И все остальные тоже. Мальчики, которых я знал, убивали мужчин, которых я знал, штобы самим стать мужчинами. Если ко дню рождения у мэровых людей был наготове пойманный беглец, што ж отлично. Если не было, они просто брали из города любого, кто им не нравился, и говорили, што он исчез.
Жизнь человека отдавали мальчику, штобы он положил ей конец, сам, без посторонней помощи.
Один мужчина умер – другой мужчина появился на свет.
Все сообщники. Все виновны.
Кроме меня.
– О господи, – прошептала Виола.
– Но мне же предстояло стать другим, да? – поинтересовался я.
– Ты был последним, Тодд Хьюитт, – ответил Аарон. – Последний солдат совершенного войска Господня.
– Вряд ли богу есть какое-то дело до вашей армии, – сказал я. – Положи ружье, Аарон. Я знаю, што должен сделать.
– Но кто ты, Тодд Хьюитт? – Аарон склонил голову набок и еще шире раззявил свою невозможную улыбку. – Вестник ты? Или лгун?
– Прочти меня, – сказал я. – Если не веришь, што я могу это сделать, – прочти.
Он уже был у кафедры, смотрел на меня оттуда, протягивал Шум сквозь грохот водопада, толкал его ко мне, хватал што мог… жертва и совершенный промысел Господень и мученичество святого…
Я слышал.
– Возможно, юный Тодд… – молвил он. – Возможно.
И положил ружье на кафедру.
Я сглотнул и покрепче взялся за нож.
Но он обратил взгляд на Виолу и коротко хохотнул.
– Ан нет, – сказал. – Маленькие девочки попытаются воспользоваться ситуацией, правда?
И небрежно выбросил ружье в стену воды.
Так быстро, што мы даже не увидели, как оно пропадает за краем обрыва.
Но ружья не стало.
Только я и Аарон. И нож.
Он раскрыл руки, раскинул их в стороны… ох ты ж господи, встал в позу проповедника, как у себя на кафедре, дома, в Прентисстауне. Прислонился к кафедре спиной, обратил ладони вверх и очи горе – к белому сияющему своду воды над нами.
Губы безмолвно зашевелились.
Он молился.
– Ты чокнутый, – едва выговорил я.
– Я благословенный, – ответил он.
– Ты хочешь, штобы я тебя убил!
– Неверно, Тодд Хьюитт. – Он шагнул по проходу ко мне. – Ненависть – вот где ключ. Ненависть толкает нас вперед. Ненависть есть пламень, очищающий воина. Солдат должен ненавидеть.
Еще шаг.
– Я не хочу, чтобы ты меня просто убил. Я хочу, чтобы ты умертвил меня из ненависти.
Я отступил.
Мелькнула улыбка.
– Возможно, мальчик обещает больше, чем сумеет сделать.
– Почему? – Еще шаг назад; Виола тоже отступила, назад и в обход, под рельеф с Новым светом. – Зачем ты это делаешь? Какой в этом смысл?
– Господь сам указал мне путь.
– Я уже почти тринадцать лет в этом мире, – сказал я, – и слышал только людей.
– Через людей действует Всевышний, – возразил он.
– И зло тоже, – отозвалась сзади Виола.
– Ах, – промурлыкал Аарон. – Оно еще и разговаривает. Слова соблазна, дабы усыпить…
– Заткнись! – крикнул я. – Не смей с ней говорить.
Я уже миновал последний, самый задний ряд скамей. Вправо, Аарон – за мной, медленный круг. У него руки все так же крестом, мой нож – все так же вперед; Виола сзади, водная морось окутывает все. Пещера неспешно поворачивалась вокруг нас, уступ был скользкий, пронзенная солнцем стена воды сияла белым светом.
Рев, постоянный рев.
– Ты был последним испытанием, – сказал Аарон. – Последний мальчик, который довершит нас до целого. С тобой в армии больше не останется слабых звеньев. Мы воистину станем благословенны. Ежели один из нас падет, Тодд, мы все падем. Все должны пасть. – Он сжал кулаки и снова возвел очи к потолку. – Дабы все возродились! Дабы мы могли взять этот проклятый мир и переделать его…
– Я бы не стал, – перебил я, и он поморщился от досады. – Я не стал бы никого убивать.
– О да, Тодд Хьюитт! И именно поэтому ты такой особенный. Мальчик, который не желал убивать.
Я украдкой глянул вбок, на Виолу. Мы до сих пор двигались по кругу. И мы с Виолой приближались к той его стороне, в которой был вход.
– Но Господу угодна жертва, – продолжал вещать Аарон. – Бог требует мученика. И кто лучше годится для такого особенного мальчика, чем божий глашатай?
– Ничего тебе бог не говорит, – сказал я. – Хотя в то, што он хочет твоей смерти, я, пожалуй, верю.
Глаза у него стали такие дикие и пустые, што меня холод пробрал.
– Я буду святым. – Огонь тлел у него в голосе. – Это мое предназначение.
Он уже дошел до конца прохода и продолжал двигаться вдоль последнего ряда скамей.
Мы с Виолой все еще пятились. Вот почти и тоннель…
– Но как же вдохновить мальчика? – Глаза Аарона были как черные дыры. – Как подвести его к грани мужества?
И его Шум обрушился на меня, гулкий, как гром.
Глаза у меня чуть не выскочили из орбит. Желудок упал в ноги.
