, глядя, высматривая…
И вдруг увидел.
Маленькая тропинка, тощая, едва видная, отделялась от первого же зигзага и бежала прямо к водопаду. Буквально через несколько футов она исчезала, но я все равно провел взглядом до той точки, куда она, по идее, должна была вести.
Линия эта упиралась в бок скалы.
Под острым углом, в место, почти скрытое под водопадом. В каменную полку или карниз, которого отсюда почти не видать.
В полку под стеной падающей воды.
Я выбрался из кустов обратно на дорогу: тропинка хитро пропала из виду.
Как и сам уступ.
– Что там такое? – спросила Виола.
Я полез обратно, в кусты.
– Вон там, – показал пальцем. – Видишь?
Она прищурилась. Водопад отбрасывал на уступ немного тени, притемняя конец тропы.
– Отсюда ее видно, – объяснил я, – а с дороги – нет. Мы сможем спрятаться.
– Он услышит тебя, – покачала она головой. – И придет за нами.
– Только не за грохотом водопада. И я закрою Шум.
Наморщив лоб, она посмотрела вниз, на дорогу к Убежищу, потом вверх, туда, где в любую секунду должен был появиться Аарон.
– Мы же так близко… – пробормотала она.
Я схватил ее за руку и потащил:
– Идем! Посидим там. Только пока он не пройдет. Только до темноты. Если нам повезет, он подумает, што мы полезли туда, к деревьям.
– Зато если найдет нас, мы пропали.
– А если побежим к городу, он нас пристрелит. – Я заглянул ей в глаза: – Это шанс. У нас будет шанс.
– Тодд…
– Идем со мной. – Я смотрел прямо в нее и со всей твердостью, на которую только был способен, вливал надежду ей в сердце – столько, сколько вообще было в моем собственном. Ты же не оставь… – Обещаю, я приведу тебя сегодня к вечеру в Убежище.
Я сжал ей локоть.
Ты ж не обмани меня…
– Я тебе обещаю!
Она так же посмотрела в ответ, прямо в меня, слушая меня всего, всё вокруг, а потом быстро и резко кивнула, и мы оба кинулись к началу тропки, перепрыгнули через кустарник туда, где она должна продолжаться…
– Тодд Хьюитт!
Он был уже почти над нами.
Мы выбрались на откос прямо у кромки водопада… сзади была стена горы… впереди – стена воды…
Я шагнул к краю… и вынужден был поскорей отклониться назад, прямо на Виолу, потому што камень из-под ног уходил отвесно вниз…
Она вцепилась мне в рубашку и удержала…
А водопад рушился, рушился прямо перед нами и разбивался о твердые, острые скалы внизу…
А полка, ведущая под водопад, – да, она была там… а до нее – целый прыжок через пустоту.
– Этого куска я оттуда не видел.
Виола схватила меня за пояс, а не то мы бы с ней покатились куда глаза не глядят.
– ТОДД ХЬЮИТТ!
Так близко… Боже, так близко…
– Сейчас или никогда, Тодд, – сказала она мне в ухо.
И отпустила.
И я прыгнул.
И оказался в воздухе.
И закраина водопада промелькнула у меня над головой… а я приземлился… обернулся… поймал Виолу, которая уже летела следом, и мы с ней упали спиной вперед на уступ за водой. Вместе.
И остались там, пыхтя и слушая.
Какую-то секунду мы слышали только грохот воды над нами…
А потом, слабо, супротив всему:
– ТОДД ХЬЮИТТ!
Словно за мили и мили от нас.
Виола лежала прямо поверх меня; я тяжело дышал ей в лицо, а она – мне. Так же тяжело.
Мы смотрели в глаза друг другу.
Для Шума тут было слишком громко.
Прошла секунда. Она уперлась руками в пол и встала, потом посмотрела вверх и ахнула.
– С ума сойти, – услышал я.
Перекатился, сам поглядел наверх.
И правда с ума сойти.
