Раскидывая комья земли…
Перепрыгивая через кусты…
Спотыкаясь о корни…
Давай…
– Ты только погоди, – твердил я Виоле. – Погоди, слышишь?
Виола стонала на каждом жестком приземлении…
Это значило, што она все еще дышит.
Вниз…
И вниз…
Давай.
Пожалуйста.
Запнулся об какой-то папоротник…
Но не упал…
Дорога…
Кусты…
Дорога…
Ноги выли от этой крутизны…
Кусты, дорога…
Вниз…
Пожалуйста…
– Тодд?
– Держись!
Я добежал до подножия и, не остановившись, ринулся дальше. Она была такая легкая у меня в руках… Такая легкая.
Дорога встретилась с рекой, дорога в Убежище, деревья снова повыскочили из земли, река неслась вперед.
– Держись!
Я мчался по дороге со всей скоростью, на какую только были способны ноги.
Давай. Пожалуйста.
Плавные повороты, острые углы…
Под деревьями, вдоль берега…
Впереди показалась застава, которую я приметил еще с холма, в биноки, – громадные деревянные «Х», наваленные долгими рядами по обе стороны с проходом посредине.
– ПОМОГИТЕ! – закричал я, не останавливаясь. – ПОМОГИТЕ НАМ!
Я бежал.
Давай.
– Я больше не могу… – В голосе у нее уже почти не было дыхания.
– Нет, МОЖЕШЬ! – рявкнул я. – Даже НЕ СМЕЙ сдаваться!
Я бежал.
Укрепления приближались…
и там никого не было.
Там никого не было.
Я проскочил через проем на другую сторону. Остановился, озираясь.
Никого.
– Тодд?
– Мы почти на месте!
– Я не могу, Тодд…
И ее голова упала.
– Нет, МОЖЕШЬ! – заорал я ей прямо в лицо. – Сейчас же ПРИДИ В СЕБЯ, Виола Ид! Держи свои чертовы глаза открытыми!
И она попыталась. Я видел, как она пытается. И глаза действительно открылись, пусть совсем чуть-чуть, но открылись. И я снова бросился бежать, со всех сил, со всех ног. И на бегу я орал:
– ПОМОГИТЕ!
Пожалуйста.
– ПОМОГИТЕ!
Она начала хватать ртом воздух.
– ПОМОГИТЕ НАМ!
Пожалуйста, нет.
И НИКОГО кругом.
Дома стояли запертые и пустые. Земля под ногами сменилась брусчаткой, но все равно никого, нигде – никого…
– ПОМОГИТЕ!
Мои подошвы загрохотали по камням…
Улица вела к большой церкви, деревья расступались. Колокольня мирно взирала с высоты на городскую площадь.
И здесь никого.
Нет.
– ПОМОГИТЕ!
Я вылетел на площадь, пересек ее, озираясь по сторонам, прислушиваясь…
Нет.
Пусто.
Виола тяжело дышала на руках.
Убежище было пусто.
Середина площади.
Ни души.
Не видно. Не слышно.
Я завертелся.
– ПОМОГИТЕ!
Никто не ответил.
Убежище стояло абсолютно пустое. Никакой надежды здесь не было.
Виола начала выскальзывать, и мне пришлось опуститься на колени, штобы ее не уронить. Скомканная рубашка свалилась, я поймал ее одной рукой, прижал на место.
У меня ничего не осталось. Сумка, бинок, книга ма – я только сейчас понял, што бросил все это там, на холме.
Остались только я и Виола, и ничего у нас больше не было в целом свете.
Кровь текла так сильно…
– Тодд? – совсем тихо и неразборчиво пролепетала она.
– Пожалуйста, – глаза у меня набухали водой, голос срывался, – ну пожалуйста.
пожалуйста пожалуйста пожалуйста пожалуйста пожалуйста
– Ну раз ты так мило просишь… – донесся с другой стороны площади голос, даже не потрудившись подняться до крика.
Я поднял голову.
Из-за церкви выходил конь, один-единственный.
С одним-единственным всадником.
– Нет, – прошептал я.
Нет.
– Да, Тодд, – отвечал мэр Прентисс. – Боюсь, што да.
Он медленно, почти лениво ехал ко мне через площадь. Шагом. Безмятежный, невозмутимый, как всегда, ни пятнышка пота на одежде… даже в верховых перчатках. Даже в чистых сапогах.
Такого не может быть.
Такого просто не может быть.
– Откуда вы здесь взялись? – Голос полез вверх. – Как?
– Даже простец знает, што в Убежище ведут две дороги. – Он говорил спокойно и шелково, почти с улыбкой, но все-таки не совсем.
Пыльный хвост. Вчера, на гряде, спешащий к Убежищу.
– Но как? – Я был так ошеломлен, што слова с трудом вываливались изо рта. – Армия, по меньшей мере, в дне пути отсюда…
– Слухи об армии иногда не менее эффективны, чем сама армия, мальчик мой. Условия сдачи были самые благоприятные. И одно из них – очистить улицы, штобы я мог лично поприветствовать тебя в городе. – Он оглянулся на водопад. – Хотя я, конечно, ожидал, што тебя приведет сын.
Я оглянулся – и наконец-то увидел лица. Лица выглядывали из дверей, из окон.
Из-за церкви показались еще четверо всадников.