На плечи рухнула такая тяжесть, што все силы будто разом покинули тело. Я увидел. Это была фантазия, ложь, вранье, но фантазии у мужчин такие же живые, как их правда, и я увидел ее всю, до последней детали. Он собирался убить Бена. У меня на глазах.
И тем самым принудить меня убить его. Так они собирались добиться своего. Доделать армию. Сделать меня убийцей. Убив для этого Бена.
Заставив меня смотреть.
Пробудить во мне достаточно ненависти, штобы я кинулся убивать Аарона.
В моем Шуме поднялся рокот, достаточно громкий, штобы…
Ах ты етьский кусок го…
– Но тут Господь в милосердии своем подал мне знак. – Аарон смотрел на Виолу; глаза в пол-лица, кровь течет из дыры, откуда раньше торчал острым клювом нос. – Девочку. Дар небес.
– Не смей на нее смотреть! – заорал я. – Не смей на нее глаза подымать!
Аарон поворотился ко мне – улыбка никуда не делась.
– Да, Тодд, да. Это твой путь, и ты пройдешь его до конца. Мягкосердечный мальчик, который не мог убивать. За что же он убьет? Кого будет защищать?
Еще шаг назад. Тоннель еще ближе.
– Когда ее проклятое, злое безмолвие осквернило наши болота, я подумал, что Господь послал мне жертву, что это я должен ее принести. Последний очаг сокрытого зла, который я уничтожу и очищу всех нас. – Он опять свесил голову набок. – Но затем ее истинное назначение открылось мне. – Взгляд на Виолу, снова на меня. – Тодд Хьюитт, защитник беспомощных.
– Она далеко не беспомощна, – предупредил я.
– И тут ты сбежал. – Аарон как будто даже удивился. – Ты сбежал вместо того, чтобы исполнить свою судьбу. – Глаза его взмыли к своду. – Сделав победу над тобой еще сладостней.
– Ты еще не победил, – вставил я.
– Неужели? – Улыбка. – Приди ко мне, юный Тодд. Приди с ненавистью в сердце.
– Приду, – сказал я. – Я сделаю это.
Еще шаг назад.
– Ты был уже на краю, юный Тодд. Тогда, на болоте: нож воздет, я убиваю девочку… но нет. Ты заколебался. Ты ранил, но не убил. А потом я украл ее у тебя, и ты гнался за мной, как я того и хотел, страдая от нанесенной мной раны… но опять недостаточно. Ты выбрал пожертвовать любимым псом, но не видеть, как она страдает. Ты дал мне сломать пополам его живое тело, но не подчинился своей судьбе.
– Закрой пасть! – крикнул я.
Он простер ко мне руки:
– Вот он я, Тодд. Исполни, что дóлжно. Стань мужчиной. – Он опустил голову и уперся взглядом в меня. – Пади!
Я сжал губы.
Выпрямился.
– Я уже мужчина, – сказал.
И Шум подтвердил мои слова.
Он вытаращился на меня… словно насквозь.
И – вздохнул.
Я его разочаровал.
– Пока не мужчина, – обронил Аарон, изменившись в лице. – Может, и никогда не будешь.
Я остался, где был, не отступил.
– Жаль.
И он бросился на меня.
– Тодд! – взвизгнула Виола.
– Беги! – заорал я.
Но нет, я не отступил. Я прыгнул вперед.
И начался бой.
Я метил в него, ножом вперед, он – в меня, но в последнюю секунду я свернул, дал ему влететь всей тушей в стену…
Он развернулся, оскалился, размахнулся ручищей, штобы врезать мне, но я нырнул, рубанул ножом, прорезал ему предплечье, но его это даже не замедлило…
Тут же навстречу мне полетел второй кулак и поймал под челюсть… опрокинул навзничь.
– Тодд! – снова закричала где-то Виола.
Я спиной пришел на последнюю каменную скамью и весьма крепко, но не отключился.
А он уже разворачивался к Виоле…
Которая стояла на нижней ступеньке летницы.
– Беги! – закричал я ей, но у нее в руках был большой плоский камень, и с гримасой натуги и гневным рыком она швырнула его в Аарона.
Он попытался пригнуться и отклонить его рукой, но поймал вместо этого ровно посередь лба и, шатаясь, ловя равновесие, отступил… отступил к передней части церкви – к краю…
– Скорей! – крикнула мне Виола.
Я поднялся…
Но и Аарон удержался на ногах…
Морда вся в крови…
Рот раззявлен в вопле…
Пригнувшись, он пауком прянул вперед, ухватил Виолу за правую руку…
Она отвесила ему яростного тумака левой, испачкала ее в крови…
Он, конечно, не отпустил…
Я уже несся к ним, крича…
Нож наготове…
Но свернул… опять свернул, да, убрал нож в последнюю минуту, просто врезался в него с разбегу.
Мы приземлились на лестницу. Виола дальше всех, я – на Аарона. Он заколошматил меня кулаками по голове, потом подался вперед этой своей жуткой харей и впился мне зубами в открытую шею…
Я заорал, отпрянул, ударил…
Выдрался, пополз на заднице назад, в церковь, держась за горло… Он опять кинулся на меня… Громадный кулачина встретил мой глаз… Голову отбросило назад.
Я закарабкался через ряды скамей к кафедре… Еще удар!
Поднял было руку с ножом, штобы заблокировать его, – лезвием в сторону, да, – но он меня снова достал.
Назад по проходу…
Мокрый камень скользил…
В третий раз его кулак повстречал мое лицо…