Уступ был не просто какой-то там уступ. Он уходил глубоко за водопадом куда-то вдаль. Мы стояли в самом начале тоннеля, одна стена которого была, как обычно, из камня, зато другая – из чистой белопенной воды, несшейся мимо так стремительно, што казалась практически твердой.
– Пошли, – сказал я и зашагал по карнизу дальше, то и дело оступаясь на мокром камне.
Коридор был такой скользкий, што мы старались держаться как можно ближе к другой, скальной его стороне, подальше от этого живого белого грома.
Звук тут был потрясающий. Всепоглощающий, вездесущий, плотный, хоть руками его трогай, хоть зубами грызи.
Такой громкий, што весь Шум пропадал напрочь.
Такой громкий, што тише я себя в жизни не чувствовал.
Мы крались по полке за водопадом, перебираясь через уступы и лужи, в которых росло што-то зеленое. С каменного потолка свешивались корни один бог знает каких растений.
– Тебе не кажется, что вот это похоже на ступени? – прокричала Виола, но голос из-за грохота воды получился совсем тихий.
– ТОДД ХЬЮИТТ!
Словно за полмира от нас.
– Он нас нашел?
– Не знаю, – ответил я. – Не думаю.
Лик утеса был неровен, уступ впереди полого круглился. Мы уже оба промокли насквозь, а вода была холодна, да и цепляться за корни, штобы не упасть, оказалось не слишком легко.
Вскоре карниз резко ушел вниз, расширился, высеченные в камне ступени стали явственней. Это уже была почти настоящая лестница.
Кто-то побывал здесь до нас.
Мы спускались. Вода бесновалась в какой-то паре дюймов. Вот и дно.
– Ох ты! – сказала у меня за спиной Виола.
Я понял, што она тоже смотрит вверх.
Лестница внезапно кончилась, коридор распахнулся в обе стороны сразу, превратившись в пещеру со стенами из воды. Камень уходил далеко вверх над головой, водопад рушился живой дугообразной стеной, словно исполинский дышащий парус, замыкая и стену позади, и пол у нас под ногами. Но «ох ты» было не про это.
– Церковь, – сказал я.
Это и вправду была церковь. Кто-то принес сюда или вырезал прямо здесь из камня четыре ряда простых скамей с проходом посередине, все лицом к камню повыше – кафедре с плоским верхом, на которой проповедник мог стоять и вещать на фоне ослепительно-белой водной стены, низвергающейся с неба на землю. Утреннее солнце превратило ее в сотканное из звед покрывало, разбрасывающее по пещере горсти искр – по всем мокрым поверхностям. На противоположной стене красовались вырезанные в камне большой круг и сбоку еще два, поменьше: Новый свет и его луны, наш новый дом, заповеданный поселенцам Господом, каким-то образом выведенный водоотталкивающей белой краской, почти светящейся на поверхности скалы. Картина взирала на церковь чуть сверху и даже озаряла ее.
Храм за водопадом.
– Она прекрасна, – сказала Виола.
– Она заброшена, – сказал я.
После первого потрясения – не каждый день на ровном месте находишь церковь! – я увидел, што несколько скамей свернуты со своих мест да так и оставлены, а по стенам везде што-то написано… где-то вырезано инструментами, а где-то намалевано той же водоотталкивающей краской, што и картина с Новым светом. В основном всякий бред: П.М + М.А., Уиллц и Шиллц навеки, Оставь надежду всяк сюда чего-то там.
– Дети, – сказала Виола. – Прятались тут, устроили свое тайное место.
– Да? Дети такое делают?
– У нас на корабле была неиспользуемая вентиляционная шахта, в которую мы тайком лазали, – сказала Виола, глядя по сторонам. – Изрисовано было куда хуже, чем здесь.
Мы, раскрыв рот, бродили по пещере. Конек крыши, где вода спрыгивала с утеса, был добрых футах в тридцати над нами, а карниз – футов пятнадцати в ширину.