Я снова устремил взгляд на мэра Прентисса.
– О, теперь президента Прентисса, – сообщил он. – Стоит запомнить и затвердить.
И тут я понял.
Я не слышал его Шума.
Я ничьего Шума не слышал.
– Действительно, – сказал он. – Полагаю, не слышишь. Это весьма интересная история, хотя и не то, што ты мог…
Виола еще немного выскользнула у меня из рук и от этого движения болезненно охнула.
– Пожалуйста! – вскрикнул я. – Спасите ее! Я сделаю все, што вы скажете! Я вступлю в армию! Я…
– Всему свое время, – бросил мэр – наконец-то с легкой досадой.
Одним элегантным движением он спешился и принялся снимать перчатки – по пальцу за раз.
Я понял, што с нами все кончено. Все потеряно. Больше ничего не осталось.
– Как новому президенту этой планеты, – мэр обвел округу плавным жестом, словно показывая мне мир в первый раз, – позволь мне первым поприветствовать тебя в нашей новой столице.
– Тодд? – прошептала Виола с закрытыми глазами.
Я крепко прижал ее к себе.
– Прости меня, – сказал я ей. – Прости, мне так жаль.
Мы сами прибежали прямиком в ловушку.
Выбежали с края мира прямо в бездну.
– Добро пожаловать, – молвил мэр, – в Новый Прентисстаун.
Новый свет
– Ну, вот и он, – говорит мама, и это означает, что крошечная точка, к которой мы приближались уже много недель, которая постепенно росла и превращалась в точку побольше с двумя совсем малюсенькими точками, порхающими вокруг нее, стала больше самой себя, превратилась из точки в диск, сияющий отраженным светом ее, точкиного, солнца, и вот на нем уже видна синева океанов, и зелень лесов, и белизна полярных шапочек… разноцветный диск на фоне черной пустоты.
Наш новый дом. К которому мы летели с незапамятных времен, еще до моего рождения.
Мы первые увидели его по-настоящему, не в телескоп, не на компьютерной карте, и даже не на моих рисунках с занятий по искусству, которые дает Брэдли Тенч на «Бете». А вот так, из рубки, через пару сантиметров лобового стекла.
Мы первые увидели его своими собственными глазами.
– Новый свет, – говорит папа и кладет мне руку на плечо. – Как думаешь, что мы там найдем?
Я скрестила руки на груди и отодвинулась от него.
– Виола?
– Я его уже видела. – Я развернулась и зашагала прочь из рубки. – Потрясающе. Ура. Жду не дождусь туда наконец попасть.
– Виола, – резко сказала мама, но я уже закрыла за собой дверь рубки.
Это скользящая дверь, так что у меня даже хлопнуть ею толком не вышло.
Я дошла до моей крошечной каюты и уже почти успела закрыть и ту дверь тоже, когда в нее постучали.
– Виола? – сказал папа с той стороны.
– Я устала, – буркнула я. – Хочу спать.
– Сейчас только час дня.
На это я ничего не ответила.
– Через четыре часа мы выйдем на орбиту, – сообщил он совершенно спокойно и даже ничуть не сердито. – С двух часов для тебя будет работа.
– Я свои обязанности знаю, – сказала я, но дверь все равно не открыла.
Пауза.
– Все будет хорошо, Виола. – Голос стал даже еще добрее. – Вот увидишь.
– Откуда тебе знать? – огрызнулась я. – Ты тоже никогда не жил на планете.
– Зато, – звук прямо просиял, – у меня просто завались надежды!
Вот оно. Слово, от которого меня уже просто тошнит.
– Это мы! – выдал папа в тот день, когда они сообщили нам новости.
Старался выглядеть серьезно, но я-то видела, что он прячет улыбку. Мы сидели за ужином, и его нога под столом так и подпрыгивала.
– Чего – мы? – спросила я, хотя догадаться было несложно.
– Нас выбрали, – пояснила мама. – Мы – посадочная партия.
– Выступаем через девяносто один день, – добавил папа.
Я уставилась в тарелку, на которой как-то сразу оказалась куча совершенно несъедобной еды.
– Я думала, это будут родители Стефф Тейлор.
Папа задушил смешок. Отец Стефф Тейлор был такой плохой пилот, что едва мог перелететь с корабля на корабль в конвое, не расхреначив при этом шаттл.
– Это будем мы, солнышко, – сказала моя мама… моя мама-пилот, которая была в этом настолько лучше папы Стефф, что уже по одной только этой причине нас и должны были выбрать. – Помнишь, мы об этом говорили? Ты тогда так разволновалась.
Чистая правда. Я действительно ужасно разволновалась, когда они мне сказали, что собираются выдвинуть свою кандидатуру. И даже еще больше – когда Стефф Тейлор принялась похваляться, что ее отца уж точно выберут.
Это была жизненно важная работа. Мы бросим спящих поселенцев и другие дежурные семьи на корабле, а сами улетим в огромный черный космос на маленьком шаттле-разведчике. Конвой до сих пор находился от планеты в двенадцати месяцах пути. Пять месяцев мы проведем в дороге и семь – на поверхности (не только родители будут работать – у меня тоже была задача, своя, особенная). Мы должны будем найти самую лучшую локацию для приземления пяти больших поселенческих кораблей и начать готовиться к встрече.
Но все это было куда увлекательнее, пока это только